Путешествие за столом

Помните ли шутку, где с частями света
Сравнивали женщин разных возрастов?
В час беседы праздной я на тему эту
Мысли посвежее высказать готов.
        Пусть воображенье нам понять поможет,
        Оценить предметно женщин всей земли
        И пути знакомства с ними предположит,
        Чтоб их со своими мы сравнить могли.
Непроходность леса и степи с пустыней,
Рек непереправность, неприступность гор.
И привить попытки тщетны и поныне
Запада культуру в Азии простор.
        Здесь загадка жизни, бытия истоки.
        Мудрых философий вековой родник
        И религий темных фанатизм жестокий.
        И коварный женский узкоглазый лик
Хитрая бесстрастность - признак азиатки.
Бдительности учит опыт с ними дел.
Глаз гипноз раскосых холодит загадкой,
И пугает сухость узкобедрых тел.
        Правда, если горы одолеть южнее
        Иль предел индийский морем обогнуть,
        Мы увидим лица краше и нежнее
        И смятенье - бедра и затменье - грудь.
Но подобных женщин здесь, увы, немного,
Встретимся мы с ними разве что в кино.
Нам на юго-запад предстоит дорога.
Оценить туземок я хотел давно.
        Африканский берег пышностью поманит,
        Влажным дуновеньем одурманит нас,
        Безобидной с виду красотой обманет.
        В те края проникнуть, ох, неровен час.
Ядом испарений воздух джунглей травит,
А пустынь с саванной – горек, жгуч и сух.
Бал там людоеды барабанно правят,
Вой зверей голодных устрашает слух.
        И болезней страшных здесь источник тоже,
        И растенья-яды буйно здесь растут.
        Пионеры джунглей, те, что с белой кожей,
        От любви туземной поиздохли тут.
Кормит африканка кучу голодранцев,
Знает только участь - горбись и потей,
И обвислым телом манит африканца
Вновь плодить голодных и больных детей.
        В этой обстановке мрут и вновь плодятся,
        И почти не видно смысла бытия,
        Там красивых женщин не увидеть, братцы,
        И туда, хоть режьте, не поеду я.
Мы тропою древней выйдем к океану
И вдогонку солнцу устремим свой путь,
Чуть южней Колумба, к западной из Индий.
На американок очередь взглянуть.
        Не достигнув даже устья Амазонки,
        Снова барабаны слышим мы с тобой.
        Там танцуют знойно парни и девчонки,
        Полуобнаженной движутся толпой.
Там в ночи безумен грохот карнавала
И манящий сладко чей-то гибкий стан.
И вином с любовью пьяный до отвала
В этой круговерти я слегка устал.
        Колдовскою силой возбужденный странно,         
        О друзьях забыл я. Что ж меня несло?
        Губ моих касалась нежно Каэтана,
        И безумца душу бронзой тела жгло.
Словно за Кармен я бросился отважно
И в любовь и в драку, ранен был и вот
Мне друзья на яхте сообщяют важно,
Что вмешался в чей-то я переворот.
        Средь истомы душной, водной, белопенной
        Миражом я видел черные глаза,
        После, на досуге понял постепенно,
        Жить такою жизнью ну никак нельзя.
Ветер войн и бунтов в эти ушки дует,
И любовью буйной их душа полна
Заглушу в себе я то, что так волнует,
Пусть лишь поминаньем станет мне она.
        Северней поднявшись, будем настороже,
        Здесь глава земная, дядя Сэм живет.
        Здравствуй, пограничник, янки толсторожий.
        Русского не знает, нужен перевод.
Все уладив славно с помощью монеты,
Наняли мы Фордик, едем не спеша.
Средь равнины долгой, пыльно разогретой 
Что-то заскучала русская душа.
        Замелькали пестро городки и фермы,
        Города большие, женщин череда,      
        Только почему- то все они чужие,
        Хоть близки бывали с нами иногда. 
Их прабабки, сидя на повозках тряских,
Дали им в наследство сухопарость тел.
Что-то спьяну можно, но по жизни ласки
Тех костлявых дланей я бы не хотел.
