Дятел

                Владимиру Мазаеву

Ветки длинные дрожали,
Мох пружинил под ногой.
Долго шли мы, горожане,
Заповедною тайгой.

Не охотники – бродяги,
А тайга черным-черна,
И берданка – для отваги –
На троих у нас одна.

Всё слышнее гомон птичий,
В кроны косо бьёт заря.
Не добыли мы добычи,
Откровенно говоря.

Мне шипит приятель слева:
- Я сдержать не в силах гнева!
Ты мазила, молвить к слову,
Не попал бы и в корову!

- Разве ты охотник, право, -
Говорит приятель справа, -
Садишь пули, бога нет,
Как в копейку, в белый свет!

Не стерпел я эту пытку.
- Ну, держитесь, остряки!
Шаг вперёд, ружьё навскидку,
Синий гром слетел с руки.

Дёрнул чёрт меня хвалиться!
Не во сне, а наяву
Дятел, праведная птица,
С ветки падает в траву.

И товарищ, стоя рядом
В сразу стихнувших кустах,
Поглядел недобрым взглядом,
Хмуро выдохнул: - Мастак…

Словно вздох, в тиши закатной
Проплыла по соснам дрожь.
Я и рад бы, да обратно
Пулю в дуло не вернёшь.

Я убийца и предатель
И, должно быть, потому
Ты мне снишься, пёстрый дятел,
Камнем канувший во тьму.

В лес входил я без испуга,
И до выстрела того
Он встречал меня, как друга
Дорогого своего.

Расстилал поляны ягод,
Ставил чаши родников,
Подводил – бери хоть на год –
К тихим стойбищам грибов.

А с тех пор – скажи на милость! –
Тяжкий груз в душе несу,
Будто что-то изменилось
В этом сумрачном лесу.

И когда травою росной
Пробираюсь наугад,
Неприветливо и грозно
Сосны старые шумят.

На рассвете, на закате ль,
Иль в полдневной синеве –
Всё я вижу: бьётся дятел
На испуганной траве.

И в лесном суровом гуле
Слышу, сдерживая дрожь:
- Если вылетела пуля,
Пулю в дуло не вернёшь…