Дети Бога - полная версия...

ДЕТИ     БОГА…

ГЛАВА 1.

БУМАГИ ЛИСТ — ТАИНСТВЕННОЕ  ПОЛЕ …

Бумаги  лист — таинственное  поле...
В  твоей  бездонной  детской  чистоте
Таится  мир,  не  знающий  неволи,
Где  в  вечной  и звенящей  высоте

Таятся символы, неясные  движенья,
Намек,  подсказка, тайные  мечты,
Неторопливость; где природа  постиженья
Не  терпит  лжи, не  знает  суеты.

Не  торопись... В  двухмерности  листа
Такая  жесткость, теснота, определенность,
Неясность  цели, слов, и  неспроста
Определенность  не  являет  завершенность...

Живи  во  мне. Я — цель  и  смысл  дороги,
Я — добрый  дом… Живи, играй, расти.
Мои  жильцы — и  счастья, и тревоги…
Я  грешен, брат; коль  можешь, то  прости.

Мои  слова — не  бред, не  святотатство,
Их  темен  смысл. Не  знаю  до  сих  пор,
Творю — иль  разрушаю  братство
И  отнимаю  волю  и  простор —

И  для  чего? Чтоб  пара  глаз  пустых
Скользила, шарила  и  грубо  раздевала
Не  фразы, не  слова, не  этот  стих,
А  хрупкость  жизни, тонкое  начало?..

Но  будет  так, как   будет  и  как  было —
Огромная, неясная, стоящая  над  всем,
Всевластная  неистовая  сила
Рождает  жизнь, круженье  вечных  тем,

Скольженье  мысли, замысла  и  дела...
Как  нас  влечет, как  миллионы  лет
К  душе  стремится  разум, к  жизни — тело,
Незнанье — к  знанию  и  к  ждущему — ответ.

Бессмысленно  твердить  одно  и  то  же
И  все  трудней  отыскивать  предлог
Для  говоренья — так  разительно  несхожи
Слова  и  мир,  что  принял  и  сберег…

Мой  яростный огонь, пылавший  много  лет,
Стихает, гаснет, и в вечерней  тишине
Рождается  спокойный  чистый  свет,
Подобный  сну  солдата  на  войне,

И  кажется, вот-вот  обет  молчанья
Приму, смиряясь  с  истиной  простой:
Свобода, свет и тяготы  познанья
Не совместимы  с  мелкой  суетой.

Давно — не  знаю, здесь  или  когда-то —
Когда  был  молод, дерзостен  и  смел,
Я  волей Старшего, мечом  Отца и Брата
В  слепой  гордыне  переделать  мир  хотел —

И  пал  в  боях... Но  мудрость осторожно
Склонилась, тронула,  и  был  ее  совет:
«Оставь  надежды — это  невозможно.
Ищи  себя — важнее  дела  нет…»

И  я  пошел, уж  больше  не  мечтая
Об  общем  благе, сказочных  мирах,
И  боль была, путь,  и  труд  без  края,
И  радость, и  тоска, и  темный  страх...

Я  был  открыт, и ночь  меня  щадила,
И  тайный  свет  пленительной луны
Мерцал  в  окне, и  вновь  к  себе  манила
Звезда  волхвов  и  Вифлеема  сны...

Полумрак  пел  и  смутным  очертаньем
Неведомых  миров, зверей  и  птиц
Таился  в  тишине  сокрытых  знаний,
Полуулыбке, трепете  ресниц,

В  полусловах  и бережном  касаньи
Далеких  мыслей, шепчущих  идей,
В  присяге  верности  тому, Кто  вне  названья,
Вне  имени,  вне  мира,  вне  людей,

Вне времени, вне  истин  тьмы  и  света;
Тому,  Кто  в  таинстве  проснувшейся  души
Творит  миры, тому,  Кто вечно  ждет  ответа
В  тебе  самом, плохи  иль  хороши

Твои  слова, мечты, улыбка, тело;
В  немыслимой  огромности  того,
Что есть предел, не  знающий  предела
Движения  тебя — тебя  лишь  одного...

Звучала песня, далека  и  невозможна,
И  жизнь, по-новому  прекрасна и светла,
В  окно  мое  стучала  осторожно,
Делилась тайной, снова в путь  звала...

Я  выходил, и  в странном  сочетаньи
Ушедших  дел  и  канувших  времен
Ложились  под  ноги  дороги, судьбы, знанья,
Виденья  прошлого  и  шелесты  знамен…

Менялся  ритм, но  прочная  основа
Скрепляла  мир, и  в  облике  одном
Сплетались,  таяли  и  возникали  снова
Уже  живым, но  не  рожденным  сном

Пространства  сказок,  небылей  и  былей,
И  красная  безумная  луна
Качала  мир;  тревожный  запах  пыли
Пропитывал  дороги,  имена,

И  люди, выходившие  с  рассветом
В  обычный  мир  непознанных  причин
Горели  тусклым  отраженным  светом,
Вплетаясь  в  мир  бездушностью  машин;

Спала  неправильность  в  домах, киосках, крышах,
Но  правильным  сияньем  озарен,
Иным  был  мир  и  повеленьем  свыше
Открыт  безмерностью  незамкнутых  сторон,

Особой  сутью  жизни  и  живого…
И  деревце, обнявшее  меня,
Так  было  зелено, так  чисто  и  здорово,
Как  этот  день, как  смысл  и  радость  дня...

Цветы… Домашние, лесные, полевые,
Цветы  на  склонах  каменных  громад-
Цветы  земли, созвездия  живые,
Слова  и  звуки, бесконечный  сад,

Бегущий  вдаль, и праздничной  одеждой
Укрывший  мир — растерянный, больной,
Цветы  мечты, и  веры, и  надежды,
Цветы  любви  далекой,  неземной...

Ажурный  мостик, камни  и  журчанье,
Плывущих  листьев  тихий  хоровод —
И  снова, снова  в  странном  сочетаньи
Здесь  все  мосты, и  бег  далеких  вод,

И  камни  все,  и  листья,  что  ложились
На  гладь  воды  и  здесь, и  где-то  там,
И  все  слова, что  здесь  произносились,
И  все  слова, что  я  придумал  сам,

И  северо-восток, и  юг, и  запад,
Моря  и  горы, осень  и  зима,
И  вся  Болгария, и  горький  дымный  запах
Седой  полыни  скифского  холма...

Шаги  неслышны...Тихо  растворяюсь
В  сияющей  плывущей  глубине...
Аз  есмь... Молчу... Лечу... И  не  пытаюсь
Понять — я  в мире  или  мир  во  мне...

Все  выше, выше... Мир  слепой  надежды
Уходит, тает, и  дрожит  далекий  свет
Не-слов, не-мыслей... Сброшены  одежды
И  нет  вопросов — лишь  один  ответ

На  все  вопросы, горести, сомненья,
На  страхи  и  ошибки  прошлых  лет —
Единый  мир  не  знает  растворенья
Себя  в  ином — он  суть, в  которой  нет

Ни  принужденья, ни  приказа, ни  насилья,
Ни  святости, ни  мудрости, ни  слов,
Ни  покаяния, ни  тяжкого  усилья —
Лишь  смысл  земли  и  истина  миров,

Дыхание  свободы  и  касанье
Иного  времени — вне  сроков  и  границ,
Пространство  жизни, разум  и  сознанье
Того, пред  Кем  не  надо  падать  ниц.

Вода  и  воздух… Первое  крещенье,
Роса  на  лицах, листьях, и пора
Идти  к  воде  и  вновь  просить  прощенья:
Отец  суров, да  мать  всегда  добра,

Мать  терпелива... Поздно  или  рано
Коснется  день  сияющим  лучом,
И  снова  будут  воды  Иордана
И  белый  голубь  над  твоим  плечом...

