Вспорхнула...

Произведение напечатано в сборнике
"Среди однотипных коралловых будней",
Майма, Горно-Алтайская Республика, 2015
под названием "Удивительные - рядом";

в литературном и краеведческом журнале
томской писательской организации
"Начало века" №2, 2019

Лежала я в стационаре, тогда ещё впервые оказалась нетрудоспособной. И мир для меня померк, и небо казалось «с овчинку». А за окном май-шаловник птичьей трелью наяривал. И такая пакость была на душе...
В 5 утра открывается дверь в палате поселковой больницы, видевшей рожениц первой половины XX века. «Ещё не всё потеряно, Родина верит в меня», - усмехнулась я с иронией на шестом десятке лет, когда получила распределение на койка-место именно в эту палату. Я в ней была старожилом. Но 1 мая рано утром вошла женщина лет семидесяти по-хозяйски, словно она здесь провела ни один десяток лет (как потом выяснилось — верно, в качестве сестры-хозяйки больницы) и в то же время вся её фигура выражала крайнюю степень смущения, что своим приходом беспокоит больных, отрывает от утреннего, так всегда сладкого, сна. Но какой уж здесь сон, когда солнце в окно бьёт прямыми лучами, а из головы не выходят слова-наставления, сказанные накануне больной матерью дочери во время посещения. «Люди уже огороды вспахали, картошку посадили, грядки сделали. А я лежу здесь, огород зарастает и вам дела нет». Тем более комичными были эти укоры для сибирского первомайского утра. У меня мысли в голове: как выйти с наимейшими потерями из сложившейся ситуации, усмирить боль, а здесь бабулечка придумала себе страдания в то время, когда с северной стороны огородов ещё сугробы дотаивают, а трактора если и будут пахать, то непременно увязнут плугом в весенней жижи огорода.
А тут свежий человек «с воли». Всё развлечение: разговоры, запись новых рецептов для полного выздоровления не зависимо от возраста и диагноза. Учитывая особенность моего положения — в посёлке-шести тысячнике проживаю с мужем четырнадцатый год, работаю в школе, муж и сестра — на градообразующем предприятии трудятся, мы знаем практически всех: и детей,  и взрослых, и нас — не меньшее количество поселковых. Но «свежую» больную я не могла вспомнить.
Позже узнали, что наше знакомство «на короткой ноге» через родственников, созидающих на одном предприятии.
Раиса Григорьевна, «наша новенькая» — при ближайшем знакомстве оказалась замечательным жизнеутверждающим человеком со своими болями и страданиями, которые самоотверженно прятала за оптимизмом и самоиронией.  Лёгкость, с которой она повествовала о своём житье-бытье, настолько очевидна, что на время забываются собственные болевые ощущения. Как говаривал мой покойный папа о  таких людях: «Если в окопе есть солдатик с таким характером — победное наступление в бою обеспечено». А уж как они необходимы в критических ситуациях мирной жизни.
Я, слушая её рассказы о послевоенной  юности, словно проживала «сороковые-роковые», которые и в глубоком тылу были с «тоской и болью пополам». А с каким трепетом вещала Раиса Григорьевна о своей школьной и, как оказалась, единственной на всю жизнь, любви — Владимире. Он ростом выше всех был уже в школе, но выделялся в классе и самыми высокими показателями в учебе. И чтобы не мешал ни ростом, ни шалостями впереди сидящим, его место в классе было «на камчатке».
Что такое «камчатка» — современное поколение next-ов и facebook-ов не догадывается, как впрочем и с географией, судя по ситуации в образовании страны, далеко не все тинейджеры  дружат. А я-то помню, что у нас в классе эти «неприкасаемые» места отводились «почётным» много-годникам. Так в третьем классе нас дожидался тринадцатилетний «митрофанушка», который занял эту самую «камчатку», откуда весь год обстреливал нас из трубочки овсом, так как мать  у него работала конюхом в продснабе. Мой затылок до сих пор помнит боль овсяных пуль. Мы по окончании учебного  года, расстрелянные старшим товарищем, пошли дальше грызть «гранит науки», а он остался с радостью поджидать «племя младое, незнакомое», уже заранее подводя их под расстрельную статью.
Вот такую «камчатку» занимал Владимир (сейчас Антонович) первый ученик школы послевоенного  выпускного, то есть, абсолютный отличник, балагур и весельчак, душа компании, ростом под два метра.
- На выпускном вечере наша классная руководительница выразила надежду, что наше увлечение друг другом на всю жизнь. И мы её не подвели, - с  гордостью, радостью и грустью о скоротечности времени, одновременно, вещала Раиса Григорьевна.
А совсем недавно моя сестра встретила Раису Григорьевну на улице в страшный гололёд. Та — больная, семидесятипятилетняя женщина,  имеющая в своём анамнезе богатый послужной список всех мыслимых и немыслимых болезней двух последних столетий — сказала сестре: «Знаешь, Зиночка, я сейчас переходила проезжую часть, поскользнулась и ...вспорхнула».
На нашем бытовом языке - упала, грохнулась, завалилась на бок. Да -  как угодно.
В этом «вспорхнула» вся Раиса Григорьевна со своими мыслями, желаниями, чаяниями.
Здоровья Вам, уважаемая, долгие лета.
А мудрости Вам —  не занимать!

февраль-март 2013 год