Андрей Беловский - Дворянский Петербург. Часть 8

Андрей Беловский - Дворянский Петербург. Часть 8

Разговор А.С. Пушкина с бароном Дельвигом.



Дельвиг.
Мой друг, не все еще пропало!
Хоть нас, не мало и теснят.
Хоть ропщет «свет». Хоть денег мало.
Мечты великие манят!

Пушкин.
Мечты! Одно лишь утешенье:
Сквозь них на будущность смотреть!
И жизнь как – сладкое мгновенье!
И рок, не так пугает впредь.
И путь, который мы избрали
Спокойной жизни не сулит.
На что мы раньше уповали?

Дельвиг.
На то, что долг не умалит.
На то, что каждому таланту
Найдется славная стязя.
На то, что даже арестанту
Грозить неправедно нельзя.
На то, что все чины, погоны
Отличий временных печать.
На просвещенные законы
На то, что мы должны начать.

Пушкин.
И мы начнем. Литература
Должна гуманность источать.
Гуманность – высшая микстура.
Ну, да! И смысл, какой ворчать
На наших дней несовершенство?
Не лучше ль, истине служа,
Добиться праведных главенства
Быть чистым, честью дорожа.
Испить из кубка вещей славы,
Коль муза взор свой обратит
Столь благосклонно. А забавы?
А вдруг история простит?

Дельвиг.
Не ты ль служитель музы Клио!
Весьма в историю вникал?
И было б, в общем справедливо,
Чтоб одобрение снискал.
Среди потомков отдаленных
Среди народов всей земли.
Средь многих, в творчество влюбленных.
Нас травят здесь. Но там, вдали,
Лет через сто придет признанье.
И удивятся, что сейчас,
Монарха грозного вниманье
Под подозреньем держит нас.

Пушкин.
О, да! Уж это подозренье…
Жандармов долг подозревать.
И даже Божие знаменье
Не знают, как истолковать.
Как бич, жестокая цензура
Стремится все пересмотреть.
И каждый цензор смотрит хмуро!
Увы, и также будет впредь.
Слова… слова… ведь я умею
Постичь, что многие из вас,
Довольны жизнию своею,
Среди иных красивых фраз.
Но всё… Мой цензор размахнулся,
Он слово жизнии лишит.
И слог под дланью встрепенулся,
И буква каждая дрожит.
Кричат: пощады нам, пощады!
Мы подневольные слова.
Украсить строчку будем рады.
Подумал, автор – ли сперва
Нас к написанью обрекая,
Что цензор будет нас судить,
Давая жизнь, иль не давая.
И как его разубедить?
Скрепит перо и гибнет слово.
Жесток твой цензор приговор!
Ты мог судить не так сурово.
И все, что было до сих пор,
В моем твореньи «не распятом»
О милосердьи вопиит!

Дельвиг.
Пером ли? Пулею? Булатом?
Нам непрерывно рок грозит.
И что спасет? Лишь вера в Бога!
На что же боле уповать!
И жизнь как странная дорога.
Но есть ли повод унывать,
Пока в руках не смолкнет лира?

Пушкин.
О, никогда! Мой друг поэт!
Живи для Бога! Не для мира!
Напутствий лучших в жизни нет!

Разговор поэта В.А. Жуковского с Владимиром Далем.

Даль.
Мой друг, смятенью есть причина.
Поэт уходит в мир иной.
Все ищут славы, просят чина.
И вновь судьба играет мной.

Жуковский.
Судьба смешает гениально
«Колоду жизни всех мастей».
И все случится так фатально.
И нет хороших новостей.
И все, что раньше было мило
Теперь, невольно тяготит.
Не на чужбину ли уныло
Лежит мой путь. И Бог простит
Меня, за то, что все старанья
Поэта друга не спасли.
И мы давали обещанья
Исполнить коих не могли.
Пришла пора «вина забвенья»
Как утешенья возжелать.
Хотя, быть может даст знаменье
Господь! И будет тишь да гладь!

Даль.
Но только Пушкина не будет!
Придет ли вскоре кто иной?
И «души спящие» разбудит?
Но нет! Нависло надо мной
Горой ужасной сожаленье.
На что, я раньше уповал?
Как жаль мне наше поколенье
Почти никто не сдобровал
Из тех, что с лирою родились.
Кому Всевышний дал талант.
И вновь вельможи возгордились,
Что держат царство как Атлант.
Хотя, не все ль по воле Бога
Течёт. Но «низким» не понять
Его путей. И есть дорога
Как жизнь. Мы можем лишь принять
Судьбу, без ропота и страха
Но всё не к месту и не так!
И царь не Бог. И «двор» как плаха.
Но честь не сгинула во мрак!