Сними, вода, усталость  и  незнанье!
Войди  туда, где  в  чистой  глубине
Твои  друзья, веселые  созданья,
Хохочут, фыркают  и  плещутся  во  мне,

И  кажется, не  я  плыву  в  обьятьях,
А  суть  моя,  извечна  и  вольна,
Плывет  в  тебе... Поверь, мы  снова — братья:
Вода  и  воздух, солнце  и  луна,

Мы  вместе, и  в  великом  узнаваньи
Себя  во  всем,  что  дышит  и  живет,
Я — воздух, я — стремленье  и  дыханье
Земли  и  неба, слово  и  полет,

Я — путь,  я — то,  что  вечно  длится,
Труд  и  награда,  пахарь  и  поля...
Волна  качает, искажает  лица,
И  тихо  в  воду  входят  тополя,

В  ожившие  легенды  и  преданья,
Где  Шервурдский  седой  могучий  лес
Вот  так  же  шел, не  веря  в  наказанье,
И  грозный  лик  грозил  ему  с  небес...

Не  вечно  лето — скоро,  очень  скоро
Пробьют  часы, и  холод  ноября
Коснется  писем, чувствований, взоров,
И  птицы  вспомнят  теплые  края

И  улетят, и  в  день  благодаренья,
Что  есть  у  каждого  и  в  жизни,  и  в  судьбе,
Мы  будем вспоминать, просить  прощенья,
Благодарить—  и  вновь  идти  к себе,

И  плыть, как  тот  корабль  бумажный,
Что  плохо  скроен, да  надежно  сшит,
По-детски  беззащитный  и  отважный,
Плывет  себе — не  тонет,  не  горит...

А  там — февраль,  и  я  седьмой  десяток
Начну  не  с  единицы,  а  с  нуля —
В  нем  тайный  смысл,  непознанный  порядок,
И  мир  иной,  и  небо,  и  земля,

Бог,  дьявол,  преисподняя,  нирвана,
И  год  козы, и  время  перемен,
И  путь  апостолов, и  правда  Иоанна,
Что  в  рождество  коснулся  наших  стен,

И  полюбил,  и  полюбился,  и  остался
Со  мной,  во  мне... Но  только  с  давних  пор
То  улетал,  то  возвращался
Мой черный гость, мой ворон «NEVER  MORE»...

И  снова  в  нескончаемом хорале
Дрожала,  билась  огненная  нить,
В  которой  создавались,  умирали
И  снова  начинали  где-то  жить

В  немыслимых  мирах  и  измереньях,
Не  освещаемых  ни  солнцем,  ни  луной,
Мои  мечты, надежды  и  прозренья —
Осколки  прошлого,  что  раньше  были  мной...

Проклятье  «NEVER  MORE»... Река  забвенья
Сметала  разум  и  грозила  стать
Бессмысленностью  вечного  движенья,
В  котором  не  отдать, не  передать

Ни  сыну,  ни  ученику,  ни  другу
Свой  путь  и  свет... В  безумии  больном
Кричало:  «NEVER  MORE!»  и  шло  по  кругу,
Лишая  смысла  труд,  мечту  и  дом...

Ложилась  ночь,  но  в  бесконечном  небе
Родился  свет,  и  голос  прозвучал:
«Ты  вечен,  ты  во  мне,  вине  и  хлебе,
Что  Я  когда-то  миру  завещал»...

Никто  той  истины  не  видел  и  не  мерил,
Никто  не  вечен,  и  в  начале  всех  начал
Я  усомнился,  дрогнул,  не  поверил,
Как  многие,  кто  знал — да  не  узнал…

Я уходил... Безмолвно,  отстраненно,
Не  ведая,  к  началу  иль  к  концу,
А  зной  давил,  и  солнце  исступленно
Меня  наотмашь  било  по  лицу,

И  старый  ворон  каркал  и  смеялся,
И  кровь  кипела  в  лабиринтах  вен,
И  рвался  мир,  и  снова  замыкался
Кольцом  безжалостно-тупых  бетонных  стен,

И  сотни  рук  тянулись  и  хватали,
Горячий  воздух  рвал,  давил,  душил,
И  город  полнился  дыханьем  мертвой  стали,
И  предавал,  и  клялся,  и  грешил...

Лишала  слабость  веры  и  сознанья,
Но  по  утрам,  сомнения  забыв,
Я  повторял  как  гимн,  как  заклинанье:
«Я  предан, чист,  уверен  и  правдив,

Чистосердечен,  искренен,  надежен...», —
И  снова  шел,  пока  хватало  сил,
И  снова  звал,  и  вновь  души  и  кожи
Касался  свет,  и  снова  я  просил

Подсказки,  помощи — и  снова  в  море  света
Купался,  нежился,  а  где-то  подо  мной
Катилась  древняя  и  странная  планета,
И  улыбался  вечный  мир  земной,

И  пели  звезды,  и,  освобожденный,
Сверкающий,  очищенный  родник
Дарил  водой,  и  вновь  не  побежденный,
Шел  я — бессмертный   вечный  ученик —

Печальный,  радостный,  счастливый  и  смятенный,
Нашедший,  потерявший,  непростой,
Пропащий,  потерявшийся,  найденный,
Веселый,  нестареющий,  босой,

Не  знающий, не  нужен  или  ценен,
Алмаз  иль  пепел, тьма  иль  свет  во  мгле —
Никто  не  свят,  никто  не  совершенен
На  этой  древней  каменной  земле...

Нещадно  бит  на  дальнем  полустанке
За  умный  вид  и  дерзкие  слова,
Я  принял  все,  а  участь  ваньки-встаньки
Не  так  легка,  как  видится  сперва.

Все  дарится,  и  все  приходит  свыше,
И  будет  день,  когда  я  путь  земной
Отдам  Тому,  Кто  ведает  и  слышит,
А  Он  отдаст  тому, кто  станет  мной.

Когда  он  будет,  день  последний  лета?
Моя  судьба — мой  проводник  земной —
Лишь  улыбается,  и  снова нет  ответа:
Вопрос  не  мой,  да  и ответ  не  мой.

Пусть  кто-то,  кто  имеет  полномочья
Вести  полки,  командовать  отбой,
Не  торопясь,  поставит  многоточье
Под  неоконченной  и  ждущею  судьбой...

*** 

ГЛАВА 2.

СТРАЖ ПОРОГА.

День  угасал, слабел… Крылами  ночи
Укутан,  убаюкан, в  тихий  сон
Скользил,  летел,  неотличим  от  прочих —
Обычный  день  в  привычности  времен.

Стихали  звуки,  гасли  окна,  пеленою
Ложился  дым,  и  было  суждено,
Чтоб  в  эту  ночь  над  сонною  землею
Горело  лишь  одно  мое  окно.

Я  долго  ждал,  и  лунною  тропою,
Пространством   детских  позабытых  снов
Вошел  в  меня  прекрасною  мечтою
Далекий   свет  и  тихий  властный  зов.

Я  уходил — на  время  иль  навечно,
Не  мне  решать, а  где-то  в  никуда
Катился  мир,  азартный  и  беспечный,
И  забывались  долгие  года,

В   которых  жизнь  на  множество  движений
Дробилась,  рвалась,  не  желая  стать
Единым  символом и сутью  восхожденья,
Искусством  верить,  мыслить,  убеждать,

Дарить  и  помнить…  Плыли  отголоски
Забытых  споров,  песен,  чьих-то  слов,
И  были  так  неярки,  так  неброски
Дела  и  встречи,  пиршество  и  кров;

Идеи,  что  извечно  умирали
В  тисках  ума,  друг  друга  не  узнав;
Ребенок-разум,   позабытый  на  вокзале,
Душа,  лишенная  родителей  и  прав;

Особый  мир,  где  жили,  как  умели —
Кто  в  камере,  кто  в  собственной  судьбе,
Кто  в  истине,  душе  и  крепком  теле,
Кто  в  духе,  кто  в  обмане,  кто  в  нигде...

