смерть Есенина

Загнанный волк, заперты двери.
Слышны шаги…
Сквозняк нынче гуляет,
А может быть и не только он?
Слышу отчетливо шаги,
И несколько: раз, два, три,
Четыре… пауза, они затихли.
Воют ледяные вихри.
Кто-то постучался в дверь.
Тук – тук, Серьгун, открой, ты узнал?
Душа вздрогнула, в голосе ложь,
Бросившая тело в дрожь.
Тихо я встал, залез в чемодан,
Там ведь лежал надежный наган,
Но нет и в помине спасенья из стали,
Видно о нем они уже знали.
Голос за дверью опять говорит,
Только теперь он противно хрипит –
« Сережа, открой! Это ж я»,
В ноздри ударил запах гнилья.
И тут тишина…
Звонкий стук сапогов подносит ключи,
Нервы натянуты так, хоть кричи!
Ключ входит в замок.
Поворот, еще поворот,
Мыльное тело, высохший рот.
Мгновение, дернулась ручка дверная,
Сижу неподвижно, что делать не зная.
Острые тени проникли без звука,
Глядит на меня чикистская сука.
С улыбкой заходят, плащи все из кожи,
Ночь своим мраком скрывает их рожи…
Улыбнулся и я, разглядевши карателей,
Тут же узнал в них хороших приятелей,
С ними я пил, да гулял до упаду,
Сердце питает ненависть к гаду.
Дан был приказ – надавить и пытать,
Кровушки хочет поганая ****ь!
Ударил я первым, привет из Рязани!
Рассыпались зубы, очерки брани.
Кто на меня, подходите ребятки,
Тут же носы превратились их в смятки.
Я выдохся, накинул удавку чекист.
Тут удар, подсвешник, комод,
Пустота и смятение.
Остывающий труп, не наступит прозрение.
Быстро морг, макияж, в заключении ложь.
И лежу я в гробу, на себя не похож.