Сколько у человека должно быть друзей? Часть2

Сижу я за красным столом. Чай давно допил и оладьи съел. И скучаю. «Надя!»- кричу. Нет ответа. Опять куда-то запропастилась.          
   Любе, наверняка, оладьи понесла. Угощать. Надю хлебом не корми, а дай соседей поугощать. Благо оладьи лучше ее никто не готовит. Галина Алексеевна- соседка напротив- допытывается. "Как это ты, Надя, такие оладьи необыкновенные делаешь? Мой Толик  про них все уши прожужжал. "Тебе,- говорит он-, до Нади далеко-далеко.". И улыбается, как кот. А Надя на слова соседки не отвечает. Молчит. Секрет не рассказывает. Не от скрытности. Нет. Один раз обожглась и теперь помалкивает. Секрет немудреный, но когда расскажешь, народ обижается. Не верит.А Вам я расскажу честно. Как на духу. Все раскрою.Вот слушайте. Надо сходить в поселковый магазин и (слушайте! слушайте все!) купить самый свежий Опольский кефир. Чтобы на бутылочке было написано- произведено сегодня. Купить на рынке у Ивановского дядьки свежеснесенных яиц. И на велике- до дома. Оладьи печь. А когда печь будешь, то припек не из старого варенья делать, а из яблок самых душистых, только  вчера сваренных. А на сковородку полить оливкогого масла, причем, обязательно марки "Экстра Вижн.". Вот и все. Надя один раз такую речь сказала, и на нее с ба-а-льшим подозрением посмотрели. Дескать, не поехала ли у тебя крыша, дорогуша.  Да.. У нас ведь как? Народ привык в оладьи всяку дрянь совать. И "экстра вижн" никак не одобрит. Где же она?                Впрочем , пусть себе походит, поболтает.  Развлечется. А я тут посижу в сладком одиночестве.  Полюбуюсь на облака, которые сегодня необычайно воздушны. И только я обратил взор свой в небеса, как вдруг за домом-  шум, стук!  И Толик своим максимальным голосом зовет: «На- дя! На- дя!» И палкой, что есть силы по забору колотит. Вот тебе и посидел в одиночестве! Что ж! Надо идти калитку открывать. Гость пришел.
            А гостя зовут Анатолий. Или, Толик, как он сам просит его называть Расскажу о нем несколько слов. Внешности Толик  необычайно живописной. Высокий, сутулый, остроносый.Волосы вздыблены, как будто собрались в свой отдельный автономный полет. Возрастом далеко за семьдесят. Одет так, как и не придумаешь. В теплый летний день на нем куртка типа «Аляски». Только на современный манер. С крючками. Теплые синие штаны и глубокие калоши, одетые на высоченные шерстяные носки. Анатолий страдает неизвестной мне болезнью и ведет с ней героическую борьбу. Я открываю калитку, беру за локоть, помогая войти. Он ступает на мягкий газон, на который любит смотреть , но по которому не любит ходить. "Слишком мягко,- говорит он,-. ног не чую."  Я поддерживаю его за локоть и мы подходим к месту наших посиделок: красному столу. Теперь важная процедура. Надо сесть на стул. Я подкладываю на сиденье мягкую подстилку и сзади с силой держу стул.
«Ну,ка, Сань, поправь поточнее, чтоб под ж.. было. Он плохо чувствует ноги и боится промахнуться мимо стула. Чуть сжимает колени, медлит и , наконец, всем немалым весом падает на стул. Я держу крепко, чтобы стул не перевернулся. Анатолий кладет свой костыль на красный стол и удовлетворенно улыбается.
«Ты на меня внимания не обращай. Занимайся своими делами. Я тут минутку. Посижу да и пойду.»
«Сидите, сидите, Анатолий, Вы мне не мешаете.»
Я иду в дом, чтобы принести гостю угощение. Надины любимые оладьи. Отдельно -блюдце с брусникой. Для себя беру ноутбук. "Может и поработаю,- думаю я уныло, понимая, что минутка может растянуться на час.
Оладьи он ест с удовольствием, но без жадности, как иногда едят старики. Оладьи мягкие, как раз для его беззубого рта. Видно, что он понимает толк  в хорошей еде и ,про себя ,отдает должное Надиному кулинарному искусству. Я что-то стучу на ноутбуке. Каждый занят своим делом. Пока есть возможность, скажу два слова о месте, где мы находимся. А то читатель и не представляет какая здесь красота! Ему(читателю) приходится довольствоваться исключительно моими рассуждениями и соображениями. И так, мы с Анатолием сидим на красных стульях за красным столом под ветвистой яблоней, с множеством вполне созревших желто-красных яблок, из которых собственно и получается этот солнечного аромата припек. Стол стоит на отличном ухоженном газоне, который занимает почти весь прямоугольной формы небольшой участок. Никто не верит, что наш участок такой маленький- всего четыре сотки. Поскольку на участке, кроме четырех яблонь, ничего нет, он кажется свободным и просторным. Оптическая иллюзия, как сказал бы ученый человек. По краям газона растут дикий виноград,хвойники, три куста крыжовника и множество цветов: хосты, астры, пионы, маленькие георгины, анютины глазки и пр. Цветы- исключительно Надина вотчина, а я даже названия их правильно перечислить не могу. Главная работа в саду- выдирать, вырезать, выкапывать лишнее, чтобы оставить главное- пространство, воздух. Да, воздух, подумал я…Какой же здесь воздух!
«Славный денек,- улыбнулся Анатолий, заметив, что я уже не стучу на компе, а предаюсь мечтаниям. Он доел оладьи и с удовольствием грелся на солнышке.
«Ты заметил, заметил, - взглядом он показал на место у забора, где еще вчера рос колючий крыжовник. Ягоды его были сладкие и мы их с удовольствием поклевывали, но кусты  никак не вписывались в общую дизайнерскую концепцию. . Их надо было выкорчевать и я собирался  выкопать кусты именно сегодня. Но, к утру, как по мановению волшебной палочки, кусты испарились и вместо них чернела аккуратно выравненная граблями земля.
« Николаю говорю. Классный крыжовник! Забирай пока не взяли. И Сергею сказал. Иди копай быстрее. И- вот.!- он победоносно воздел руки,- Смотри! А то Надя говорит- Санька выкопает.А тебе зачем копать? Поэт должен отдыхать, - добавил он убежденно.
«Как Вы, Анатолий, здорово все устроили!, - благодарно сказал я.
Он довольно улыбнулся. Долгое время ходил он к нам в гости, доставляя, как он правильно полагал, некоторое стеснение хозяевам. Поэтому ему очень хотелось сделать какое –нибудь доброе дело. Чтобы и от него прок был. Он приносил огурцы с собственного участка, которые мы не сажали, приносил яблоки, которых у нас было навалом, но,  не таких, как у него.  Давал садоводческие советы, которым, к его огорчению ,не следовали. Но, он, в своем стремлении к добрым делам, не падал духом и, наконец, совершил, по всем самым строгим меркам настоящий важный поступок. Он освободил нас от ненужного крыжовника. Он был горд.
Наконец то он оказался полезным!  Надо сказать, что еще до истории с крыжовником, легкое раздражение, которое он вызывал в нас своими визитами стало улетучиваться. Мы к нему привыкли, а Надя даже очень жалела его и говорила, что он напоминает ей ее папу. Не смотря на тяжелую болезнь он не выглядел ни мрачным, ни жалким. Он как-то незаметно, но постоянно ей(болезни) сопротивлялся. Ходить без помощи ему было нелегко, но он каждый день упорно накручивал круги, в которые входили и наша и его улицы. Иногда я провожал его до самого  его дома и вел под руку. Он опирался, потом вдруг спохватывался, брал костыль в руки горизонтально земле, отклеивался от меня и быстрым шагом шел метров двадцать.
«Не дури, Толик!- подбадривал он себя на ходу. Понемногу я догонял его и далее мы шли вместе.