Я шел,  не  ведая  пути  и  направленья,
В  немеренной  земле,  в  неведомом  году,
Не  зная  принципа  и  скорости  движенья,
Не  понимая,  почему  вообще  иду

К  порогу  дня,  к  истоку  тьмы  и  света,
Чьи  берега  безмерно  далеки,
Где  путь  рождает  вечный  знак  запрета —
Ладонь  в  движении  взметнувшейся  руки:

«Остановись!  Есть  истина  предела
Для  каждого, кто  двигался  и  жил.
Твой — здесь,  и  вечности  нет  дела
До  песен  и  стихов,  что  ты  сложил,

До  разума,  страдания,  блаженства...
Ответь  мне,  человек,  что  скрыто  в  том,
Что  есть  душа  и  жажда  совершенства,
И  что  есть  ты,  и  что  в  тебе  самом?

Ты  отстранен... Зачем?  Неужто  мало
Тебе  людей,  цветов,  любимых  лиц?
Несчастлив... Почему?  И  где  начало
У  одиночества?  Где  сумерки  границ

И  где  границы?  Неразрывной  связью
Все  связано — большой  и  тот,  кто  мал...»
«Я  мал,  но  я  переболел  боязнью.
Устал  бояться.  И  надеяться  устал…»

«Ты  знаешь  веру?» — «Вера  есть  дыханье;
Никто  не  знает,  как,  зачем,  когда
Она  приходит  в  разум  и  сознанье,
В  стихи  и  песни,  жизнь  и  города...»

«А жёсткость, твердость?» — «В твердости железной
Сокрыта  слабость.  С  временем  времен
Она  рассыплется  и  ржою  бесполезной
Покроет  мир,  отравит  жизнь  имен...

Слаба  и  жесткость.  Истинность  природы
Не  в  ней;  неистовый  напор —
Лишь  видимость.  Удачи  и  невзгоды
Сметают  гордого.  Лишь  воля  и  простор,

Лишь  вера  жизни  в  теле  и металле
Рождают  силу.  Воздух  и  вода,
Земля  и  пламя  служат  доброй  стали,
Мечу  героя — не  железу  палача.

Алмаз  необработанный  невзрачен —
Лишь  мастер,  видящий  сокрытое  внутри,
Поймет,  как  сложен,  как  неоднозначен
Исходный  уголь,  что  сияние  зари

Несет  в  себе  и  стойкостью  безмерной
Готов  поспорить  с  вечностью  самой,
И  свет  освободит,  и  силой  верной
Наполнит  грань — и  углерод  немой

Заговорит,  и  станет  невозможность
Возможностью...Так  было,  и  не  раз.
Рука  и  свет,  прозрачность  и  надежность,
Вода  и  пламя,  пепел  и  алмаз...»

«Ты  хорошо  сказал.  Но  в  чем  призванье?
Что  далее?  Скажи,  к  каким  мирам
Тебя  влекут  и  вера,  и  сознанье?
Чего  ты  ждешь?  Чего  желаешь  сам?»

«Я  не  отвечу... Истинность  ответа
Сокрыта  в  бездне  следствий  и  причин,
В  непостижимой  тайне  тьмы  и  света,
В  Отце  и  Сыне — если  был  тот  Сын...»

«БЫЛ  СЫН!!! Был  день  и  боль  прощанья,
И  сад,  и  чаша... В  истине  тех  дней
Вы — отблеск  неизбытого  страданья,
Лишь  тени,  сыновья  тех  сыновей,

Которым  крест  и  жертва  не  по  нраву...
Он был, тот Сын!  Но  не  было  и  нет
Другого  Сына,  кто  имел  бы  право
Сказать:  «Доколе  в  мире  Я — Я  миру  свет.»

Карать?  Наказывать?  Отмстить  и  уничтожить?
Иль  разделить,  и  в  битве  двух  сторон
Остаться  в  стороне?  Число  умножить
Тех  светлых,  в  ком  живет  и  дышит  Он?

Иль  суд  устроить?  И  опять,  как  прежде,
Карать  и  миловать?  Иль  осенить  крестом
И  жизнь,  и  смерть,  дав  вере  и  надежде
Достроить  начатый  и  освященный  дом?

Или  обрушить  тяжкий  молот  власти
На  неразумных,    утопив  в  крови
Всецелое   единой  ради  части
И  вновь  решать:  «to  be  or  not  to  be»?

«Твои  слова  понятны…  Боль  безмерна
И  нет  ошибки… Странно,  но  тогда...
Творец — заложник  сотворенного?»
«Неверно! Так не было нигде и никогда!

Ты  не  поймешь... Дыханием  единым
Они  наполнены  и  в  жизни,  и  в  судьбе.
Собою  жертвовать  легко,  но  Сына
Отдать  на  поругание  толпе,

Не  ведая  того,  убил  иль  в  вечность
Продлил,  и  мучаться,  не  в  силах  угадать
Исход  борьбы,  и  верить  в  бесконечность,
И  снова  ждать... Безмерно  долго  ждать...

Ты  возражаешь: жертва—не  вершина
И  крест—не  свет...Тогда  ты  мне  скажи:
А ты  б отдал единственного сына?»
«Но  у  меня...» — «Я  не приемлю лжи!

Не  лги!  Не  отвечай... Белее  мела
Лицо  твое,  и  руки,  торопясь,
Сплетают  крест,  и  каменеет  тело,
Не  в  силах  потерять  ту  часть,

Без  коей  тело  жизни  суть  безвестный
Случайный  слепок... Надобно  понять—
Отец  земной  не  есть  Отец  Небесный.
Вам  этой  боли  не  понять  и  не  принять...»

«Не  нам  судить… Пусть  в  памяти  единой
И  канувших,  и  будущих   времен
Живут  любовь  Отца  и  жертва  Сына...
Но  я — не  ты,  а  ты — отнюдь  не Он...»

«Пусть  будет  так… Теперь  скажи  иное:
Ты  любишь  камни.  Почему?  К  чему?  Зачем?»
«Они — живое  воплощение  покоя,
Основа  мира,  вечных  тем

Хранители... И  в  мире,  где  я  прежде
Родился, жил, живет и до сих пор,
В  текучей  несменяемой  одежде
Слагает  Камень  песнь  долин  и  гор,

И  дно  морей,  и  древних  храмов  лики,
И  пыль   дорог,  и  суету  домов,
И  память  памяти  безвестных  и  великих
Творений  прошлого,  и  легкий  бег  мостов,

И  сад  камней,  в  котором  суть  живого...
Все — в  тайне  Камня... Видимо,  не  зря
Дед  был  Петром;  а  что  же  до  второго,
Он  звался  Николаем,  и  моря

Его  носили  долго,  хоть  на  суше
Погиб,  пропал... Но  Николай  Святой
Пропащие  просоленные  души
Берет  к  себе,  когда  окончен  бой...

А  я — я  многое: вода,  и  лед,  и  пламень,
И  храм,  и  дух,  и  свет,  и  снег  в  горах;
Я — Одиссей,  Гомер,  Эллады  камень,
Я  вечный  странник  в  мире  и  мирах...»

«Все это  так;  однако  лишь  немногим
Дано  увидеть  и  дано  понять
Своих  камней  и  судьбы,  и  дороги,
И  уж  совсем  немногим — их  поднять.

ВОТ  ТВОЙ...»

*** 

ГЛАВА 3.

САД ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ КАМНЕЙ,

Я  оглянулся.  Глыбой  серой
Вздымался  и  качался  за  плечом
Мой  Камень  жизни... Ни  умом,  ни  верой
Не  наделен,  ни  гербом,  ни  мечом,

Ни  красотой,  ни  детским  обаяньем:
Бесформен,  не  крещен,  не  знаменит,
Он  жил,  мечтал — и  полнился  дыханьем
Сокрытой  жизни,  что  сама  себя  творит

И  яростным  усилием  сжигает
Ненужные  избытые  черты,
И  создает,  и  снова  разрушает
В  непостижимой  жажде  красоты,

И  совершенства,  и  гармонии,  и  дела...
Я  видел,  как  в  великой  мастерской
Те  Камни  осторожно  и  умело
Обтесывались  мудрою  рукой

И  становились  тем,  что  было  скрыто
И  тем,  чем  предстояло  вскоре  стать.
Их  было  множество — и  целых,  и  разбитых,
Их  невозможно  было  сосчитать...

