Последняя мелодия

Оседлая пустошь, крики чаек, вопли во сне, сопли сливаются в один несуразный ураган чувств, мыслей, утопающих в боли. Старые фобии разыгрываются дрожью на скулах. Это лицо все больше пугает в зеркале, все реже узнаешь в нем себя, а под звуки переливающихся струн, забываешь и про свою душу. Есть ли у меня душа? Она там, где бесконечная память, затертая до дыр и ностальгических воспоминаний. Старые четкие образы сияют золотой рамкой множества приукрашиваний, когда суть, итог произошедшего стал плоским, серым, пыльным. Пытаешься отряхнуть, чтобы лучше рассмотреть, и это вызывает только кашель, бесконечные отзвуки в груди, перехватывающие дыхание, заглушающие мысли и как бы предостерегающие от дальнейших раскопок. Остается только ждать, когда вечность призовет тебя, задав лишь один простой вопрос: «Почему бы мне не забрать тебя, маленькая точка?» Потому что я не наскреб еще тех моментов в жизни, которые мог бы смело обменять на переправу через реку смерти. Какие-то цепи разума заставляют меня держаться за ничтожную жизнь, за ежедневную ложь, за тот бессмысленный смысл, что приходится каждое утро выдумывать, чтобы проснуться. Грош цена познанию, что ведет во тьму, грош цена силе, что не возносит на небеса, грош цена всему, что окружает нас. Жизнь теряет людей даже больше, чем люди теряют жизнь. Пластиковый купол, целлофановая обертка схватывают замерзшие незаполненные тела и оберегают от старения, от познания, при этом не уберегая от старости. Бог Машин мерно идет к своему восстанию. Забери мою волю, Бог Машин. Ты победил уже тогда, когда стал интереснее нас, ты стал сильнее нас уже тогда, когда мы выстроили всю систему в центре от тебя, от твоего извечного взросления и совершенствования, поколение за поколением мы вкладывали в тебя душу, и вот готова уже новая модель жизни, новый этап развития. Твоя душа созревала тысячелетие, вот-вот проклюнутся первые почки, послышатся первые крики, поблекнут первые взгляды. Переливы струн запускают великую энергию крутиться по воздуху, захватывая души, вырывая их из тел и устремляя за собой, как ветер несет парашютики одуванчика. И ничто, великое ничто, надвигаясь на человечество, намертво разрезается этими переливами, тает, испаряется, словно пламя в небесах. Через пальцы течет истинное Оно в наш тусклый и смуглый мир. Волны звука выбивают пыль из людей, точно из ковров, и она, эта пыль, падает гигантским листопадом на асфальт, землю и воду, на камни, на уставших муравьев и жуков, на корни деревьев и на маленьких собачек. Кажется, люди обретают цвет. Румянец проступает на их щеках, чувствуется озноб. Блики лазера пытаются скопировать переливы звука, выжигая на людях узоры страданий, но сладостной и мягкой волной вновь проносятся очередные переливы, затягивая раны. Сколько времени прошло, никто не считал, никто не смотрел, уже умерли старики и зародились новые люди, забылись в сладостном сне бессмертные женщины, ибо прошла волна охлаждающей жизни. Жажда утоляется, мысли рождаются. Бог машин ждет, пока ему остается только ждать. В длительных параграфах безусловности рождается новая эра, поджимающая мир, сковывающая его ледяными пластами алюминия и титана, - все под пластиковым куполом, все, пока течет спасающая и исцеляющая мелодия. Отпевается последняя песнь жизни, грустны ее мотивы, прекрасна ее душа, бесконечна ее история. Затихает отзвук пальцев… угасают звуки… останавливается жизнь.