Эпитафия романтизму, или Не дарите даме камелий! 1

    И  вот  к  1858  году  наш  гигант  «исписался», сел  на  мель, давно  простился  с  замком  Монте-Кристо, нужны  свежие  силы, а  где  взять? Жить  на  средства  сына  можно, но  гундит  этот  зануда  так, что  уши  вянут. Постоянно  попрекает  за  кутежи, молодых  девчонок  и  долги. И  сколько  ему  не  таскай  яблок, как  в  своё  время  его  дуре-мамаше – дынь, всё  равно  ругает. Даже  пьесы  у  сыночка  с  говорящими  названиями:  «Внебрачный  сын», «Блудный  отец», и  публика  на  них  валом  валит, называя  папашу  «старый  Дюма». Бывший  соавтор  Маке  взялся  судиться  из-за  авторских  прав, требует  вернуть  свой  пай, который  давно  промотан, а  в  своё  время  молчал  в  тряпочку, получая  денежки. Сын  за  него  не  заступается, у  него  княгиня  стала  ревнива, сварлива  и  свирепа. И  вот  надумал  наш  великий  кутила  двинуть  в  Россию  за  новыми  идеями. Увязался  за  графом  Кушелёвым-Безбородко, у  которого  уже  в  свите  есть  известный  итальянский  маэстро  и  шведский  медиум, почему  бы  и  арапчонка  Дюма  не  захватить, а  то  Пушкин  уже  давно  добузился…Но  ходячий  воз  амбиций  желает, чтоб  его  ещё  и  уговаривали, и, когда  графиня  сама  заявляет, что  берёт  Александра  в  Петербург, он  для  вида  отнекивается, заявляя, что  этого  ему-де  мало, он  хочет  всю  Россию  посмотреть, не  меньше! Смеясь, его  заверяют, что  это  не  проблема – и  он  больше  не  ломается. Замечу, у  того  графа  только  под  Москвой  были  скромные  охотничьи  угодья, каждое  размером  с  Фонтенбло, где  короли  охотились, и  ещё  куча  на  Волге, а  над  волнами  Чёрного  моря  скалой  стоит  теремок  в  восточном  стиле  с  резными  позолоченными  балконами, куполами, для  привыкших  к  тесноте  и  давке  французов  этот  домик  катит  на  дворец, да  и  в  Питере  парочка  дворцов, лютиковый  и  зелёно-миндальный. Короче, бывают  в  жизни  огорченья, где  вместо  хлеба  ешь  печенье, и  с  протяжным  воем  радости  и  прыжками  на  месте (а  весу  в  Саше  больше  центнера), Дюма  заверяет  всех  присутствующих, что  он  согласен, давно  хотел  попробовать  русских  женщин  и  водку!
   Александр II, хотя  и  зачитывался  в  юности  «Тремя  мушкетёрами», особого  интереса  к  его  персоне  не  выказал, бросив  вскользь, что  «этот  романист  больше  смыслит  в  кулинарии». Визу  дали, из  Питера, где  Дюма  пялил  глаза  на  «неслыханную  роскошь»  хозяев, у  которых  было  каких-то  две  тысячи  крепостных  у  себя  дома, да  у  банкирского  дома  Ротшильда  векселей  на  пару  миллионов, наш  турист  поехал  в  Москву, к  Нарышкину. У  того  была  подружка, француженка, Женни  Фалькон, сестра  известной  певицы, и  избалованный  соотечественницами  мастер  пера  решает  наставить  рога  хозяину. Пыхтя  и  сверкая  глазами, он  заявляет:  «Я  целую  вам  только  руку, завидуя  тому, кто  целует  всё  то, что  не  целую  я». Конечно, пошло  звучит, но  пошлость  уже  давно  стала  нормой  жизни  французов, что  и  доказывал  Флобер  в  своей  «Мадам  Бовари». Заяви  такое  какой  русский  гусар, без  поединка  вряд  ли  обошлось  бы, но  кто  ж  будет  всерьёз  воспринимать  ужимки  французишки? Европа  ужасно  завидует  русским, при  этом  так  дрожит  от  страха, видя  её  размеры, что, совершенно  не  понимая  нашего  снисходительного  великодушия, мнит  себя  победительницей  даже  там, где  над  ней  откровенно  потешаются. Так, Моруа, видимо, всерьёз  верит, что  ухаживания  Дюма  покорили  Женни, очевидно, путая  её, по  аналогии, с  Мелани  Вальдор  и  т.п., всего-то  на  основании  того, что  полвека  спустя  восьмидесятилетняя  бабушка  вместо  ответа   на  прямой  вопрос:  «Было  или  нет?»   спела  куплет:  «Он  чествовал  меня  тогда, когда  была  я  молода». Налицо  полное  непонимание  нашей  психологии, а  заодно  стремление  выдать  желаемое  за  действительное. Однако 

«Немало  и  таких, кто  признаёт  литературные  заслуги  Дюма, но  считает  его  человеком  легкомысленным. И  по  этой  причине  они  его  избегают  или  сохраняют  дистанцию  в  разговорах  с  ним  из  страха, что  он  представит  их  в  своих  путевых  набросках  или  воспроизведёт  произнесённые  ими  слова  в  карикатурном  виде» (из  донесений  Царю).

