Песни Жонглеров

Dogs (Собаки) --  вольный перевод  песни  Pink  Floured
1.
Ты должен стать сумасшедшим.
Должен обладать реальной потребностью.
Должен спать на пальцах ног.
И когда ты живешь на улице,
должен уметь захватить легкое мясо
с завязанными глазами.
А затем, двигаясь молча по ветру
вне поля зрения,
тебе необходимо ударить в момент
 подходящий без раздумий.
2.
И после тех периодов времени,
Можешь поработать пунктуально над стилем,
Полюбить клубный галстук и твердое рукопожатие,
Уверенный блеск в глазах
И улыбку непринужденную,
Тебе необходимо стать *лицом доверенным*
Среди людей, которым ты лжешь,
Так, что когда они повернут свои спины
к тебе, ты получишь возможность
 вонзить им в плечи нож.
3.
Тебе необходимо держать один глаз
Глядящим, что происходит за своим плечом.
Ты знаешь, это становится труднее,
потому что ты стареешь,
В конце концов ты упакуешься и
улетишь на юг,
спрячешь голову в песок,
Седой человек, совсем одинокий
 и умирающий от рака...
4.
Но когда ты ослабишь контроль,
ты пожнешь урожай,
который ты когда-то посеял,
тогда плохая кровь замедляется и
превращается в камень.
и это слишком поздно-
терять вес, которым ты обычно разбазаривался,
в итоге имеем крутое погружение
когда уходишь вниз ты,
совсем один, увлекаемый камнем.
5.
Я должен признаться, слегка в замешательстве.
Иногда кажется мне, что я просто презерватив.
Что должен стать бодрым,
Должен попытаться стряхнуть эту ползущую болезнь.
Если же я не устою на собственной земле,
Как я смогу найти свой
Личный путь из этого лабиринта?
6.
Глухой, немой и слепой
Ты просто продолжаешь притворяться,
что каждый есть презерватив и
никто не имеет настоящего друга.
Все кажется тебе, что вещь
Которую необходимо сделать,
призвана изолировать победителя,
Какая херня делается под солнцем...
Не верится сердцу, что каждый есть убийца.
7.
Кто родился в доме, полным боли?
Кого учили не плевать в вентилятор?
Кому говорили, как стать посредственным человеком?
Кто был сломан обученным персоналом?
Кому подогнали воротничок в цепь?
Кому было дано место на трибуне?
Кто в итоге вырвался из банды?
Кого утопили в конце концов?
Кто найден мертвым на телефоне?
Утащен вниз камнем?

    Деньги
 
Я - прихожанин Церкви мира жестокого
На дверных глазенках защёлкнулись наручники окон
Талоны на мыло, стираю бумажками хренов скандал,
Жена - чмок в подворотне, ребенок
Мелочь в штанах украл.
А взгляд миссионера полон немого укора:
*Вы не забыли попросить прощенья у Господа Бога?*
Кто не искал пощады от зубов?

Кровь - это наши деньги, деньги - это наша кровь.

Зачем нашей бедности песни о главном?
Серые будни нам в морду и жало святого параграфа
Злобный выкормыш подворотен Багдада
Хотел украсть у меня кошелек,
Пираньи в мундирах хрустят плавниками
Вау, а вот реклама новых прокладок!
Старые дети в красных галстуках взвевают костры,
Словно гнойные раны на теле Иова
Бедной старости липкие слезы, грязный дым
От последних слов:
Кровь - это наши денги, денги - это наша кровь.

000
Ровно в полдень,
Врываясь в гримерную,
Терять монолог,
Запинаясь на обе ноги,
Объяснять теорию неубранного шума,
Задач путем постановки декораций,
Не счесть вопросов,
Оставленным нам в назиданье,
Всем детям, открывающим рты в ожидании птичьего рая,
Кокосы, бакланы, мизансцены,
Меня пронзают навылет
С зажженной свечою в руке.


        000
Жил человек. Шли годы,
Бежали стрелки часов вместе с
Костлявой птичкой, вылетающей на гадкой пружине,
Которая клевала полночь,
А он хватался пальцами за шестеренки,
Пытаясь мешать сцеплению волчьих зубьев,
Зубами за маятник, хлеставший по лицу наотмашь,
Терял бумажки, расковыривал пробки,
Новым окурком, брошенным в урну застолья,
Жил человек из племени Чоко,
Он детство помнил неважно,
Ему повязали красный галстук
У хари небритой прославленного героя,
Диктаторы пялили красные зенки,
Он смотрел на судьбу из окна,
Солнце растрескалось ржавой короной,
Лохматое и страшное,
Словно жопа сурка,
Человек постарел в одночасье,
Я видел его – он мусорки любит,
Живет на голубятне, плевал на
Трансформацию, послал все на хрен.