«СМОТРИ  ЕЩЕ:»

Крутым  туманным  склоном
Легло  пространство;  в  синеве  густой
Запело  песней,  зазвучало  стоном,
И  криком  яростным,  и  вечною  тоской,

И  жаждой  битвы... По  крутым  дорогам,
По  новым  и  исхоженным  путям
Катили  люди  Камни,  но  порога
Не  достигал  никто...И  кто-то  уставал,

Ложился;  кто-то  в  гневе
Грозил  кому-то,  падал  и  вставал,
И  слал  проклятия  Творцу,  Адаму,  Еве,
И  день,  когда  родился,  проклинал;

А  кто-то  спал,  уютно  обнимая
Свой  Камень,  и,  не  ведая  греха,
Извечные  проблемы  ада,  рая
Решал  во  сне... А  этот — выбирал

И  долго  медлил;  тот — сама  отвага;
А  этот — пал  под  тяжестью  оков;
Творил  поэт,  и  корчилась  бумага,
Сожженная  огнем  великих  слов...

Шептал  Угасший: «Зеркало  обмана,
Круженье  Майи... Не  было  и  нет
Ни  мира,  ни  меня — одна  нирвана,
Небытие,  нежизнь,  несмерть,  несвет...»

Иной  глупец,  присвоив  Камень  малый,
Крушил,  ломал,  надеясь  расколоть
Мир,  как  орех;  безумный  и  усталый
Беднел,  скуднел,  и  каменная  плоть

Кричала,  дергалась,  безмерно  умножая
Боль  малого,  большого — и  всегда
Обрушивалась,  тяжко  погребая
Обоих — и  стремилась  в  никуда...

Учил  мудрец,  как  Камни  эти  надо
Объединить  и,  гору  сотворив,
Шагнуть  на  небеса—тогда  награда
Найдет  бескаменных, сияньем  озарив...

Толкал  упорный,  весь  в  поту  и  мыле,
Прикованный  навечно,  ничего
Не  зная,  не желая;  тучи  пыли
Ложились  на  другого;  а  того

Не  волновали  тайны  ада,  рая,
Он  просто  жил,  невинный  и  простой,
От  любопытства  вечного  сгорая,
Скакал  и  полнился  веселой  суетой...

Здесь  было  многое  избыто  и  забыто,
На  склонах  тех,  и  не  было  важней
Дороги  той,  давным-давно  открытой
В  саду  времен,  в  Саду  Людских  Камней...

«Теперь ты видел»... «Все  же  я  посмею спросить:
А  так  ли  высока...» — «Ты  понял  Принцип  Камня,
Суть,  идею; сам  Камень,  как  и  ты, Внизу  пока...»
«Я  думал  не  о  том...» «Я  знаю... О  невозможном...
 
Часто  у  людей по  лезвию,  над  пропастью, по  краю
Лежит  тропа  в  высокий мир  идей,
Где  слиты  воедино лед  и  пламень...
Бог  может  все, но  может  ли  создать
Из  всех  камней такой  огромный  Камень,

Который  сам  не  сможет приподнять?»...
«Ответа  нет...» — «Нет,  есть.  Понять  несложно:
Пришедшему  дорогою  богов и  ставшему  лишь
Богом — невозможно… Возможно  для  того,

Кто  семью  семь  кругов прошел,  и  воцарился,
И  низложен самим  собой; кто  испокон  веков
Не  покорен,  не  взнуздан, не  стреножен,
Не  пал,  не  предал; кто  врагов

Простил  давно;  тому, кто  сущность  Бога
Принял  в  себя, но  собственную  суть
Отдал  другим... Тому,  кто  ждал другого —
Другого,  кто  продолжит мир  и  путь...

Возможно  для  того, кто  жил  в  надежде
Продолжить  свет и  в  новом  свете  дня
Сказать: «Вот  Тот, который прежде
Меня и  встанет впереди меня...»

А  Камни  те,  что  так  тебя  тревожат...
Напомню  лишь — не  надо  говорить:
«Мы—дети  Авраамовы», — Бог  сможет
Из  сих  Камней  для  Авраама  сотворить

Детей  и  внуков... Все,  пора  прощаться.
Иди  назад. Немало  важных  дел
Ждет  претворения,  и  очень  может  статься,
Что  твой  предел  отныне — не  предел...»

«Темны  слова  твои... Но  снова   возвращаться
Так  горько,  так  неправильно... Опять
Взрослеть,  решать — и  снова  ошибаться,
Искать  вслепую  то,  что  надо  знать»...

«Нельзя  понять  того,  что  так  невнятно
Звучит  и  выглядит,  а  получить  ответ
Хотели  многие... И  шли!  Да  вот  обратно
Никто  не  приходил — их  просто  нет...»

«Вернется  верящий  в  себя,  в  мечту  и  чудо;
Забывший  все — не  будет  позабыт.»
«Тогда  иди. Препятствовать  не буду.
Пусть  будет  так… Вместивший да вместит...»

Я   снова  шел,  и  с  каждым  шагом новым
Стихала  память... Странный,  неземной
Ложился  мир — непознанный,  суровый,
И  таял  прежний  за  моей  спиной...

*** 

ГЛАВА 4. 

СТРУИЛОСЬ ВРЕМЯ…

Струилось  время — медленно,  безгласно...
В  обьятьях  полусна  и  тишины
Я то ли был, то ль не был, и напрасно
Ко  мне  взывали  голоса  и  сны…

Мерцало  неба  пышное  убранство,
И  где-то  там,  во  мне  и  вне  меня,
Косматое  дрожащее  пространство
Творило  лики  ночи,  лица  дня,

Звучала  музыка,  и  сумрачное  Слово
О  чем-то  плакало,  страдая  и любя...
Я  снова  засыпал,  и  слышал  снова,
И  снова  жил,  не  ведая  себя.

Так  длилось  долго,  бесконечно,  несказанно,
Пока  в  ночи  сполохами  огня
Не  вспыхнул  вдруг далекий,  долгожданный,
Забытый  ритм  сияющего  дня,

Ложился  песней,  звонкою  капелью,
Дробился,  падал  синею  стеной
И  укрывал  февральскою  метелью
Того  меня,  кто  скоро  станет  мной,

Того  меня,  кто  вскорости  продолжит
Мой  долгий  путь  и,  может  быть,  во сне
Меня  увидит,  потеряет  иль  умножит,
Того,  кто  не  узнает  обо  мне,

И  не  узнает  в  новом  воплощеньи
Ни  рук  моих,  ни  песен,  ни  лица —
Мы  будем  жить,  но  в  разных  измереньях,
Друг  в  друга  падать,  падать  без  конца...

*** 

ГЛАВА  5. 

Я, СУЩИЙ ИЗНАЧАЛА…


Ты  начал жить,  и  я  слегка  гордился
Тобой,  собой,  и  первые   слова
Твои  твердил — как  будто  сам  родился! —
Как  будто  на  тебя  имел  права...

Шло  время…  Я  уже  не  удивлялся
Твоим  поступкам,  мыслям,  и  со  мной
Ты  схожим  был, но  все  же  отличался:
Я  и  не  я,  и  прежний,  и  иной...

Ты  сам  решал,  но  странным  притяженьем
Тебя  влекло  к  погибельным  местам
Моих  ошибок,  к  прежним   прегрешеньям,
В  которые  не  раз  я  падал  сам,

И  падал  долго... Иногда — иное:
Ты  чувствовал  опасность,  и  тогда
Шел  правильно  и  верно,  но  покоя
С  тобой  не  ведал  я  нигде  и  никогда.

Я  не  корил,  ведь не  был  ты  виновен
Ни  в  жизни,  ни  в  ошибках,  ни  в  судьбе;
Моя  вина — так  сложен  и  неровен
Был  путь  и  мир,  что  завещал  тебе...

Я  часто  звал,  но  ты,  увы,  не  слышал;
Я  только  знал,  а  ты  имел  права;
Я  был  с  тобой,  но  повеленьем  свыше
Грехи  твои,  болезни  и  слова

В  душе  моей  кричали  и  болели,
И  паутиной  каменных  морщин
Ложились  на  лицо  и  жили  в  теле,
Но  я  терпел... Ты  дожил до  седин...