 Окружение  нашего  туриста  более  чем  скромно, по  русским  же  меркам:  Нарышкины, что  поделать – сваты, приходится  хозяйничать, один  французский  художник  и  сестра  французского  же  актёра. После  массового  гуляния  в  саду  Эльдорадо  25  июля  решили  продолжить  праздник, князь  Голицин  ради  забавы  даёт  ужин  26  июля, и  ночью  в  том  саду  устроили  гулянку  под  названием  «Ночь  графа  Монте-Кристо», чтоб  сравнил  со  своим  текстом. Даже  не  побрезговали  среди  иллюминации  повесить  буквы  А  и  Д, в  честь  гостя. Текст  романа  проиграл, но  сообщить  об  этом  читателям знаменитый  романист  постеснялся.

Самое  большое  счастье  за  время  этого  путешествия  доставило  Дюма  открытие, что  образованные  русские  знают  Ламартина, Виктора  Гюго, Бальзака, Мюссе, Жорж  Санд  и  его  самого  также  хорошо, как  парижане. В  Финляндии  он  встретил  игуменью, которая  зачитывалась  «Графом  Монте-Кристо» (А. Моруа).

Смеяться  некому. Всё  верно, матушке  импонировал  образ  христианина, главного  героя  романа. А  также  верно  ещё  и  то, что  Грановитая  Палата  в  Кремле  была  построена  на  век  раньше  Лувра, и, в  отличие  от  него, имела  канализацию, и  русским  был  не  нужен  одеколон, всегда  были  бани. Но  про  это  писать  нашим  французам  западло. Заткнулись. Важно  ещё  и  то, что  наши-то  их  столпов  культуры  знают, чего  ну  никак  нельзя  сказать  о  парижанах! Со  своими  же  соотечественниками, живущими  в  России, Дюма  ведёт  себя  в  полном  соответствии  с  образом  гоголевского  Хлестакова. Из  писательской  публики  с  Дюма  не  общается  никто, даже  демократ  Некрасов, будучи  редактором  журнала  «Современник», побрезговал, прислал  мужа  своей  любовницы, Панаева, в  качестве  чичероне, и  всё. Восхвалявший  драматургию  Дюма  Белинский  молчит, занят  барин, понятно? Только  Евдокия  Ростопчина, свояченица  графини  де Сегюр, французской  детской  писательницы, католички, рада  его  видеть. Даму  можно  понять, её  дни  сочтены, так  хоть  такое  развлечение, к  тому  же  она  полагает, что  эта  французская  знаменитость  должна  рассказывать  правду  о  нашей  родине, и  дарит  ему  массу  литературного  и  исторического  материала. Наивная, наивная, Ростопчина! Графини  Шуваловы, которых  некий  начинающий  бумагомаратель  Илья  Салов   упросил  показать  туристу  Бородино  и  рассказать  о  пребывании  Наполеона  в  Москве, остались  очень  разочарованы  фанфароном, норовившем  не  слушать, а  горлопанить  без  умолку. В  Троице  и  Переяславле, смотрим  по  письмам  к  сыну, Дюма  заинтересовала  местная  селёдка. В  Костроме – постановка  Мериме  в  театре, в  Нижнем  Новгороде – ярмарка  на  шесть  тысяч  ларьков  и  публичный  дом  на  четыре  тысячи  девиц. Пространно  и  длинно  далее  он  пишет  о  путешествии  к  киргизам, потом  ещё  подробнее – про  калмыков, где  он  пытается  ухаживать  за  женой  вождя. Интеллектуальный  уровень  заметен, не  так  ли? Далее. Проехался  Дюма  и  по  Кавказу, только  вопреки  желанию  чеченцев, наследников  он  там  не  оставлял. Тогда  рабство  уже  ликвидировали, Кавказ  был  жёстко  мусульманским, и  никакая  луноликая  красавица  не  убегала  в  домик  к  гостю, зная, что  за  такие  поступки, достойные  разве  европейской  провинциалки, ей  грозит  вовсе  не  быстрая  смерть, а  перед  тем  ещё  развлечения, похуже  даже. Книга  же  некоего  Шерипова, выпущенная  в  