«Сань, почитай Токаря»- просил он.. «Токарь»- это такое стихотворение, которое нравится ему больше всего. Он, когда узнал, что я пишу стихи попросил почитать. Я и почитал. Он слушал внимательно и похваливал. Но похваливал, как я понимаю, из вежливости. На самом деле, ему понравилось только одно стихотворение. Про токаря. В нем есть такие строки:

«Он лыс и сутул и тщедушен.
Он весь поместился в зазор
Меж теми, кто равнодушен
И теми, кто что-нибудь спёр.

В обед в шахматишки играет.
Поддержит и общий базар.
А бабам чужим починяет
Без денег худой самовар.»

Он слушает и всхлипывает. Он всегда всхлипывает в этом месте. Особенно его трогают словечко «спёр» и то, что токарь бабам без денег починяет  самовар. Три дня назад(а он приходит, если не непогода, каждый день) я, по его просьбе ,переписал  стихотворение на тетрадный листочек. И все три дня он носит заветную бумагу с собой, в куртке.И перечитывает. Ко всем другим стихотворениям он вежливо равнодушен. Они не задевают его. Впрочем, нет… Есть еще одна стихотворная любовь. Строфа в стихотворении «Внуки». Само стихотворение он слушает с вялым одобрением, а на этой строфе неожиданно начинает рыдать. И строфа то как строфа. Ничего особенного. Проходная. А он прямо-таки трясется. Ну, вот сами послушайте, над чем тут трястись

"Гудит старательно пчела.
Вся белая от цвета ветка.
Качая ведрами, прошла
И поздоровалась соседка."

А он трясется. Вот пойми его!

Завтра мне уезжать. А и то- пора. Лето заканчивается. Надо впрягаться в работу. Анатолий знает, что я уезжаю и грустит. Одному ему тут будет скучно. Но виду не показывает. Я помогаю ему встать со стула, беру под локоток и мы вдвоем выходим на нашу улочку.
Он трогает меня за плечо, прижимается щекой .Затем говорит." Мне этого стихотворения до конца жизни хватит." Говорит без сентиментальности, просто, как бы про себя. И идет вперед один, жестом показывая, что провожать его не надо. Я гляжу на удаляющуюся сутулую спину и думаю:
«Значит и мне одного этого написанного стихотворения хватит. Всё, что нужно- я уже написал.»
Он, не оборачиваясь, машет мне рукой. Иди, дескать, иди. Уходи. А из кармана его куртки торчит уголок тетрадного листа.

Вот я и рассказал о моих друзьях. И совсем не так, как собирался, чтобы подтвердить мысль Т.Уайлдера. А написал так, как получилось, как написалось. И, оказалось, что друзей у меня много. Друзей разных. Тут и Тимофей, и Никитка, и Вова, и Даша, и Надя, и два Анатолия, и две Любы, и Оксана…Не о всех мне удалось написать. Пусть они меня простят за это. Мои друзья. Пусть простят.