Я  был  твоей  свечой  у  изголовья,
Твоей  иконой,  стражем  у  дверей,
Хранителем  душевного  здоровья
И  кораблем  таинственных  морей,

Я  словом  был,  и  верой,  и  надеждой,
И  тем  путем,  который  ты  дарил
Не  мне — ТОМУ, КОТОРЫЙ  ПРЕЖДЕ,
И  снова  НЕ  МЕНЯ  благодарил...

Ты  был  свободен... Тайного  совета
Не  слышал... Разрешенья  не  спросив,
Ты  выбирал,  а  я  кричал:  «Не  эта!..
Вон  та!!.» — Смешно… Не  знал,  что  я  ревнив...

Ты  прожил  долго,  и  когда  пора  настала
Расстаться  с  миром, за  твоей  спиной
Был  снова  я —

Я,  СУЩИЙ ИЗНАЧАЛА
И  ПРИНЯВШИЙ  ТЕБЯ... Опять  со  мной,

В  моих  ладонях,  добрых  и  надежных,
Ты  отдыхал,  и,  слышимы  едва,
В  твой  чистый  сон  спокойно,  осторожно
Вплетались  дивные  и  вечные  слова,

И  снова,  как  в  забытом  детстве,
Я  пел  тебе  о  звездах  и  мирах,
О  тайне  жизни — сказочном  наследстве,
С  Синем  Доме  на  семи  ветрах...

Потом  ты  уходил,  и  снова  рядом
Манящей  неизведанной  тропой
Мы  шли  и  шли,  и  не  была  парадом
Дорога  жизни: снова  мир  и  бой,

Любовь,  надежда,  боль  и  расставанье,
И  новые  дела  и  города,
И  встречи  новые,  и  долгие  прощанья,
Вокзалы,  самолеты,  поезда...

Ты  снова  жил... Цветы,  деревья,  травы,
Поступки,  люди,  песни  и  мечты
В  тебе  звучали,  и  рождались  главы
Великой  книги,  где  и  я,  и  ты

Менялись  так  стремительно  и  скоро...
Ты  рос,  творил,  и  в  мире  бытия
Был  сам  себе  надежда  и  опора —
И  мне,  который  собственное «Я»

Давно  забыл... Все  ближе,  ближе
Мы  становились... Зарастал  провал,
И  день  настал,  и  ТЫ  МЕНЯ  УСЛЫШАЛ...
Нет,  более — ТЫ САМ МЕНЯ ПОЗВАЛ!

Так  неуверенно,  так  робко,  осторожно...
И  я  ответил,  хоть  не  мог  понять,
Как  невозможное  становится  возможным,
Как  сохранить, продлить,  не  потерять

Столь  тонкой  связи,  где  мои  советы
Не  могут  ни  помочь,  ни  помешать,
Как  обойти  суровые  запреты,
Коль  права  не  дано  их  нарушать,

Как  принять  боль  твою,   ошибки  и  удары,
И  неумение  терпеть,  и  суету,
И  груз  сомнений,  и  бесчисленные  кары,
И  усложненность,  и  святую  простоту,

Как  уберечь  играющих  беспечно
У  края  пропасти,  суметь—и  рассказать
О  темной  силе,  пребывающей  извечно,
С  которой  НИКОГДА  нельзя  играть,

Как  обьяснить,  что  в  этом  темном  мире
Такая  мощь,  такая  красота,
Что  он  влечет,  зовет,  и  шире,  шире
Распахивает  крылья  пустота,

И  песнь  ее,  всесильна  и  крылата,
Летит  над  миром, в  каждое  окно
Стучит,  зовет... Открывшим  нет  возврата,
Удел  погибших — черное  вино...

*** 

ГЛАВА 6. 

ПЕСНЬ ЧЕРНОГО ОГНЯ.

Но  ты  не  верил  мне — неосторожный,
Беспечный,  непослушный... И  тогда
Случилось  то,  что  стало  невозможным
Предотвратить... Не  горе,  не  беда —

Куда  страшнее... Черная  отрава
Клубилась,  пела,  тысячью  имен
Ложилась  слева,  обступала  спрва,
И  серым  саваном  отринутых  знамен

Укутала,  приникла,  запылала
Немыслимым  вневременным  огнем,
Взметнула  руки  вверх — и  зазвучала
ПЕСНЬ  ТЕМНОГО  ОГНЯ... Кипела  в  нем

Всеболь, всесмерть, всетлен, всерасставанье,
Всеневозможность, всеконечность, всебеда,
Всемощь кричащего больного всесознанья,
Всевечность, всетщета, всеникогда...

Я  знал  ее  всегда,  и  видел  снова,
Как,  поднявшись  из  бездны  бытия,
Любовь  и  ненависть  свое  творили  Слово...
Я  знал  любовь,  но  ненависть  моя

Была  безмерней,  жертвенней,  светлее...
Ты  уходил  и  таял  чьим-то  сном,
А  силы  две,  от  ярости  немея,
Сошлись  в  тебе — опять  в  тебе  одном...

Ты  погибал,  слабел... Когда  не  греют
Ни  солнце,  ни  любовь,  живой  цветок,
Морозом  обожженный,  тихо  тлеет,
И  клонится,  и  падает  у  ног —

И  гибнет... Гаснет  солнечный  огонь,
И  жизнь,  великая  надежда  и  награда,
Кричит: «Не тронь меня... Пожалуйста... Не тронь...
Не  надо  света... Ничего  уже  не  надо...»

И  не  спасти,  и  не  помочь... До  срока
Избыл  цветок  и  песнь  свою,  и  свет...
Но  я  рванулся  вниз  в  объятья  рока,
Презрев  законы,  отменив  чужой  запрет,

И  руки  опустил,  рыча  от  боли,
В  костер  пылающего  Черного  Огня,
Чтоб  вновь  спасти  от  смерти,  от  неволи…
Кричал  и  корчился,  и  в  черном  лике  дня

Перебирал  сгоревшими  руками
Золу  и  пепел,  чтобы  отыскать
Святой  Огонь,  негаснущее  пламя,
Которым  ты  хотел — и  должен! — стать...

И  я  нашел... В  обугленных  ладонях
Держал,  и  дул,  и  пламя  умножал,
И  песню  пел  о  пропасти  и  конях,
И  не  спешить  их  снова  умолял,

И  взял  в  себя... И  сердце  от  ожога
Остановилось,  дернулось,  — и  вновь
Забилось  ровно... Новая  дорога
Легла  сквозь  это  пламя,  боль  и  кровь...

Ты  спрашивал: «Учитель,  я  был  болен?..»
А  я  молчал,  не  в  силах  рассказать,
Что  нет,  не  болен... Это  я  был  болен,
А  ты  почти  что  умер... Но  опять

Живешь. И  долго  знать  не  будешь,
Что  это  я — родил  и  согрешил,
Но  я  же  спас... И  скоро  позабудешь
Избытый  грех... И  я  про  то  забыл,

Что  грех  Отца  теперь  лежит  на  Сыне,
Забыл  про  то,  что  руки  у  меня
Теперь  уже  не  те — они  отныне
Черны  по  локоть  от  того  Огня,

Что  чуть  не  сжег.... Не  ведал  и  иного —
Что  Темной  Песни   злые  семена
В  меня  вошли  реальностью  Другого —
Того,  сгоревшего... Что  будет  так длинна

И  жизнь  его,  и  мука,  и  печали,
Что  боль не  стихла,  ненависть  жива,
Что  черный  мир  пожаров,  войн  и  стали
Уже  готов  вступить  в  свои  права...

Не  знал!  Не  верил!!  Не  хотел... И  все  же
Я  чувствовал,  что  не  было  добрей,
Что  не  было  счастливей  и  дороже
И  боли  той,  и  памяти,  и  дней...