Грозном  в  1980  году, все  свои  тезисы  выводит  на  основании  досужих  домыслов  и  какого-то  перстня  с  вензелем  «АД». Дюма  был  далеко  не  столь  глуп, чтобы  рисковать  своей  головой  и  другими  частями  тела  у  хозяина, что  доброжелательным  тоном  спрашивает:  «Ви  пишите  что-то  для  нашего  услаждения, да?». Сонеты, адресованные  жене  главного  калмыка, он  приводит  слово  в  слово, но  НИЧЕГО  не  говорит  о  своих  амурах  на  Кавказе, даже  по  возвращении, когда  никто  не  мешал  врать. Перстень  же  можно  изготовить  по  заказу, или  хозяин  может  его  потерять  по  пьяни, или  расплатиться  им, если  возникли  трения-затруднения, и  т.д. В  80-е  же  стало  очень  модным  заявлять  о  своих  якобы  знатных  корнях, о  питерских  ариях (не  смейтесь, не  я  придумала), а  какой-нибудь  самиздатовский  «маг»  за  сдельную  мзду  подтвердит, что  вы  чья  нужно  реинкарнация  даже, не  то  что  чей  потомок! От  этого  ещё  Набоков  блевался, а  до  него  Джек  Лондон  и  Конан  Дойл. Добавим  ещё, что  потомок  Дюма-отца  будет  по  цветной  градации  квартероном, четверть  негра, очень  грязная  кровь  по  меркам  соседей  Колхиды.
   И  это  всё  видно  только  из  хвалебных  панегириков  Моруа, соотечественника. Заглянем  в  исследование  С. Дурылина, опубликованное  в  серии  «Литературное  наследство», «Русская  культура  и  Франция», том  второй, тот  самый, что  вышел  вперёд  первого, то  есть, уже  отредактированный  цензурой, в  1937  году. Что  новенького?

    А. М. Горький  называет  Дюма  одним  из  профессоров  его  «университета»  литературы. Ладно, это  без  комментариев, этого  пролетарского  прихвостня  читали  все. Талантлив, без  сомнения, но  талант  не  есть  личная  заслуга  автора, это  дар  Божий. Гюго, который  тоже  интересовался  темой  и  создал  роман  с  говорящим  названием  «Отверженные», всего-навсего  повествует  о  вечном:  мир  лежит  во  зле, зло  заложено  в  самой  природе  человека, однако  он  в  силах  преодолеть  его  и  победить, сперва  в  самом  себе, а  после  и  окружающая  обстановка  наладится. Горький  занимается  романтизацией  человеческих  отбросов  под  флагом  рассказов  из  жизни  маргиналов, забывая, что  его  героев  данное  положение  дел  вполне  устраивает. И  вот  ещё  что. Не  будь  так  распропагандировано  его  творчество, читателей  у  Горького  нашлось  бы  в  десятки, сотни  раз  меньше, чем  есть. Кому  интересны, по  большому  счёту, сериалы  из  жизни  бомжей? Паразитам, чей  уровень  жизни  много  выше  и  они  могут  позволить  себе  снисходительно  кидать  милостыню (в  размере  копеечек, а  не  своего  месячного  дохода) и  даже  вопить  о  сострадании, дабы  показать  свою  фальшивую  добродетель, вот  только   за  стол  с  «несчастными»  они  никогда  не  сядут  и  реально  помочь  не  попытаются. Как  не  попытался  чествуемый  на  Соловках  Горький  помочь  юнцу, который  осмелился  рассказать  ему  правду  о  суровых  условиях  жизни  в  лагере  и  угодившем  за  это  под  расстрел. Ну, а  мне, положим, неинтересно, как  содомиты  совокупляются, и  читать  про  гнусь  желания  нет, вот  они  теперь  и  изощряются  в  популяризации, парады  устраивают, чтоб  внимание  привлечь. Даже  своего   Горького  нашли –– он  ещё  НБП  выдумал, литератор  «великий», да  бесталанный, Бог  не  дал, чтоб  в  нечистотах  не  пачкал. Нашлись  и  продолжатели-натуралисты...чёрт  с  ними, короче.

