Спектакль кончается

СЕМЁН ГРИНБЕРГ
Опубликовано в журнале:
«Иерусалимский журнал» 2014, №49


***
Спектакль кончается. Последние картинки.
Не Гоголь, не Шекспир и даже не Уайльд.
Здесь пайки раздают, и то не всем подряд,
А не английские тартинки.

Да, помню, был Уайльд, зачитанный такой,
В изданьи Саблина, где афоризмы, парадоксы…
Теперь, с утра, обув не шлёпанцы, а кроксы,
Я стал другой.

И, наконец, подумал о душе,
И взялся почитать Наполеона.
Как он искал вокруг, где пятая колонна,
И сам искал, и с помощью Фуше.

Но не нашёл. И подошёл к окну.
Снаружи мой сосед сопровождал жену,
Заметно ожидающую сына.
Он помахал, и я в ответ ему.
А мимо люди шли, и дети, и машины.

2012 

*   *   *

На последних ступенях у самого входа в каньон,

У стеклянных дверей, отразивших меня многократно

Посреди толкотни из идущих туда и обратно,

Там охранник внимательно, я бы сказал аккуратно,

Осмотрел и сказал, типа, вынь да положь телефон.

А трамвай постоял без меня и утёк в мусульманский район.

 

Этот день был особый. Вчера поломался шарав,

А сегодня сосед колдовал из курей, баклажан и кольраби,

И позвал: «Посмотри, дорогой!», это как бы «Попробуй, хабиби!»

И держал за рукав.

 

А у Старого города, там, где германский фонтан,

«Как дела?» – проходя, уронил господин,

А вокруг кто идёт, кто сидит, кто вообще возлежит на газоне.

Здесь дорога начало берёт на Хеврон,

А пока что-то деется на небосклоне.

Будет дождь. Приготовь капюшон.

*   *   *

Он ищет, где бы встать, глядишь и припаркует,

Забравшись целиком на узкий тротуар

И заслонив стекло, где Зингер до сих пор

Машинками торгует.

 

И я там был. И подошёл араб.

Он спрашивал пройти к муниципалитету.

Весь следующий час я раздавал советы,

И многих просветил – и мужиков, и баб.

 

Засим, смирив восторг, биющий через край,

И кинув остальных, посередине Яффо

Протиснулся в трамвай,

Подвинув невзначай

Двух дюжих харедим, как два железных шкафа.

*   *   * 

А на улице нашей дома как дома,

Пусто место, где будет стоять синагога,

Только лунный осколок лишился ума –

Чуть не полдень, а этот на небе висит,

И за мной, отставая всего на полшага,

Долгополый хасид.

 

Он так резво проследовал мимо меня,

Оглядел не без гонора, как у поляка.

В Посполитой живала и наша родня,

Но война разметала и тех и других…

Я смотрел на проворные эти шаги,

На летящие фалды его лапсердака.
2013
 

*   *   *

           Саше Лайко

Мой друг смотрел в окошко на Берлин

Берлин – это немецкая столица.

В Москве «Берлин» – шикарный ресторан,

А здесь не так, совсем иные лица,

Здесь тоже пьют, хотя и заграница,

Но наливают каждый в свой стакан.

Итак, он наблюдал через стекло,

Как басурмане шли на тротуаре.

Прошёл мужик, распиливать бабло,

За ним жена, держащая весло,

За ней катилась девочка на шаре.
 

Семья прошла и больше никого.

Тогда он приподнялся и легко

Снял с вешалки московское пальто,

Спеша, как говорится, сделать ноги

По улице, где припаркованы авто,

Мимо окошка собственной берлоги.

*   *   * 

Светловолосая хозяйка бультерьера

И чёрный господин – бородка и усы –

Болтали недалече от Машбира,

Там, где «Талита куми» и часы.

 

Все плечи упомянутой блондинки

Были укрыты шкурою песца,

И локоны, похожи на пружинки,

Качались на щеках её лица.

 

А что до февраля, судите сами,

Пролился дождь водою питьевой,

И город голубыми небесами
Отметился над каждой головой.

*   *   * 

Сосед же мой – по-прежнему майор,
У них в полиции не изменилась форма,
А где-то к девяти и я бреду во двор
Под бугенвилию, и это тоже норма.

И в общем, фараон давно не видит сны
Про годы голода, и годы изобилья,
Природа ждёт зимы, потом весны,
Орёл над городом летит, считая крылья.

Что поменялося за семь последних лет?
Под джипами сидят совсем другие кошки,
И цены подросли, понятно и ежу.
Посколь на Яффо неопознанный предмет,
По тесным улочкам в автобусе кружу,
Заглядывая вскользь в открытые окошки.

*   *   * 

Тот эскулап был дядя честных правил.
Когда и он не в шутку занемог,
Хотя лечить врача противу правил,
Он сам себя в «Макор Барух» доставил,
И всё шутил: «Сапожник без сапог».

Отсель его направили в «Адассу»,
Откуда прямиком свезли в Гиват-Шауль.
Я помню до сих пор его гримасу,
Как улыбался, подавляя боль…
Он собирался к дочери в Одессу.

Есть место меж Элени а-малька
И главным домом почты-телеграфа.
Мы говорили там, и он пошёл по Яффо,
И всё махал рукой
Издалека.