Любовь  и  боль... Великое  страданье —
Не  самоцель,  не  средство,  не  кумир...
Любовь  и смерть — они  напоминанье:
Спасая  одного,  спасаешь  мир —

Мир  одного,  любимого... Другие
Не  так  любимы,  и  любви  на  всех
Не  хватит... Все  создания  живые
Живут  в  любви,  но  нелюбовь — не  грех,

А  пепел  жизни,  вечное  незнанье,
Полумрак,  сон,  не  наступивший  день,
Где  нелюбимый — горе  ожиданья,
Нелюбящий — бессмысленная  тень...

Грехи  познанья… Старую  отраву
Мы  с  детства  пьем.  Она  горька  для  всех,
Но  есть  одна — горчайшая — по  праву:
Предательство  любви  есть  первый  грех...

Забытые  слова  извечной  пьесы —
Из  жизни  в  жизнь,  из  века  в  новый  век
Всегда  одно:  «Париж  ценнее  мессы»...
Учись  Любви — на  то  ты  ЧЕЛОВЕК.

*** 

ГЛАВА 7. 

СВОБОДА  ВЫБОРА.

А  жизнь  все  шла,  не  ведая  покоя,
Но  вот  в  привычной  мерности  шагов
Возникла  пауза:  теперь  вас  стало  двое,
И  семью  семь, и сорок  сороков...

Я  привыкал,  и  различить, который
Есть  первый,  кто  второй,  а  кто  восьмой,
Уже  не  мог,  и  улыбался,  слыша  споры
О  том,  кто  старше,  кто  умней,  кому  Домой

К  Отцу  идти,  кому  пока  остаться,
Кто  недостоин,  кто  достоин... Так  во  мне
Возник,  зажил  и  начал  воплощаться
И  дом,  и  мир,  в  чьем  хлебе  и  вине

Был  Я... ОНИ... Во  мне  же  постепенно
Творилось  множество, где  «я» (уже  не  Я)
Все  рос,  все  расширялся — и  мгновенно
Вознесся  ввысь... Так  первая  семья

Утратила  единство,  первозданность...
Прошли  века,  и  старшие  ко  мне
Уже  не  возвращались. Эта  странность
Меня  тревожила,  пугала... Лишь  во  сне

Я  видел  их  и  слышал,  и  касался,
И  все  прощал, — и  на  чужой  порог
Все  приходил  и  звал,  и  вновь  стучался,
И  никогда  так  не  был  одинок...

Свобода  выбора — и  дар,  и  наказанье.
Я  сделал  свой  и  отказался  быть
Бессмертным  образцом  для  подражанья,
Судьей  тому,  что  начинало  жить

Уж  не  во  мне,  со  мной — совсем  иначе,
Чем  я  хотел,  мечтал,  хоть  не  тюрьму
Я  строил,  не  огонь,  не  стены  плача —
Лишь  СУТЬ:  по  образу  и  сердцу  моему...

Я  снова  ждал,  наделся,  и  слышал
В  тяжелом  звуке  бьющихся  сердец
Всегда  одно — то,  первое,  и  выше
Мне  счастья  не  было... По-прежнему  Отец

Я  был  ему... А  что  до  многих —
Того  не  знаю... Тысячи  причин
Творили  Нового  Отца  в  иконах  строгих
И  в  новом  разуме,  и  в  тысячах  личин.

Сгущалось  время... Странные  движенья,
И  мысли  странные,  и  странные  дела
Творились  в  мире,  множа   отраженья
Меня — и  НЕ   МЕНЯ,  и  проросла

Трава  забвенья,  ненависти,  злобы,
И с  именем  кого-то  на  устах
Шел  брат  на брата — и  сгорали  оба,
И  черною  волной  вздымался  страх,

И  убивали,  лгали,  предавали
Во  имя  высшего... Как  принять,  как  понять,
Откуда  в  этот  новый  мир  попали
Слова  и  звуки,  о  которых  знать

Мог  я  один?  Как  страшная  отрава
Могла  взрастить  такие  семена,
Что  я  лишился  голоса ( и  права!)
Решать,  подсказывать... Ошибка?  Иль  вина?..

«Во  имя  высшего...» Чужие  имена
Напитывались  силой,  оживали,
И  мир  дрожал,  и  в  бездну  бездн  без  дна
Катился  сам,  подобно  той  медали,

Где  «Богу — Богово»  истерто,  позабыто,
Где  кесарь  узурпировал  права
На  все  и  вся,  где  истина  сокрыта,
Оболгана,  а  власть  всегда  права...

Я  им  кричал:  Безумцы,  оглянитесь!..
И  вспомните!!. Да  разве  для  того
Пришли  вы  в  мир?  Одумайтесь,  проснитесь,
Поверьте  МНЕ,  В  МЕНЯ, а  не  в  него..

Ведь  он — НЕ  Я!!!»…  Они  не  понимали...
«Нет,  это  ТЫ,  и  Именем  Твоим
Мы  старый  мир,  предав  огню  и  стали,
Разрушим,  и  на  камнях  сотворим...»

Я  замолчал... Бессмысленны  советы
Тому,  кто  глух... В  обиду,  как  в  тюрьму,
Я  заключил  себя,  поскольку  в  мире  этом
Избыт,  смешон,  не  нужен  никому...

И все же ждал — письма, касанья, знака —
Но только слышал, слышал без конца,
Как бесконечно долго, горько плакал
Мой бедный сын, лишившийся отца…

*** 

ГЛАВА  8. 

ГОЛГОФА.

Я  вновь  творил — не  Словом  и  не  кровью,
И  жизнь,  рожденная  на   тысячах  планет,
Была  не  образцом  моим  и  не  подобьем —
Моей  мечтой,  в  которой  ясный  свет

Являл  пространство,  музыку  и  слово,
Многообразие,  где  помощь — не  борьба,
Где  жизнь — не  тлен,  познание — основа,
Где  ум — не  раб,  а  труд — не  труд  раба.

ЕДИНСТВО  ЖИЗНЕЙ... Истинно  не  схожих
С  той,  прежней,  что  теперь  жила  во  мне
Как  тяжкая  ошибка,  боль — и  все  же
Как  часто  видел  я  ее  во  сне...

Я  был  доволен?  Счастлив?  Не  отвечу...
Не  знаю... Только  память  тех  времен
Меня  тревожила  и  предрекала  встречу,
Борьбу  непримиримых  двух  сторон,

И  снова,  снова  в  тяжком  изумленьи
Я  чувствовал — ложится  чья-то  тень
На  новый  мир,  и  вечное  движенье
Пошло  назад,  и  ночь  сменила  день,

И  чьим-то  странным  диким  повеленьем
Свободные  доныне  существа,
Предав  себя  и  преклонив  колени,
Шептали  страшные  безумные  слова —

И  грянул  гром... Извечною  тропою,
Приняв  все  почести  и  щедрые  дары,
Безумье  шло  и  темною  волною
Сметало  старые  и  новые  миры,

И  рушились,  как  ветхие  ступени,
Права,  законы;  обращались  в  прах
Под  шагом  исполинской  темной  тени
Мечты  о  мире  в  гибнущих  мирах...

И  СНОВА,  СНОВА,  как  уже  бывало,
Я  был  убит,  и  проклят,  и  распят,
И  била ложь  отравленным  кинжалом
Того,  кто  снова, снова  виноват,

И  снова  звали  и  просили,  и  на  плечи
Мне  взваливали  с  криками «Прости!..»
Свой  тяжкий  крест,  и  громоздили  речи
О  вновь  пришедшем,  чтобы  мир  спасти...

А  эти  видели  и  знали,  но  молчали;
А  те,  припомнив  позабытый  ад и  рай,
Шли  крестным  ходом,  заклинали,  умоляли
Меня — МЕНЯ! — «Приди  и  покарай!!.»

И  я  обрушивался  в  яростном  паденьи
Туда,  где,  догоревшие  дотла,
Стонали  и  кричали  в  исступленьи
Мои  прообразы,  и  лики,  и  тела...

