Душа моя жестоко ранена

Душа моя жестоко ранена.
Я не могу спокойно спать.
Чтоб весь народ был каторжанином –
Такое можно ли понять?!

В тот день, согнав народ подавленный,
Под окрик стражи, блеск штыков
Врагами были все объявлены.
Все. От детей до стариков.

Затем загнали их в товарные
Вагоны длинных поездов.
И потянулись дни кошмарные
Длиною в дюжину годов.

В одежды люди зябко кутались.
Был брошен дом. Оставлен скот.
Зима тогда стояла лютая:
Декабрь, сорок третий год.

И паровозы оглушительно
Неслись, ревя, сквозь даль и ширь.
Жестоким был и утомительным
Тот путь в советскую Сибирь.

В вагонах ветры дули сильные.
И холод адский донимал.
И умирали люди ссыльные
Из тех, кто болен был и мал.

А их, несчастных, когда паузы
В пути случались на часок,
Спешили выгрузить в пакгаузы –
И снова курсом на восток.

Тринадцать лет в тоске по родине
Провел в Сибири наш народ.
Какие годы были пройдены –
Страданий, голода, невзгод.

Сносил он в муках унижения
Бездушных сталинских чинуш,
Слова их, полные презрения,
Их взгляды – леденящий душ.

Но что народу были берии
В дни беззакония и смут,
Когда и в дружбе, и в доверии
С ним был простой российский люд.

И всем друзья делились поровну
И твердо знали наперёд,
Что их клюющим черным воронам
Расплата скорая придет.

Она пришла. «Вождя» и «гения»,
И свору верных его псов
Двадцатый съезд за преступления
Судил как истинных врагов.

Был теплый день. Цвели акации.
Сибирь – за дымкой голубой.
Оставив там лежать полнации,
Калмыки ехали домой.