       Жадная практичность как-то нас коробит,
        Ханжество и наглость в их сердцах слились.
        Выживанья гены души эти злобят,
        Самомненья черви в них переплелись.
Их эмансипации злобная удавка
Нас пальбой ковбойской гнала на восток.
Из Нью-Йорка джунглей, из портовой давки
Мы навстречу солнцу поспешим, дружок.
        Наконец, Европа, пляж французский длинный;
        Женщины здесь бродят вдоль и поперек.         
        Нас влекут, конечно, горы и равнины,
        Манит и общенья с женщиной урок.
Много здесь скучает леди, фрау, пани,
Жен, любовниц чьих-то, толстых и худых.
Ни к чему Европу объезжать нам с вами,
Все как на ладони видится нам в них.
        В баре и на пляже, корте и бульваре
        Пьют, лежат и бродят, ставясь напоказ.
        Вид их вызывающ, даже взгляд вульгарен,
        Словно на Тверскую вышли мы сейчас.
 Вроде всем довольны дамы здесь, однако
 Лишь плоды разврата все готовы есть,
 Как же объяснить нам голод парижанок
 На бродяг усталых, тормознувших здесь?
        Вроде соблазняет дела ход, но все же
        Именно французы дали имена,
        Коих мы не знали, тем болезням кожным,
        Что мне подарила женщина одна.
Снова помогают мне друзья советом,
Способом несложным излечился я.
И душа, участьем дружеским согрета,
К новым приключеньям двигает меня.
        Все ж, наверно, скидку в этой обстановке
        Солнца, неба, моря сделать мы должны.
        От сего эдема, проявив сноровку,
        Мы ушли в пределы следующей страны.
Пусть папаша римский освятит пути нам;
Южная Европа – благодатный край.
Лично я желаю встретить синьорину,
Здесь их очень много – только выбирай.
        Светло-бирюзова помесь солнца с морем
        И песка златая под ногами сыпь.
        За спиною ношу и забот и горя
        Хоть бы ненадолго хочется забыть.
Слышим серенады сладостные звуки.
Не дают уснуть нам в сумраке ночей
И стрельба и стали звонкой перестуки,
И костры мы чуем папских палачей.
        Лишь безумной страсти сочетанье с верой,
        Чуть ли не истошной, помню я давно.
        Эта страсть и святость прощены, наверно,
        И слились в душе их как-то заодно.
Вот они проходят или проезжают,
Бросив взгляд небрежный, или не смотря.
Дым иллюзий наших потихоньку тает
Мы им все «до фени», проще говоря.   
        Поважней ветровки им пиджак бардовый
        И златые цепи весом в килограмм.
        Впечатленья наши повторились снова,
        Вот и все, что понял я про здешних дам. 
Как очаг домашний и молитвы тоже,
Выброшены в мусор темные платки.
А любовь за деньги им всего дороже,
И балы здесь правят русские братки.
        Нет, уже довольно разочарований
        И своих ошибок хватит мне уже.
        Поворот на север неизбежен нами,
        Там нас поджидает опыт посвежей.
Нет, и здесь неладно, видно невезуха;
Гамбургские ночи, красные огни.
Западней - наркота, северней - порнуха.
Опытом последним стали нам они.
        Мы собрались вместе берегом балтийским.
        Здесь до Петербурга недалек уж путь.
        Скоро мы увидим женщин наших близких,
        Только оправдаться надо как-нибудь.
Пред собой горды мы опытной догадкой;
Где б мы ни бывали, уверяю я,
Лучше нашей русской евро-азиатки
Ни душой, ни телом, не найти, друзья.
        Их красы телесной, чистоты душевной
        Лишь сравнив с другими мы постичь смогли,
        Степень несравненья мы познали верно,
        Оценив всех женщин остальной земли.
Вот и возвратились, только что-то странно.
Было это вправду или во хмелю.
А скорее это плод беседы праздной.
Не сердись, родная, я тебя люблю.
        Но когда достигнем мы черты предельной,
        Вспомним мы давнишней шутки той финал.
        И давно забытых австралийских леди
        Навестим проверить жизненный запал.