Я  падал  внутрь  себя,  и  распадались
Осколками  неверия  и  вер
Миры,  пространства,  люди,  и  кончались
Все  истины,  и  рушился  барьер,

Где  я  пылал,  сжигая,  разрушая
И  сотворяя  вновь,  и  все  не  мог  найти
Конца  той  пропасти  без  имени  и  края;
Спасал — и  все  никак  не  мог  спасти,

И  возрождался  в  вере и  надежде,
И  снова  умирал  и  воскресал,
И  слезы  лил,  и  снова,  как  и  прежде,
Карал  себя,  и  сам  себя  прощал,

Благословлял,  и  снова  слал  проклятья,
И  рушился,  и  вновь  вставал  с  колен,
И  умолял... Но  вновь  в  мои  обьятья
Ложился  мертвый  мир,  и  прах,  и  тлен...

Я  изнемог... Безликость  темной  силы
Была  непостижима.. Я,  живой,
Стоял над пропастью, над времени могилой,
И  слышал…  Никогда никто другой

Того  не  слышал  и не  знал... Безмерно  малый,
Охваченный  безумною  тоской,
Я  слышал  СЛОВО — то,  что  изначала
Взорвало  мир,  отняв  его  покой...

Я  отрекался... Я  кричал:  «Не  может
Разумное  живое  существо
Карать  и  миловать,  не  знать — и   множить
Свое  нечистое  больное  естество,

Не  может  жить,  топча  и  убивая
Само  себя,  карая  лишь  за  то,
Что  в  нем  любовь  и  ненависть,  сгорая,
Сплавляют «ВСЁ» в  извечное «НИЧТО»,

За  то,  что  жизнь  и  смерть  ему  дорогу
Торят  короткую,  где  высшие  права
Даны  другим,  за  грех  уподобленью  богу —
Хоть  мы  не  боги... Падали  слова,

И  возвращались,  и  звучали  долгим  эхом,
И  отзывались  в  мире  и  во  мне
Далеким,  безнадежно  горьким  смехом,
И  гаснул  свет  в  единственном  окне,

И  я  увидел,  как  крутой  дорогой
Шли  мрак  и  боль... Как  подошел  и  встал
У  ног  моих,  у  моего  порога
ДРУГОЙ — сгоревший,  черный... Я  узнал

СВОЕ  лицо,  собравшее  все  шрамы,
Всю  боль  и  ярость,  что  в  себе  держал
Сын  ненависти,  раб  безумной  драмы,
Где  я — творил,  а  он — уничтожал…

Где  я  молчал,  от  горести  немея
При  виде  этого  меня — и  не  меня...

*** 

ГЛАВА 9.

ПРИМИРЕНИЕ.

«Послушай,  Водолей,  сын  Водолея,
Мою  историю... Я  тоже— Сын  Огня —

Не  светлого,  а  темного... Так  сталось
На  перекрестках  канувших  веков —
Ты  взял  живую  воду,  мне  досталась
Другая — мертвая вода, и  я  таков,

Каков  я  есть. И  не  исправить
Закона  этого.  И,  если  нет  тебя —
Есть  я,  и ,  если  ты  оставишь—
Я  прихожу... Ты  хочешь  жить, любя, —

И  любишь! — да  мала  и  бесполезна
Любовь  твоя,  и  на  исходе  дня
Ты  угасаешь,  и  тогда  из  бездны
Я  вновь  иду  туда,  где  ждут  меня,

Ждут  те,  которых  ты  забыл  и  бросил...
Они  же — не  забыли... А  мечты
Твои  пусты — они  не  плодоносят,
Пока  есть  темный  я  и  светлый  ты...

И  нам  идти  над  пропастью  по  краю
От  ночи  к  ночи,  от  утра  к  утру —
И  нет  пути  иного...». —  «Есть. Я  знаю.
Да  только  он  тебе  не  по  нутру...»

Он  понял,  и  гримасой  исказилось
Его  лицо,  и  дернулась  щека
Кривой  улыбкой:  «Все же  сбылось
Пророчество...». Так  медленно  рука

Его  к  моей  тянулась... И  дрожала,
Как  и  моя... Коснулась... И  тогда
Пронзила  боль  и  тяжко  застонала
Вселенная, и  слово:  «НИКОГДА»

Горело,  плавилось,  и  в  пламени  едином
Рождалось  новое... Не  свет,  не  темнота —
Сошлись  навеки  два  Огня,  два  Сына,
И  затворило  прошлое  врата...

*** 

ГЛАВА   10. 

ПРОБУЖДЕНИЕ,

Минула  вечность... Иль — ВЕКА... Не  знаю...
Не  стало  времени... В  великой  тишине
Струилась  жизнь,  качая,  обнимая
Меня — и  тех, которые  во  мне...

ПОКОЙ... Особый,  призрачный,  летящий,
Был  памятью,  сплетением  имен,
В  котором  я  движением  скользящим
Извечен  был — и  вечно  повторен

Во  всем  многообразии  живого:
В  планетах,  людях,  солнечных  мечтах,
Звучаньи  музыки,  немыслимости  слова,
В  биеньи  жизни,  храмах  и  свечах —

Во  всем... В  осознанном  и  тихом  соучастьи,
Где  песнь  моя  аккордом  вечных  тем
Ложилась,  всеприсутствием,  всесчастьем,
Всевоплощением  души,  всебытием...

Освобожденность... Суть  ее  природы
Была  ясна — над  вечною борьбой
Свобода изживала несвободу
Приняв  свой долг  и  став  самой  собой.

Любовь... Она  не  признавала  разделенья
Самой  себя  «Для  этих»  и  «Для  тех»,
Она  не  признавала  выделенья
Кого-то одного — она  была  ДЛЯ  ВСЕХ,

Как  воздух,  как  вода, как  ожиданье,
В  котором  сам  вопрос — уже  ответ,
Великим  чудом,  бережным  касаньем,
В  котором  нелюбимых  просто  нет…

Все  было  счастьем — странным,  непривычным,
Бесчисленно  умноженным  в  правах,
Потоком  света,  личным  и  надличным,
Блаженством  мысли,  истиной  в  словах...

Я  БЫЛ  тем  счастьем — светлым,  освященным,
Я  был  как  хлеб,  как  воздух,  как  вино,
Я  снова  жил — Простивший  и  Прощенный —
Тот,  кто  простил  и  был  прощен  давно...

Ночь  жизни,  где  извечно  умирали,
Истаяла,  и  только,  как костры,
В  рассветном  небе  тихо  догорали
Покинутые  мертвые  миры...

Все  было  просто — не  слуга  и  не  хозяин,
Я  был  ГАРМОНИЕЙ,  стремящейся  к  себе,
Я  был  стремлением, объявшим  до  окраин
Все  сущее, я  был  в  его  судьбе

И  был  его  судьбой,  его  движеньем,
Биеньем  мысли,  и  сплетал  любой  узор
Из  слов  его,  рождений,  постижений,
Владея  ВСЕМ, чем  полнился  простор.

Я  ЗНАЛ  И  ПОМНИЛ... Долгая  дорога
Запела,  повернула  время  вспять,
И  Тайну  Камня,  о  которой  Страж  Порога
Поведал  мне,  смог  принять  и  понять —

Не  бог,  не  человек — земля  и  пламень,
Вода  и  воздух, время  и  огонь...
Я  улыбнулся,  я  позвал — и  Камень
Пушинкой  невесомой  лег  в  ладонь,

Рассыпался,  запел,  и  пылью  звездной
Меж  пальцев  тек,  кружился  и  играл,
И  Город  оживал  во  мне  морозный,
И  Звездный  Блюз  со  мною  танцевал,

И  пело  время — и  опять  текло  обратно,
И  снова — как  тогда — в  моих  руках
Рождался  мир,  такой  невероятный,
Что  не  было  подобного  в  веках,

И  плыл  Корабль,  и  в  море  отражались
Пространства,  звезды,  вечные  слова,
И  снова,  как  тогда, пересекались
Мечты,  дела,  ветра  и  острова…

Я  снова  шел  дорогой,  где  встречались
Гонцы  миров,  где  в  чистой  глубине
Цвели  костры,  где  снова  возрождались,
Где  кто-то  звал,  где  кто-то  шел  ко  мне —

Так  долго  шел,  что  время  постарело
И  многое  успело  позабыть,
Так  долго  шел,  что  смерти  надоело
О  вечной  смерти  вечно  говорить;

Так  долго  шел... Так  трудно... Так  знакомо,
Теряя,  обретая,   и скорбя...
И  я  сошел  и  принял  облик  Дома
По  образу  его,  а  не  меня…

*** 

ГЛАВА  11.   

