Судак
прибрежною галькой на тыщи осколков
распался сверлящими трелями суши
в точеную поступь свечей кипарисов.
Здесь гул вразнобой разнося отголоском
до мерного трепета тающих кромок
за полночь, как в серую мглу Меганома
с луною осиливать первую четверть.
И плавится масло светильника в воду,
встречаясь с луной, оплывающей в море;
у ветра не выпросить горстки свободы,
у моря - пригоршни больного простора.
Залив отсекается шумным прибоем -
огромным скользящим ножом гильотины, -
и движутся волны размеренным строем,
легко шелестят на ветру паланкины.
Толпа генуэзцев к поверженным стенам,
чернильные башни затихшей Солдайи,
турецкий клинок над просмоленным небом
да крик воронья над потерянным раем.
Все так же щетинится море притоком
мохнатою мордой в толченую гальку.
Все так же идут караваны по тропам
и горы имеют верблюжью осанку.
Безмолвие ночи приходит с Востока
в корявые сосны забытого порта.
Тебя не окликнут на башне высокой,
не скрипнет в ночи такелаж галеота.
Лишь ветер по склонам сметающий пепел,
и время на ножке из струйки песчаной
хранят заржавевшею памятью петель
далекие смутные воспоминанья...
Свидетельство о публикации №114111003586