Жуковский.
Ах, честь, возвышенных порука.
«Отмыта кровью столько раз»!
И смысл, и правда, и наука.
Войдут в поток красивых фраз.
И всё, что в нас доселе тлело
Обидой ум «воспламенит»
И скажут: Случай! Было дело.
Но гений раненый лежит.
И ждет. Чего?

Даль.
- В обитель Бога
Когда откроются врата.
Я не из тех, кто судит строго.
Но этот мир – лишь суета.
А там – «нетленно царство света»
Оно возвышенных манит.
Одно лишь виденье поэта
Картины райские хранит.
В уме. И силой созиданья
Преображает ум людей!
И позабыв про расстоянья,
Разносит свет своих идей!
И мы, которые стояли
У изголовья как друзья.
Не все конечно представляли
В какие дальние края.
Душа поэта устремится.
Он не от мира, но в миру
Учил, и нам помог учиться.
Не Бог играет ли в игру,
В которой Богопостиженье.
И святость – самый главный приз!
И есть мечта! И есть виденье!
Нет только выхода «на бис».

Разговор Н.В. Гоголя с профессором Краевским.

Гоголь.
Увы, мой друг, пора прощаться.
Мой путь Европою лежит.

Краевский.
Ещё придется возвращаться.
Как жаль, что головы кружит,
Подумать – только заграница.
Ведь ты – же сын земли родной?
Москва тебе еще приснится.
Тоска не ходит стороной.
Вот, я бы, вряд ли, смог покинуть
Москву! Злотые купола
Горят на солнце, отодвинуть
Любые можем мы дела.
Но всё равно родные стены
Потом обратно призовут.
Ведь заграницей выше цены.
Быстрей здоровье подорвут.

Гоголь.
Всё так, но здесь теснят таланты
Талант от Бога! Но над ним
Нависли цензоры педанты.
Да, и Монархом не любим,
Скажу, меня пока терпели.
Но, в кабинетах суета.
Писцы, жандармы. В самом деле.
Ведь похоронена мечта!

Краевский.
Мечту, мой друг, пока, что рано
Без сожаленья хоронить.
А мир сомненья и обмана
Не должен нас обременить,
Ведь, мы порою, сквозь мирское,
Предвидим замыслы творца.
И вновь чудесною строкою
Наполним радостью сердца.
Вдохнем блаженства дух отрадный.
И не прожить без Божества.
На Алтаре. И беспощадный
Не скажет горькие слова.
И гордый, гордость не посмеет,
Кичась, пред нами выставлять.
И дух парит и мысль умеет.
Длань провиденья восхвалять.
И мы, как древние пророки,
О правде людям вопиим!
А кто писал благие строки
Знаменьем Божиим храним!

Гоголь.
О да! Не Ангел – ли хранитель!
Отводит страшное от нас?
И ты хороший утешитель.
И Пушкин взвился на Парнас!
Хотя, предчувствие терзает
Меня, что точно не к добру
Подлец Дантес приударяет
За Натали! Живя в миру,
Мы так безвыходно ранимы!
Мы так зависим от всего,
Что скажет «свет». Надежды мнимы.
Толпа желает одного:

Краевский.
Чего? Кровавого финала?
Чтоб обсуждать и осуждать.
В миру хулителей не мало.
Им правда будет досаждать!
Они не терпят превосходства.
И у поэта за спиной
Твердят, без тени благородства,
Что он – задёрганный, больной,
Долгами, бытом сокрушённый
«В придворной клетке соловей»
Поет про честь. Но беззаконный
Дантес – сомнительных кровей
Подлец, Отечества изгнанник,
К злодейской роли уж готов.
А подлый Гекерен посланник?
Мне говорил о нем Хвостов,
Что он с грехом содомским дружен.
Что он и Жоржа соблазнил.
И осужденья удосужен.
И слишком много возомнил.
И впал в маразм, не отвергая
Злодейских методов пути.
Из сердца злобу извергая
Сумел к бесчестию придти.
А там - ...?

Гоголь.
- Кровавая развязка.
Я это видеть не хочу!
И мир жесток и жизнь не сказка.
И путь один. Я не шучу.
Скажу; уж лучше заграница
Чем тело друга на руках.
Мой долг писать и не лениться!
И отразить в своих строках
В обитель правды путь короткий.
Меня не надо осуждать.
И след в миру не самый четкий.
О чем скорбеть? И что мне ждать?

Краевский.
Не знаю! Только возвращенье
Тебе мой друг предрешено.
Пройдут обида, возмущенье!
И ты вернешься все равно!


Разговор князя Васильчикова с М.Ю. Лермонтовым.

Васильчиков.
Мне жаль, не всё от нас зависит.
Рок беспощаден, как палач!
Дуэль. Кто голос свой возвысит
За примиренье? Или плач
Раздастся скоро. Уверяю,
Что я того бы не хотел.
А вдруг помиритесь?