СЫН.

И  я  узнал... И  в  странном  изумленьи
Смотрел,  вбирал  забытые  черты,
А  мир дрожал,  и  времени  движенье
Прервалось  вдруг,  и  старые  мечты

Слезами  памяти  текли  и  обжигали,
И  рушились барьеры,  и  опять
Не  верили  глаза — и  узнавали
Того, кого  не  в  силах  не  узнать...

— Я  ждал... Так  долго  ждал  и  верил —
На  счастье  на  свое  иль  на  беду —
Но  никому  той  тайны  не  доверил...
— Я  тоже  знал. И  верил,  что  дойду...

— Ты  должен  знать — я  больше  не  решаю
Вопросы  жизни, не  участвую  в  борьбе,
Но  этот  мир... — Прости  меня, я  знаю.
Я  в нем  родился,  как  и  он  в  тебе...

Мы  говорили,  а  внутри  меня  дрожала,
Обрушивалась   жгучею  волной
Огромность  счастья, и  не  умолкала
Та  песня   в  миллионы  лет  длиной…

Мой  Первый  Сын... Рожденье  и  начало,
И  продолжение,  и  время,  что–не-ждет,
И  новый  мир,  в  котором  не  устало
Стремленье  жить  и  двигаться  вперед.

— Иди,  Адам.  Иди… Я  уступаю
Свой  дом  и  мир.  Но  только  никогда
Не  забывай  про  высший  долг… — Я  знаю.
Тот  Долг — Любовь  к  всему  живому,  да?

— Не  только  это,  Сын. Тебе  придется
Учиться  многому.  На  избранном  пути
Ничто  не  лишнее  и  даром  не  дается.
Ищи  себя,  чтобы  других  найти...

—Я  помню... Помню  все,  что  раньше  было —
Свои  рожденья,  жизни,  имена,
Слова  твои  и  песни — все,  что  жило
В  тебе,  теперь  мое: все  времена,

Пути и  судьбы.   Помню,  как  когда-то
Ты  нам  читал... В  истории  земной
Был  человек,  водой  крестивший  Брата,
Сказавший:  «Он,  который  вслед  за мной,

Меня  был  прежде;  я  же  недостоин
Ремни  сандалий  на  ногах  Его
Завязывать...» Теперь  он  был  спокоен
И  умер  вскоре... Это  для  того

Я  говорю,  чтоб  ты  поверил:
Я  здесь. Я ЕСТЬ. Запрет  былых  времен
Не  властен  надо  мной,  и  мне  доверен
Дальнейший  путь... А  что  же  до  корон,

Они — лишь символ,  порождение  былого —
Ты  так  учил,  и  мне  ль  того  не  знать:
Любовь  рождает  жизнь,  а  мысль  и  слово —
Ключ  к  той  жизни... Сразу  не  узнать

Тех  старых  слов...Они  не  умирают —
Они  есть  вечность... В  сумраке  времен
Они — как  звезды,  что  горят,  но  не  сгорают,
Как  ты  и  я,  как  право  и  закон...

«Отдавший  все  — и  жизнь,  и  мир  забудет,
Отдавшему  себя — не  устоять»,
Так  было  ранее, но  больше  так  не  будет:
Не  для  того  нашел,  чтобы  терять...

Ты  подожди,  не  уходи.  Я  скоро... —
И  он  ушел,  а  я  опять  один
Сидел  у  Камня — у  земной  своей  опоры-
И  думал  вновь: а  прав  ли  он, мой  Сын?

И  прав  ли  я,  который  пребывает
Во  всем  и  всех, иль  этот — тоже  я —
Который  сомневается,  решая:
Уйти  или  остаться  у  огня,

Что  сам  разжег, а,  может, и  другие,
Что  были  прежде — более  меня,
Такие  же,  как  я,  и  не  такие?..
Я  чувствовал,  как  тихо  у  огня

Они  садятся,  как  глядят  в  молчаньи
На  наш  костер — на  древний  вечный  свет —
И  уходил  назад  в  воспоминанья
Давно  забытых  дел  и  бездну  лет,

И  снова  видел  счастье,  но  иное,
Не  то,  что  ТАМ... Оно  было  вокруг,
В  знакомых  лицах,  мире  и  покое,
В  судьбе  и  долге, очертившим  круг

Предела  мира  явного,  живого,
Где  жить,  его  вбирая  и  храня,
Есть  высший  долг,  и  не  было  иного
Пути  и  смысла  для  него  и  для  меня…

*** 

ГЛАВА    12.   

АДАМ.

Я  шел  в  себя... Опять  летели  годы,
Века,  тысячелетия,  и  в  них
Я  снова  шел  сквозь  беды  и  невзгоды,
И  снова  на  страницах  вечных  книг

Я  видел  ИМЯ... Было  так  знакомо
Его  звучанье,  зов,  и  я  узнал...
Узнал  себя... Я  видел  стены  дома,
Лицо  Земли,  начало  всех  начал,

Свое  рожденье,  молодость,  прощанье,
Надежды,  опасения  и  грусть,
И  добрых  рук  прощальное  касанье,
И  слезы... И  свои  слова:  «Вернусь...»

ТВОЕ  ЛИЦО — на  нем  всегда  читалась
Любовь  и  гордость... Не  было  того,
Что  есть  сомненье, горечь  и  усталость —
Была  надежда  и  предвиденье  всего,

Что  только  создается;  то,  что  БУДЕТ
Во  мне  и  в  нем, и  знание  причин
Трагедии,  что  долго  не  избудет
Боль  разделения  на  женщин  и  мужчин,

На  ложь  и  правду,  дни  любви  и  гнева,
Цветы  и  камни... Мир,  где  был  со  мной
Пресветлый  Ангел — трепетная  Ева —
Твой  Отчий  Дар  под  солнцем  и  луной...

Наш  первый  мир — волшебный,  неслучайный,
Его  дыханье, первые  слова,
Его  движенье...  Суть  великой  тайны
Рожденья,  смерти... Высшие  права

На  чувство, мысль,  ошибки  и  прозренья,
На  крест,  на  боль  тернового  венца,
На  жизнь  и  смерть,  на  вечное  терпенье,
На  бунт  и  подвиг,  на  любовь  Отца,

На  поиск  истины,  на  муки  узнаванья
Себя  в  себе,   на  то,  что  не  предам,
На  краткий  миг  немыслимого  знанья,
На  голос  этот,  что  позвал  меня: «Адам!..» —

Чтоб  я  познал  и  передал  Другому
Все  счастье  мира, чтоб  всегда  была  со  мной
Дорога  жизни  и  любовь  к  всему  земному,
Чтоб  ПЕСНЯ  ДЛЯ  ДВОИХ  звала  на  бой,

На  труд  и  подвиг,  к  вечному  истоку,
Где  я  творил  и  обретал  покой,
И  мир  дарил,  и  право  дал  пророку
Быть  голосом  моим,  моей  рукой,

Где  были  не  случайны,  не  напрасны
Миры  и  судьбы, были  не  просты
Дела  людские,  смутны  и  неясны,
Дороги  дней  и  времена  мечты,

И  кто-то  ждал  у  дальнего  порога —
У  Дома  нашего — где  столько,  столько  лет
Мы  шли  вперед — МЫ,  ЛЮДИ,  ДЕТИ  БОГА,
Поверившие  в  мир,  любовь и свет…

*** 

«...Где  же  вы  построите  Дом  для  Меня,
И  где  место  Покоя  Моего,
Ибо  все  это  соделала  рука  Моя,
И  все  это  было...

И  до  старости  вашей
Я  тот  же  буду,
И  Я  же  носить  вас  буду,
Ибо  Я  создал — и  Мне  носить,
Поддерживать  и  охранять  вас...»

Книга  пророка  Исайи

*** 

2003 г.  Набережные  Челны

*** 

Иллюстрация из Интернета