Готика

Опубликовано в журнале «Волга» 2014, №11-12
Андрей Пермяков
Стихи для Даши Филипповой
***
В апреле небо входит в берега,
как будто в речь впадают, невесомы,
события иного языка:
«серебряный», «хлеб», «жёлудь», «речь», «река».
Цепляет снегопад лесные кромы.

Небесный Готланд плавает в тиши
 неимоверно правильного свода.
Остановись, не говори – дыши
 коротким двуязычием природы.

Excelsior зеленоватых крыш
 похож на плеск зеленоватых крыл.
Ты – есть. Уитмен, скажем, тоже был,
когда спросил: «Кто это раздарил»?
В апреле знаешь. Оттого – молчишь.

 

К зиме

Время сделалось странное, влажное,
словно туман стоял, а потом присел на траву и дома.
Одноэтажное выглядит будто многоэтажное,
многоэтажное выглядит будто совсем неважное,
важное выглядит точно доступное каждому.
Дежурная тьма печалит, как небольшая тюрьма.
Будто бы ветер над просекой выл, выл,
а потом зима без ветра и снега.
Будто коньки забыл, и в чёрный лёд с разбега
 сначала носком ботинка, а после – вразмах лицом:
не то, чтобы очень больно, но не поднять лица.
Время теперь надолго писчебумажное,
Помнишь рыбалку с отцом? Грузила пахнут свинцом,
леска свернулась кольцом, газета пахнет свинцом.
Речка цвета свинца.

 

***

Он тогда говорил,
Точно очень давно говорил.
Говорил, словно зря изломил
 Предпоследнюю спичку.
Говорил:
«Это разные вещи совсем: “справедливость” и “месть”.
Это разные вещи совсем: “справедливость” и “жесть”.
Это разные вещи совсем: “справедливость” и “честь”.
Это разные вещи совсем: “справедливость” и “лесть”».
Он глотнул, будто переломил перемычку.
Говорил:
«Это разные вещи совсем: “справедливость” и “Весть”.
Это разные вещи совсем: “справедливость” и “здесь”».
А потом он устал собирать-разбирать кавычки.

 

Центон

Хозяйка хороша, а дочь её прекрасна.
Но Гнедич отвечает на письмо:
Ты Батюшков, родной, надеешься напрасно
переменить людское естество.

И Батюшков один выходит на дорогу
 при шпорах на разбитых каблуках.
За ним следят мамаша с недотрогой
 и белобрысый с кистию в руках

Читай: Эклога. Жанр себя изжил
к началу XIX века.
Но всякий говорил, и как-то жил,
и повстречать пытался человека,

печалился, робел, когда влюблён,
зачем-то брал амура с книжной полки…
Живая вечность  усладит печальный сон
рассудка памяти печальной. Ненадолго.

 

Сретенье

Для вечера не подобрать уже
 иного слова, чем «заворожённый».
Так щёлкает вода по капюшону,
как будто с неба падает драже.

Стекает на квадратные газоны
 слоистый снег с квадратных гаражей.

Отчётливый и громкий голос снега
 похож на очень ровный голос с неба.
Чудесный ювелирный молоточек
 стучит балладу про соседских дочек.
Рассказывает всё, что не бывало.
В неправильный узор репейных точек
 ложится золотое покрывало –
с квадратных гаражей стекает шёлк.
С надеждой спросишь: «Отчего так мало»?
В ответ – «щёлк-щёлк» и снова «щёлк-щёлк-щёлк».

 

Деревья за Клязьмой

Здесь детский страх, где многое возможно,
не стянут мхом, но облачён в меха.
Оборотись налево осторожно:
ольха? Так это вовсе не ольха,
но чудо-юдо или просто злое чудо.
Другое наклонилось, где вода;
и трое обнялись как будто двое –
среди живых уснуло неживое –
так, словно не происходило ниоткуда.
И никогда.

 

Радио

Но поле за тонким лесом на самом деле «лежит»,
А дорога – вот честное слово – похожа на серую ленту.
«Продолжается слабая вегетация озимой ржи».
Что-то ещё происходит над остывающим континентом.

Вода в предпоследнем пруду к холодам отцвела.
Плавает пряжа из серых и слабых ниток.
Можно опять смотреть сквозь чёрные зеркала
 На подлежащих тяжёлой зиме улиток.

Лоскутная техника средней и мокрой осени.
Метод нарезок: вот дождик опять, чуть побыв, перестал.
Опята теперь появляются сразу поздние,
Как дети бывают такие красивые, поздние,
Хрупкие, будто искусственный, но бесподобный кристалл.

Прерывая головокруженье глотком ледяного –
О, неотменимая дурнота облетевшего леса! –
Принимая звонок, но не отвечая снова,
Чувствуешь вес всего, что не имеет веса.

Думаешь: «Вот ты стоишь, а насквозь тебя радиоволны.
А смотришь ты тоже на волны, но на простые волны.
Одни сквозь тебя проходят, другие нет».
То есть не думаешь ни о чём, а день такой полный-полный.
Слабая вегетация. Остывающий континент.