Лермонтов.
- Не знаю.
Всему на свете есть предел!

Васильчиков.
И надо ж быть таким жестоким?

Лермонтов.
Да, я его давно простил.
Он был от истины далеким.
А впрочем, сам же превратил
Себя в посмешище для света.
Теперь ему не сдобровать.

Васильчиков.
Он хочет кровию поэта
Свою победу отмывать.
Нет! Не победу а злодейство.
Он негодяй и вертопрах.
Паяц, любитель лицедейства
И весь злословием пропах.
Он так желал чины, награды!

Лермонтов.
Уж знать, что мало заслужил.
А Петербуржские парады?
Он всё имел, но низложил
Себя, и здесь в горах Кавказа,
В отставке, он почти никто.
Как жаль, что брошенная фраза
Его задела ни за что.
Не стал бы требовать развязки
Иной – возвышенный душой.
Хватило б нам минутной встряски.
А там… Да, впрочем, мир большой!

Васильчиков.
Но, ложь везде преуспевает.
И сплетни - слаще, чем зефир.
И каждый масла подливает
В огонь… Какой жестокий мир?

Лермонтов.
А что, правитель не жестокий?

Васильчиков.
Правитель времени под стать.
А вы, как путник одинокий.
Могли бы в Питере блистать.
Там череда увеселений!
А здесь сражений череда.
И только вечный ход мгновений
Над нами царствует всегда.

Лермонтов.
Всегда! Как много в этом слове
Для нас дворян заключено?
Но, пистолеты наготове.
А, впрочем, все предрешено!
А мы поэты фаталисты.

Васильчиков.
Не все. Жуковский не такой.

Лермонтов.
Был Пушкин! Были лицеисты.
Но, подписал своей рукой
Наш царь приказ, и нет их боле.
Кого винить? К кому взывать?
Дантес разгуливал на воле.
Теперь министр. Повелевать
И прикрывать имеет право.
Подлец смеется над судом.

Васильчиков.
Мне жаль, что кончилось кроваво.
Но, уничтожен был Содом.
И вся Гомора. А смеялись
Они не менее его.
Всему свой срок! Они дождались
И Жорж дождется своего!
И все виновные дождутся
Есть Божий суд и суд земной!
Вдруг подлецы переведутся.
И мир небесной белизной
И светом правды воссияет!
Я верю: будет этот час!
И Бог не спит. И все бывает.

Лермонтов.
Но только каждому из нас
Своя назначена дорога
И всяк идет своим путём.

Васильчиков.
С крестом надежды. С верой в Бога.
Иное Царство обретём!
Сильна мечта, но я согласен
Всю жизнь стараться для мечты!
И цель ясна и выбор ясен.
И нет духовной пустоты.
И Божьей милости предела
Во всей вселенной не сыскать.
И те, кто преданы всецело
Не станут долю попрекать.
Мой друг, я с Глебовым, пожалуй
Вас постараюсь примирить.
Коль Бог не даст… Но, ты не балуй.
Себя надеждой. Всё решить.
Способно малое мгновенье.

Лермонтов.
Тогда, да здравствует судьба!
Благодарю за утешенье.
Есть в чаще старая изба.
Там жил отшельник одинокий.
И всех других предостерег.
Что в мир заветный и далекий
Приводит тысяча дорог.
Что всё течет, но изменяясь
Приобретает вид другой.
И грешник искренне раскаясь
Ковчег увидит дорогой!
И всё вне нас. И мы вне мира.
И жизнь как странная игра.
Но, всё нужна поэтам мира…

Васильчиков.
Будь счастлив! Мне уже пора
С корнетом Глебовым встречаться
И все условия решить.
Пора! Не будем огорчаться.

Лермонтов.
Коль Бог сподобит – будем жить!


Разговор князя П.А. Вяземского с начальником штаба корпуса жандармов
генерал – майором Л.В. Дубельтом.


Дубельт.
Не очень князь бы мне хотелось
Вас вопрошать в сей страшный час.
Причина веская имелась
Чтоб я отвлечь решился вас.
Вы знали князь или не знали,
Что замышляется дуэль?
Ведь вы, по-моему, скрывали
От многих истинную цель
Врагов желающих стреляться.
Возможность их остановить
Тогда была. И может статься,
Что мне придется объявить, что вы опять на подозреньи.

Вяземский.
Мой Бог, но я не виноват!
Не дай мне Боже, в заточеньи,
Познать, чем может быть чреват.
Неверный ход. Уму отрада
Сто оправданий сочинить.
Помилуй Господи! Не надо
Меня судить. Себя винить
Я буду долго. Это точно.
Словам, услышанным не внял!
И этим, может быть досрочно
Приблизил траурный финал.
И что теперь? Могила друга
Укором вечным тяготит.
И отравляет час досуга.
И мыслям радостным претит.