   Об  эпизоде  с  попыткой  получить  орден  из  рук  русского  Царя, говорит  Дурылин, Дюма  предпочитал  при  жизни  помалкивать. Далее  приводится  масштабная  документация  по  данному  делу, взятая  из  архивов  ;;;  отделения (русской  тайной  полиции), переводы  с  французского. Итак, идею  выклянчить  орден  выдвинул  неизвестный  за  бугром  источник, Моруа  называет  его  одним  из  агентов  русского  правительства, потому  что  обидно  называть  имя. Ибо  это  знаменитый  талантливый  французский  журналист, главный  редактор  газеты  «Франкфуртский  журнал»  Шарль  Дюран, получавший  субсидии  также  из  Вены, Берлина  и  Петербурга. Понимаю, французскому  автору  неприятно  читать  о  верноподаннических  излияниях  Дюрана  русскому  Царю, о  хитрых  экивоках  во  все  политические  лагеря, о  его  дружбе  со  всеми  и  везде. Полагаю, что  на  самом  деле  этому  всеобщему  приятелю  просто  нравилось  тусоваться  и  быть  в  курсе  всех  дел  и  событий, положение  обязывает. А  что  касается  преданности  Дюрана  императору  Николаю, то  это  просто  разумная  позиция  грамотного  наблюдателя, понимающего, где  истина, а  где  мишура. Да  ещё  подлинное  уважение  к  монарху, справедливо  оценившему  профессионализм  журналиста  и  его  гражданскую  позицию (письмо  к  «Сен-Жоржу»  от  30  июня  1839 г.). Дюрана  истово  старались  купить  бонапартисты, и  он  разрешил  им  думать, что  это  получилось, да  и  затея  с  орденом  представлялась  ему  выгодной  для  авторитета  Царя  во  Франции. Однако  размениваться  на  кумира  плебса  наш  император  не  стал. И  правильно. Ведь  даже  сама  подаренная  пьеса  оказалась  состряпанной  рукой  Жерара де Нерваля  и  Корделье-Делану, а  сам  Дюма  её  лишь  отредактировал. Стоит  сказать  также, что  в  постановке  Александринского  театра  в  1840  году  пьеса  Дюма  «Алхимик»  провалилась  раз  и  навсегда. Вместе  с  попытками  бонапартистов  снискать  благосклонность  русского  самодержца.

