2602 - последнее утро

П О С Л Е Д Н Е Е   У Т Р О
б л о к

Э п о х а   н о м е р   д в а

Я однажды не написал
стихотворение:
голос слышал, меня зовущий,
но остался в словесной гуще:
слишком частые повторения.
. . .

Однажды днём, однажды вечером.

Однажды был, однажды не был.

Запутался в безлистой осени,
в огромном мире,
в белой простыне.
В безликом саване снегов.
В смятении подснежников.
В ударах справа.
Запутался.
Однажды вечером.
. . .

Мне страшно стало:
будущее приоткрылось
и объявилось мне.
Весна листала численник,
слизывая зимний снег
и лёд слезинками капели.
А за окном скрипели
неприкаянные фонари,
отсчитывая гулкий метроном
оставшихся секунд.
И каждый день являлся
в последний, словно в первый раз.
. . .
Мне не надо
беспокоиться о будущем,
будущее у меня определённо:
улечу я гулкой осенью,
как листок, оторванный у клёна.
Улечу я тихо в тысячи
неразгаданных поэзий
и времён.
Ты останешься до лучших песен,
добрый клён.
. . .

В синих зарослях тумана
Вижу снежные цветы,
Над оконными домами
Тлеют звёзды теплоты.
Я – хозяин темноты.
А ты?
. . .

Всё оказалось белым,
как в больнице,
заискивала бледная сестрица,
седой сердился врач,
и неизбежность приходилось вырезать,
 и с этой неизбежностью лежать,
и медленно в подушках белых таять.

Как ясно за окном!
Намечен срок:
последний день весны,
не верь календарю.

Уйду по тропке,
обниму корявых
молчунов лесных.

Безмолвно
невидимое,
вытекающее прочь,
за прошлое поблагодарю.
. . .
Не злись, весна,
бураны не к лицу:
рассыплет май
дрожащую листву,
и вспыхнет свет у прошлого в глазах:
так резал март
и жёг
оставшуюся под снегом осень
прогорклым запахом
ушедшего навек.
. . .

Ж и з н ь

Оставь надежду,
всяк сюда входящий.

Посторонним вход воспрещён.
Свободных мест нет.
. . .

П е т л я

Я экономлю время.
Я экономлю пространство.
. . .

Г о р о д а
(причитание)

Каменные огороды,
розы…
Каменные лица поэтов и убийц…
Жёлтые больницы, уличные повороты, светофоры…
Жёлтые огни сумасшедших небоскрёбов…
Тянут руки по карманам воры
и издатели…
Пощади!
Каменные идут лавины автомобилей и упрёков, самоубийц
и модных песен…
Делятся на половины
парки и мосты,
фонтаны…
Будь собой!

Оставь надежды
в чугунном сейфе богомолья
церкви…
Женщин животы,
зады,
канканы…
Капканы цепких взглядов,
нежностей липких,
улыбок издевательных и милых…
Да здравствуйте же, ****и!
Я сигареты на парапете авиавокзала
раздаю и не курю.
Я ушёл в запреты,
я в песнях реактивного накала.
Я - столб,
попирающий общество…
Я в пламени реклам горю…
Останься в Лабиринте
магазинов,
Минотавр!
В Харибде ресторанов,
Одиссей, в Скилле пистолетов 
вылей пулю взглядов.
Прости меня.

Цепляясь за решётку
железнодорожной загородки,
я провожаю свой поезд.

И солнце, как холодная луна,
расплылось в небе,
как яйцо на сковородке
выжженной пустыни.

В его лучах
пляшут пылинки –
города.
. . .

У т р о

А ты всё так же хороша,
как вечером,
 холодная заря.
И про любовь
твердить мне нечего,
всё - повторять.

А ты всё та же птица
редкая
по клетке мечешься.
Я улыбаюсь – бьётся веткою
в окно метель,
 моя советчица.

Не надоело ли скитаться
во снах
и розовых мечтах?
Судьба смеётся,
может статься,
и мы обязаны остаться,

и белоснежная постель,
и дышущая сном подушка,
и ель, под окнами растущая,
и солнечная акварель,

и крошатся по дням года,
и над судами человеческими
подняться
надо бы,
но я
к скале прикован навсегда.

. . .

П о с л е д н е е    с т и х о т в о р е н и е

Разве можно писать,
не веря,
что приходит к нам
самое лучшее?
. . .

     23 января 1982 года
+++