       Раскольников
               The lunatic is in my head
               You raise the blade you make
               The change you’re
               Arrange me fill I’m sane
               
   Лунатик в голове моей,
               Ты поднял меч, ты рубишь и кроишь
               Покуда болен  я.
                *Brain Damage* Pink Floured

Ты пьёшь из Фонтанки, Раскольников,
Иль спишь на холодном полу,
За стенкой соседка чахоточно кашляла –
и падала в легком бреду,
Вдруг небо украсит поганая решетка,
Постель, ЛСД, никотин –
Включая подвальную сырость *пенала* --
один, бесконечно один...
Псалмы, оловянная ересь созвездий,
И ночи срывались в аллюр,
Трущобы довлеющий запах каверны,
Вальяжность и спесь синекур,
Там гнусный пропойца, честной Мармеладов,
В кабак погружает, на дно,
Капустной солянки вкушаете сладость,
И горькое пьете вино,
Но альфа трубит, под ногами – омега,
Дурацкая страсть на петле,
Какая любимая краска победы – забыл?
Что есть ставка в игре?
Наша боль – только божия проза,
что прострелит твой сон напролет,
Вдохновенно, у врат Комаровки,
свой старушка топор продает,
Мяса ждет прободанная аура,
Плоти мышечной вялый протест,
А в глазах Лизаветы осколок  –
Где посеял, Раскольников, крест?
На подмостках увенчанной лавры,
Только совесть пытай, твою мать,
Кто стал жертвой в обители плача?
И никто не хотел умирать.
Ждет поручик, хромой Нейродюбель,
Ха-ха-ха, а Порфирий – конечно же, бес,
бахромой от кальсон кучерявится,
Словно алая кромка небес,
Пальцы греет крылатый расстрига,
На закат – сто аршин кумачу...
Все пройдет – революция грянет
Глупой дыркой в старушечьем лбу!
Серп и молот, доска гробовая
власть имеют, а кто-то – забил,
Так зачем же щемящие душу
эти черные двери открыл?
***
Так зачем же щемящие душу
                эти черные двери открыл?
*Это я тогда старуху-чиновницу и сестру её Лизавету
топором убил и ограбил*
(декабрь 94 г.)

           000
Беру спичку и поджигаю сны.
Дым от них – мне в усладу.
В награду цветные фильмы.
Я вытащил крик звездопада
Из пачки оранжевых слов.
А день – поток туда-сюда
Побег зверья из цирка шапито
Можно выйти во двор и напиться...
Тяну вместо зайца шершавый язык
Поэт без грошей жалкая птица,
поэт без денег вовсе ничто
Позади на сто верст – пустота,
Рок-судьба, а ну ее на хрен!
Я просыпаюсь от рева машин,
Я ищу под малинами дзэн,
Кроме эго боюсь только смерти.
(1991)

   Зое Ковалевой посвящается.

Так сотканы судьба и время
По воле бездны, пьяной от потерь,
Немой послушник Вольных сцен
Откроет в зазеркалье двери...
Ты выйдешь в плен слепого солнца,
Кортеж из мокрых обшлагов,
Прольется дождь и сонные березы
Зааплодируют остатками листов –
Шаги последние под небом обметенным,
Берущие трамвай, и гулкие как звон,
В них маятник хрипит
И циферблат устроен,
Незримо точен стрелок хоровод,
Деления судьбы отметит и
Опускает в столбик ртуть –
Тому и быть, проржавленная суть,
Не стоит уверений лишних, право,
С другим обманом встретится она,
Стереть слезу пуховкой с неба
И тихо молвить вслед: *проклятая война...*
Пристанища незримых – не жалейте,
Вина причастия иль дань минувших лет
Осталась лебеда, остался дом на месте,
Остался хрип замотанных кассет,
Плешивые стада мечтающих о рае,
и претворенье райской манны в желчь,
их мир устал, тепла им не сберечь -
запрятан облик в туше чемоданной,
который год мигрируя на юг.
            *
Застыли гости в бурном танце,
Их намерения -- чисты,
 казалось жизнь – игра без правил,
 но без Финала нет игры.
и пьеса без стыда закончится рулеткой,
что катит шарик в лузу, наугад,
зеро – и в сердце бьет крокетный молот –
наш камень станет вершием угла.
Смешают грим и слезы на палитрах
В декоре странном, маске восковой
В поникших пальцах теплится огарок,
Нагие губы потеряли зной,
И безучастно в ногу пропиликал,
Скупой оркестрик, словно пилигрим,
В снегу блестят затоптанные крылья
Страницы неначертанные книг,
Пристанища незримых не жалейте,
Не надо плакать – встретимся когда?
Мы узники в решетках зазеркалья
И выхода не знаем дня.
          
   000
Я встретил вас у врат пивной...
Глаза, застиранные пятна,
Невнятные слова картавя,
Два траурных крыла.
Твой падший ангел был давно не брит.
И верой брошенной под ноги,
Упал денницею зари.
И разговор наш бестолковый
казалось, рая не вмещал:
*Привет, Каин, где брат твой Авель?
Не помню, это не моя работа.
Вариации Брамса звучали в Катыни,
А вот это американская штурмовая пехота*.
И быстро сгорел твой пластмассовый мир
В немом кулаке, а на стойке – пятно.
И пена стекает с оплавленных губ,
Как будто поезд в ничто, моряк в никуда,
Сидел забытый ангел у врат пивной.