  Дальше. Речь  пойдёт  об  знаменитом  романе  «Учитель  фехтования». История  о  декабристе  Анненкове  и  его  подружке, французской  модистке, не  устававшей  прославлять  доброе  сердце  императора  Николая, позволившего  ей  выйти  замуж  за  избранника, стала  известна  Дюма  от  некоего  Гризье, действительно  дававшего  уроки  фехтования  потомку  знатного  рода, одному  из  «героев  Сенатской». Сама  же  Полина  Гебль  в  своих  мемуарах  стремится   «...прекратить  толки  людей, не  знавших  правды, которую  по  отношению  ко  мне  часто  искажали, как, например, это  сделал  Александр  Дюма  в  своей  книге, в  которой  он  говорит  обо  мне  и  в  которой  больше  вымысла, чем  истины». Полагаю, самой  Прасковье  Егоровне  Анненковой  стоит  верить, верно? Но  дело  даже  не  в  том, насколько  опошлен  у  Дюма  образ  как  самого  декабриста, так  и  его  возлюбленной. Испакостил  сильно, заметно  и  невежде. Когда  роман  печатался  в  Брюсселе, Анненков  с  женой  уже  не  был  каторжником, по  царской  амнистии! Никаких  проблем  не  составило  бы  автору  и  герою  романа  списаться  и  уточнить  реальные  события, но  паровозу  мыльной  оперы  это  вовсе  не  нужно, ведь  он  тогда  и  думать  не  хотел  о  поездке  в  Россию. И  верно, зачем  нужна  какая-то  достоверность, пишем, как  пипл  схавает, а  то, что  живые  люди  от  этого  могут  пострадать, сатаниста  никогда  не  волновало. Кроме  того, писал  он  не  наобум, перевирая  чужой  рассказ, как  понравится. В  руках  автора  «Учителя  фехтования»  был  официальный  доклад  следствия  по  делу  декабристов, изданный  в  Санкт-Петербурге  в  1926  году  на  французском  языке, так  что  все  якобы  нелепости, неточности, несообразности, измышления  и  фактические  ошибки  есть  не  случайные  огрехи, а  сознательная  дезинформация. Когда  же  через  18  лет  молчания  Дюма  в  России  встречает  супругов  Анненковых, то  вместо  логичных, на  взгляд  любого  культурного  человека, жестов, как  то  поклон, извинения, и  т.п.  он  с  громким  воем  вешается  им  на  шею, якобы  от  радости. Анненковы  были  неприятно  удивлены, их  терпения  хватило  на  три  дня. Воспитание  всё-таки. А  я  бы  просто  врезал, плевать  мне  на  его  габариты, я  на  своей  земле, скажет  наш  современник, и  будет  прав. И  даже  это  ещё  не  всё. Прошу  запомнить  и  написать  на  стене  в  прихожей:  АЛЕКСАНДР  ДЮМА-СТАРШИЙ  НЕНАВИДИТ  РОССИЮ, и  утверждающий  обратное  либо  невежда, либо  глупец, либо  сам  враг  нашей  Родины. Рамку  для  портрета  императора  Николая  Павловича  Дюма  старательно  позолотил, так  как  понимал, что  вздумай  он  тявкать  на  Царя, в  Париже  его  запинают  до  смерти  свои  же  соотечественники, русские  просто  не  успеют  дойти (казаки  в  1812  году  наглядно  показали, кто  в  Европе  хозяин). Зато  вдоволь  порезвился  на  неизвестном   тогда  поле  исторического  пасквиля, уляпав  в  грязи  всю  династию  Романовых (это  он  по  инерции  со  своей  «Нельской  башней», видать, но  ничего  не  извиняет  гостя, который  лезет  со  своим  уставом  куда  не  просят, да  ещё  хамит  при  этом). Более  того. Он  смеет  утверждать, что  цареубийцы  исполняли  желание  народа, он, со  смакованием  описывавший  казнь  убийцы  Генриха  IV  и  ненависть  народа, оставшегося  без  Богом  данного  государя! Ни  на  какую  рассеянность, невнимательность  и  т.п.  это  списать  невозможно, это  жест  врага, и  врага  подлого, безжалостного. Даже  повешенные  враги  Отечества  и  Веры, эти  пятеро  провокаторов, не  додумались  до  тех  слов, которые  им  вставляет  Дюма:  «Посмотри, до  чего  добр  этот  народ-раб:  он  не  умеет  повесить  человека!» Но  никаких  репрессий  не  последовало, просто  роман  запретили  печатать. Заметьте  ещё, когда  Дюма  в  России  начали  печатать  громадными  тиражами –– с  1905  по  1917  год. Кстати, эту  ошибку  добросердечного  Николая  учёл  товарищ  Сталин, и  ледоруб  долетел  до  Троцкого  аж  через  океан, в  Мексике. Учли  опыт  экспорта  революции  и  другие  товарищи, и  любитель  бега  по  джунглям  с  автоматом  как-то  незаметно  отбегался. И  правильно. Террористов  действительно  следует  мочить  в  сортире, даже  если  этот  сортир  на  природе, решили  боливийцы  и  расстреляли  Че  Гевару. Мне  его  ничуть  не  жаль. Хорош  папа, морящий  свою  дочь  голодом  лишь  потому, что  где-то  кто-то  на  планете  ещё  голодает. Никак, тоже  Дюма  начитался.