Тим. гл. 22. 1. по Колин Маккалоу

22.1.

Как ни старались Мэри с Роном,
Влиять на Тима не могли,
Он поражён был словно громом,
Всегда от всех он был вдали.

Бродил бесцельно он по саду,
По маме в плен брала тоска,
И он на Мэри, как отраду,
Смотрел как бы издалека.

То встанет на одном он месте,
«Упрёт» во что-то глупый взгляд,
Как будто ждал оттуда вести,
«Ловил» он там лишь «грусти яд».

Он словно ждал, случится чудо,
Не мог понять о том никак,
Ему вновь становилось худо,
Вновь наступал какой-то мрак.

Замкнулся в собственном он мире,
Не допуская никого,
На ум давили тяжки(е) гири,
Чурался как бы он всего.

По настоянию же Мэри
На дачу ездил с Тимом Рон,
Ему открыла она двери,
Он, как жилец, был обречён.

Вели бесплодные беседы,
О Тиме и его судьбе;
На них свалились его беды,
Их жизнь текла теперь в борьбе.

В борьбе, вернуть красавца Тима,
Хотя б на прежни(е) рубежи,
Уже давно всем стало зримо,
В уме у Тима — виражи.

Исчезла радость с ним в общенье,
Уже замкнулся Тим в себе,
Тревожно Тима поведенье,
Терялся смысл в такой борьбе.

Впервые к ней «прилипло» горе,
Бессилье порождало гнёт,
Он «уплывал от Мэри в море»,
И бог лишь знает, что «поёт».

Скрываясь где-то, лил он слёзы,
Так унимал душевну(ю) боль,
Какие чудились курьёзы,
Он сам на рану сыпал соль.

Прониклась жалостью и к Рону,
Поскольку был он одинок,
Вошла в его проблемну(ю) зону,
Навис над ним, возможно, рок.
      
На нём заметна уже старость,
Болезней даже явный след,
Давно поникла его радость,
Итог его житейских бед.

Дрожал он старческою дрожью
И медлил часто при ходьбе,
Теряло в весе тело «божье»,
Навстречу шёл своей судьбе.

Неумолимо и так быстро
Беда теснила с всех сторон,
Проблемы всплыли все так остро,
«Не спрячешь их и за кордон».

Одна работа только в фирме
Давала повод быть собой,
Всё время дома жила в «гриме»,
Пленённая всегда борьбой.

Борьбой за Тима и за Рона,
Практически за жизни их,
Но натыкалась на препоны,
На безысходность их двоих.

Уже боялась она пятниц,
Когда ей надо с ними быть,
Всех этих с ними неурядиц
Ей надо было пережить.

Кошмарным стали наважденьем,
Уже ей и отец, и Тим,
Не знала их, каким леченьем
Объять вниманием своим.

Однажды, сидя на веранде,
На берег устремила взор,
Там Тим стоял «во всём таланте»,
Утёсы созерцал в упор.

Но что искал и что он видел,
Какой хотел найти ответ,
И кто, за что его обидел?
Хотела б вынести на свет.

Разлад её тревожил с Тимом,
Вину считала всю своей,
Каким «покрылась она гримом»,
Хотелось очень знать бы ей.

Но с ним беседа — бесполезна,
Он даже слушать не желал,
И сколько раз к нему с тем лезла,
Но он умело «убегал».

Но в нём прошедши(е) перемены
Не отражались на дела,
Но душу прятал он «за стены»,
И вновь: «осталась я одна».