Великая депрессия - нам отключили свет в квартире

Я вас не  понимал, совсем, не понимал.
И счастья в этой жизни не искал.
Я с горя бредил вами, спьяну тоже
Хоть понимал, что всех других ничтоже.

Я «Я» свое вставлял на каждой строчке
И отректись от этого не мог.
И виденное чувствам предавал
А чувства были как чужие.

Мой якорь брошен уж давно на мель.
Корабль избит безжалостной волной прибоя.
Каюты полны жалких снов.
В машинном смерть и грязь,
А рубка капитанская в пыли.
Все обгорели провода
И свет давно погас.
В иллюминаторах туман и мгла.
Никто меня уж не увидит.
Я засыпаю медленно и ровно.
Чужие люди иногда
Порою поздней не дают уснуть.
Шатаются туда сюда,
Кричат, кидают грязью.

Там где-то далеко, где путь морской проходит,
Где живы корабли, большие пароходы -
Звучат фанфары, бьют салюты.
А я забыт, а я покинут.
И повторяюсь вновь и вновь.
И слов своих не нахожу, от чуждых ухожу.
Пишу стихи - стихи ли то, где нет ни искры, ни огня,
Закономерность случаи не презирает.

Я понимаю, что с человеком стал не схож.
Не схож? Да ну и что же!
Ведь главное, что человек.
На остальное наплевать.

Кто в счастье верит, тот его не ищет.
А я молчу. Молчу, крича... крича, шепчу.
И парадоксы давят на меня.
Ничтожество, порою, тоже что-то хочет -
Обязанности презирать и верить в случай.
Но есть ли что-то ниже? - это я.

О! Если б можно было бы заснуть,
Увянуть тихо и без шума.
О! Если б можно было не бояться смерти,
Не есть, не пить, не думать, не дышать.
Увы! Все миф. Ты бредишь. Бредишь...
И этот бред для всех, что для зубов цинга.

А если б можно было скалы двигать,
Переливать моря и укрощать народы.
Возненавидь, восстань, умри, воскресни!
Ты - пламя, тлеющее в прахе
Пожарищ, битв, реакторов, погостов.
На все есть воля Божья. Повинуюсь.
Придти и смелою рукою
Низвергнуть или вознести.
Кто человек, тот может. Я могу,
Ведь я рожден по духу Твоему,
По образу был создан и зачат
В Любви Великой. Это подтвердят.

Но что-то давит на меня.
Ярмом пудовым клонит к долу.
То давит времени немолчный ход,
А может тление, тоска, разруха.
Не вновь я упаду и буду вновь ничтожен.
А чувства побегут брезгливою толпою.
Не буду замечать их мерзкие стенанья.
Презренные! Пусть воют голодая.
Пусть память гложут, чтобы съесть былое.
А памяти не будет - пусть умрут.
Они мне не нужны,
Жестокие свидетели былого.

Давно когда-то правил мною рок.
Теперь свободен я и чист.
Но все-таки несчастлив. В этом вся задача.
Ответ известен - без общества погибнуть можно.
А вот решение сокрыто глубоко.
И можно откопать, да время как всегда
Свою играет пьесу с давно забытой кодой...