Вечерние стихи 10. 12. 2014

ХУДОЖНИК

Творец, как шатун, одинок —
Дырявою шкурой подбитый,
Пока подобру не умолк,
Ревет меж землей и орбитой.

Сдыхать, задыхаться, дышать,
Юдоли развинченной скалясь...
В певца, что в дымящий ушат,
Любовь и мороз намешались.

Творец как рубин одинок
И в бархатной тлеет рогоже.
Но вот дребезжанье, звонок,
Один, долгожданный, и, может —

Ее... —
       но в ответ — лишь укор —
Упрек из больничного рая...
Был скуп и двулик приговор:
Чтоб нежность — лучина сырая —
Зашлась на мятежном юру,
Слова обращая в полову:
— Останься — молю подобру.
Застынь и живи — поздорову.

И вновь одинок, словно перс,
Забытый в слащавом кальяне —
Соловый, запетый и без
Хромого гроша на аркане,
Он выйдет в ноябрьскую грязь,
Прохожих хребтом задевая,
Юродствуя и молясь...

И вырастет ночь заревая,
Когда он зареван, хмельной,
Воскреснет над всею страной...
 
НОЧЬ

Когда лежат дрожащие ветра,
Струят дымы смертельные постели
В полнеба островами серебра... —
Ты — нежный отсвет дикого костра,
Домашнее сокровище метели.

Об невесомый пух твоих волос
Ломая гребни, крылья, поцелуи,
Твои ладони слабые балую
В своих руках...
                Но, чтоб ни довелось
Нам пережить,— мы жаркие кладбища,
Мы тянемся, как тени по стеклу
К родным ветвям, несомые во мглу,—
Там наши души, бережны и нищи.

И ночь как нож, голима и остра,
Где Рождество, где мы, где ты любила,—
Тогда в тебе очнулась Черубина*  —
Последней страсти юная сестра.

О том, что жизнь тосклива и добра,
Сопит сверчок и важно потухает,
И сохнут губы тихими стихами,
И пляшет снег на кончике пера.

* Черубина де Габриак – знаменитая мистификация ХХ века в русской поэзии.
 
ПРЕДСКАЗАНИЕ

Приковали меня к белокудрой земле,
Приказали — дрожи воробьем в январе,
И ни звука, ни яда, ни взгляда.
Но из полых глазниц помутнелого дня
Светлый лебедь огня ниспадет на меня,
Обнажая страну снегопада.

Я прочел календарь мой на честном ветру:
Свою боль раздарив, на прощанье умру
В чистом поле пурги вороненой,
Потому, что Россия до рези в глазах,
И морозной вороной дымят на кострах —
Погорелою белой вороной.

Я стою пред столпом необорной реки —
Боже, грохот твой синь и шаги широки,—
Грянь разъять мою плоть до предела!..

Я уже ничего не умею шептать,—
Лишь дыханье шуршит в закаленную гладь,
Чтоб стеклянная грудь каменела...