Конь В Кимоно

                Конь В Кимоно.
                ( театральная, прокатная версия)


Стою на холме,  глаза с прищуром
Хайра с пробором, зелёная борода
В обчем и целом – кладу с прибором и без
С оным вооружённым и невооруженным
Задумчив, смотрю, посетитель № 999999 в трусах для рестлинга
        на необозримые степей океаны разнотравья
На раздольные просторы, махновские наши
На лбу клетчатое кепи,  в башке – мантра
Внутри – буйный,
        знойный нрав – мечта докторши и совхозницы
На горизонте, где всходит солнце
           маковой, сахарной головкой
С востока подходит
Конь в кимоно, гарцует как на плацу, тихо,
Просительно ржёт – кормлю его с руки,
Крошками шоколада и сыра, и яблоком
Знаете шоколад штатовский, херши – аутентичный,
           а сырок – косичка, сулугуни
Зверь становится на дыбы, волнуется, колышется
Опускается на бабки махина, 
         помню колени у лошадей – бабки
Приглашает присесть…

Очнулся уже поутру, неподалёку трасса
Справа – тюрьма, колония местная
Лежу у реки, на спине, на тёплой глине
Во рту - прикус волчий и привкус глинтвейна
Юркие ласточки проносятся мимо ныряя
в  норки, на обрыве, не знаю, как называются
Реально – захлёбываюсь от позитива, восторга
Рвотных масс с барбитуратами
          и творога с изюмом, вчера угощался
Фу - ух, ну хоть что-то помню, остальное стёрто
С востока, из тумана, вышла жёлтая лошадь
Присмотрелся – давешний, вчерашний –
Конь В Кимоно, подошёл ко мне
И радостно так, заливисто эдак, ну да – заржал
Он же мустанг, иноходец, блин
          а не таксист - маршруточник, с Малиновского
Запросто, по-свойски, что старый знакомец.
Шарю в карманах, по идее там могли быть
         ну camel без фильтра, или галеты с роллами
Не стану вам врать – там вообще ничего не было
         они были " с мясом" оторваны
Даже ключей от моего мопеда «Карпаты»
Ни запястий, ни лезвий, ни шейки, ни верёвки
А ну была одна у меня, одинёшенька, за ухом
Поломанная, тут я крепко уж призадумался
И светило вроде вышло, да и опять померкло
Тучами всё заволокло, бурлацкими, погремело
И молнии, всё, шаровые и как ятаганы,
         как татарские сабельки с хвостами сатанинскими
Знаете, такие, там, где стрелочки на кончиках…

А Конь В Кимоно рядом застыл, узду изгрыз, статуя
Вплотную приблизился,  аж дрожит – так просится
Так неупокой – попрыгивает да сбруей бряцает
Завлекая присесть… Короче, не удержались мы
Очнулся уже на месте, в госпитале, после операции
После лоботомии, в кресле-каталке на колёсиках
         ни рожна, ни пса, ничегошеньки не помню…

Но иногда – летними сумерками,  когда кричит
Чёрный дрозд и цветёт первоцвет, когда шумят
Синие волны тёплого моря накатывают на сосны
Бастиона, а иногда в полный, в мёртвый штиль
Когда выпь на болотистых топях, прозревает и
Макаки-резус и павы в джунглях учиняют котовасию и
Мне становится одновременно и плохо и хорошо и ничто
У меня случается истерика, но заодно и релаксация,
Редко и вдруг - я начинаю где-то припоминать…
Чёрное, с огнём, в пламени небо,  протуберанцы в небесах
Или наоборот, сполохи-звёзды, повсюду одни только цикады-звёзды и
Пронизывающий до пота и дрожи ветер, светящиеся клочья
Туч с облаками, перепуганная птица луны в рампе и тёмные,
Всасывающие фигуры, всадников во тьме, в пустоте
На бешеных скакунах с горящими, налитыми кровью очами
С россыпью салютов искр из под копыт, пронзающих небосвод
Впереди сам Вотан*, величественен, но чуть строг и мрачен
С ним древние маги и витязи разных культур и тонкие сущности,
          младшие, ангелоподобные духи
Как-бы в помочь, вроде на подхвате, что твои санитары
А дальше, совсем жутко, караул – души, живые людские души падшие
Пронзённые будто острыми дротиками, грехами, как подбитые лани
Летят, парят к нам со всех сторон, и с другой стороны обратных сторон
Влекомые страшными и непреодолимыми силами светопреставления
И воют, плачут – любого пола, расы и возраста, до грудничков
И эти все нарты, кирасиры, вся камарилья кромсает их мечами, секирами
моргенштернами, косами, пиками и доками-гэ, давит лошадьми-чудовищами,
          но самое неприятное, впереди...
Когда их, окровавленные, бренные тела подбирают эти тонкие
Столь странные, начинается подлинная расправа, да такая глубокая
Что самые отчаянные из нас, отборные сорвиголовы в ужасе
Отворачивают перекошенные лица, не в мочи, не в силах уже сдержаться
Уносятся прочь, на этой призрачной кавалерии от охоты и грешников…
Стон и хруст сливаются во что-то одно, столь мерзкое и невыносимое
Что обычно, на этом месте, если конечно не прикреплён,
Я разбегаюсь от одной стены к другой
          и с надсадом, разбиваю всмятку лоб о камни…

И проваливаюсь, кубарем в траву, в безоблачные грёзы, где я,
Конь В Кимоно, и много, очень многие, но не слишком много
          не толпа, а уютная кают-компания
Весёлых, симпатичных друзей, говорим, пьём, снова пьём, беседуем, читаем,
Поём, стреляем по мишеням, курим, музицируем, любим и не ссоримся
          и увидели мы, что это хорошо…


 июнь, 2014.
* - бог, он же Один в германо-скандинавской мифологии.