Услышав, как звучат цветы

“Услышав, как звучат цветы…”


Это лишь отрывок из большой исторической поэмы молодого казанского поэта Равиля Бухараева.  Я не оговорилась. Ему был всего двадцать один год, когда он написал (1972) это историческое полотно — со многими героями, с точными временными реалиями, с цитатами из великого Тамерлана — главного героя, со ссылками на христианские и исламские источники, с диалогами и прекрасными лирическими отступлениями о любви к дарованной Всевышним отчизне. Он даже не пытался опубликовать эту поэму в советские времена, понимая, что ее духовные ориентиры идут вразрез с господствующей идеологией тотального атеизма. Но Равиль Бухараев, молодой и талантливый поэт, сам в ту пору недавно вышедший из комсомольского возраста, по какому-то непонятному сторонним наитию уже тогда обратил свои взоры не только в глубь веков, но и в небесную высь. Примеры раннего мастерства в овладении большой поэтической формой не так уж и многочисленны. Наиболее характерный и неоспоримый пример в русской литературе — Михаил Лермонтов, в английской — Джордж Байрон. Поэма “Тень Тамерлана” написана мастерски, словно бы рукой зрелого, состоявшегося поэта. А это, безусловно, зависит не только от меры отпущенного таланта, но и от осознания того — зачем тебе этот талант дарован.


Лидия ГРИГОРЬЕВА


Страшась глухой ночной поры,
пел дервиш о садах Коканда,
о тёмных розах Бухары
 и минаретах Самарканда...


Ему, у чёрного шатра
 усевшись на кошмах и шкурах,
внимали воины Тимура
 в неверных отблесках костра.


Вблизи река блистала мглисто;
в шатре, средь чуткой тишины,
печально звякали мониста
 пленённой булгарской княжны...

……………………….........………………….

Кругом мятежная земля...
За каждым деревом — измена,
из горьких пепелищ, из тлена
 встаёт, оружием звеня...
Гюрзы отравленное жало,
мавераннахрские пески —
ничто пред ужасом кинжала,
перед объятьями тоски!
И да минует нас удар!
Велик Аллах! Ведь я — не воин;
я ратной славы недостоин,
поэт, смиренный каландар...


Как был я молод и упрям,
когда в презреньи к миру, сдуру
 на службу отдал свой калам
 суровому к врагам Тимуру,
войне и шелесту знамён...
Теперь я стар и умудрён.
Постиг я, что оставил рано
 и круг учёных мудрецов,
и толкование Корана,
и смысл стихов Отца отцов,
и дервишей благочестивых,
которым страсти нипочём...
Увы, средь войска неучтивых
 я стал певцом и толмачом...


Аллах, Аллах! Все люди правы.
Я в битвах наблюдал не раз,
как злобных воинов оравы
 мирились — сотворить намаз,
и вновь рубиться начинали...


О кровь! О робкий дух певца!


Нет! Укрепи меня в печали
 всевышней волею Творца,
возьми все знания мои,
сомнительный мой дар поэта, —
спаси, о Знающий!


“Все мои действия я направлял к общей пользе и никому не причинял никакой неприятности. Смысл Корана, что слуги Божьи должны выполнять только Его повеления, был мною усвоен...”


Тимур Тамерлан



……………………………………………
По тальниковому прибрежью
 к реке, где хлюпала вода,
по-лосьи, рысьи, по-медвежьи
 шёл бородатый Лебеда.


Ах, воля! Голод и дубинка
 многопригодная в руке...
Лешачьей узкою тропинкой
 шёл человек к большой реке,
легко неся большое тело;
сквозь космы грязные на лбу
 клеймо багровое горело,
какое ставится рабу...


В то время боли и дурмана,
когда копались псы в золе,
и тень хромого Тамерлана,
как ночь, лежала на земле,
в дремучих чащах Черемшана
 являться стали шурале...


По всей Булгарии лесистой,
утратив горький смысл борьбы,
гонимы ветром, словно листья,
скитались беглые рабы...
……………………………………………………
Страна моя!


В то время боли повседневной
 среди убийства и огня
 была ты яростной — и гневной,
была в отваге удалой,
была в тревоге уязвимой,
воинственной — как край любой,
и как любой — миролюбивой!


Тебя конём топтал и жёг
 Булат-Тимур, убийца вольный,
хан Тохтамыш — степной божок,
а ныне — старец богомольный,
позор и слава мусульман,
укрывший и позор и славу
 зелёным знаменем Ислама
 ревнитель веры — Тамерлан!
…………………………………….....…


И зазвучала память: голос,
шелками вышитый халат,
и шум подворья, хлебный колос
 под сапогами князя, гвалт
 прислуги, суета и ржанье
 холёных сытых лошадей,
и звон стремян, и нет названья
 всему, что зазвучало в ней!


Господи, что за дело мне до памяти, да и души человеческой! Глянь с небес сквозь чёрный дым — пахарь золу за плугом топчет, плуг баба растрёпанная тянет... Кто из них об душе ближней думает? О ртах помыслы их — в голодной избе малые ребятишки рты разевают, как
чёрные галчата! Купец по лесу едет — трясётся, ратный человек коня погоняет, князь в хоромах сидит — о чём думают они? Прости прегрешенья мои, страшно время моё, слаб я, Господи! Один я... Очи Матери Твоей Пречистой копытом продавлены, камень колени жжёт...




Булгария, страна печали,
твои деревья и кусты
 в сторожкой тишине молчали,
лишь ветви тёмные качались,
как лошадиные хвосты...


Люблю тебя в рассветный миг,
когда над белыми лугами,
как над пушистыми снегами
 звенит орлиный первый крик,
и тает дымка под лучами,
и в этом трепетном молчаньи,
услышав, как звучат цветы,
касаясь солнца лепестками,
такой же ясной чистоты
 прошу душе моей!
                Веками
 я слышу бессловесный зов,
неодолимый и глубокий,
твоих рассветных облаков,
твоих кустов, твоей осоки,
твоей вскипающей реки...


Люблю тебя, моя отчизна,
и, рабству тела вопреки,
в душе — напев свободной жизни,
напев твой вечный — Аллюки!


Публикация Лидии Григорьевой


Рецензии