Дубельт.
Так, значит, вы про это знали?

Вяземский.
Но не поверил ничему.

Дубельт.
И вы спокойно промолчали?
Хоть расстреляйте, не пойму.
Покойный вас считал за друга.

Вяземский.
Клянусь барон, я им и был!
И раньше, я бы без испуга
Его от выстрела закрыл.
Но… Боже. Как это ужасно?
Что «ссора черная» была?
Порой, поэт шутил опасно.
В последний год его дела
Совсем разладились. Простите.
Поверил в сказочный навет.

Дубельт.
А вы не так уж и грустите,
Хотя поэта больше нет!

Вяземский.
Барон, мне горько! Уверяю.
Доселе духом не воспрял.
Что в жизни многое теряю
Не знал. Эх, зря я доверял
Мадам Полетике. Злодейство
Благословлял ее язык.
Хотя, какое лицедейство?
А я к обману не привык.
Сказали: Он к Александрине…
Сколь мерзко было так сказать?
А впрочем, чести и в помине
От подлецов могу – ли ждать?

Дубельт.
Всё так! Но в том ли суть вопроса?
Недоносительством своим
Вы впали в грех. Царь смотрит косо.
Хотим мы или не хотим.
Но князь, иль раб, перед законом,
Должны ответить всё равно!
И будет суд по всем канонам.
И засудить немудрено.
Но, вы до чина Камергера
Дошли милейший при «Дворе».
Царь ждал достойного примера.
А вы в опаснейшей игре,
Так полагать свой долг забыли?

Вяземский.
Нет! Как вы можете барон?
Признаюсь, вы меня смутили.
И это после похорон?
И что ж? но годы верно – верно
Я отслужил другим под стать.
И обвиняем беспримерно
Святое право обвинять
Бог дал, но люди столь чрезмерно
Опасным даром увлеклись,
Что милосердие, наверно
Давно забыв, они прошлись
По душам пылким и ранимым.
Будь Боже милостивый к нам!
Дай Бог, Фортуною хранимым
Не верить злобным словесам.
Дай Бог, как я не ошибаться
И не казнить себя потом.

Дубельт.
Коль Царь простит, то придираться
Не стану. Старое замнем.

Вяземский.
Тогда спасибо! Передайте
Царю что каюсь день-деньской!
Лишь на одно надежду дайте!
Что обретет душа покой!
Что власть и злато без покоя?
Что слава, если виноват?
Был лучший друг. А ныне кто я?
И сон мучением чреват!
И жизнь уж боле не пленяет
Готов предстать перед судьей.

Дубельт.
Коль Царь простит и Бог прощает!
Наказан будешь. Но не мной!

Разговор поэта Грибоедова с Вильгельмом Кюхельбекером.

Грибоедов.
Мой Бог, как плохо быть в опале?
Не в том ли общая беда,
Что мудрецов не замечали
Во все прошедшие года?
Что те, кто к трону протолкнулись
Делится местом, не хотят.
А те, кто видит – ужаснулись.
И всё не так. «И невпопад»
Министры что-то тараторят
Про пользу собственной родни,
Не позабыв. И много строят
И как из этой толкотни
Извлечь зерно благих радений!
Мой друг уж верно тяжело.
И сколько спящих поколений?
И сколько мытарств? А село?

Кюхельбекер.
Не говори. Народ страдает.
Хоть Царь свободу обещал.
Но, где она? Никто не знает.
И где тот Бог, что всех прощал?

Грибоедов.
Бог есть! Но люди возгордились
Ему не следуя в делах.
И в этой смуте совратились.
И позабыв и стыд и страх,
Творят достойное позора,
Забыв о праведных путях.

Кюхельбекер.
Я точно ведаю, что скоро
Ещё взметнут свободы стяг!
Ещё… Тиранов ждет расплата!
Есть те, кто верит в идеал.
Есть те, кто чтёт не только злато.
Есть те, которых рок призвал.
Великой правды к воскрешенью.
Их много, даже и вокруг.
Призыв к великому служенью
Без страха примешь ли мой друг?

Грибоедов.
Коль цель чиста, чего боятся?
Коль всё законно, что таить?

Кюхельбекер.
Но, и такое может статься,
Что «правду могут запретить».
Иль тем, кто ввел «свои законы»
Святая правда не нужна.
И есть сибирские прогоны.
И есть кавказская война.
И есть жандармов легионы.
И есть штыки. И есть картечь.
Но, из села всё громче стоны.
И можно ль этим пренебречь?

Грибоедов.
Нельзя! Я точно полагаю,
Что наилучшие примкнут,
К рядам поклявшихся. И знаю,
Что час придёт. И призовут,
К тому великому свершенью.
Ну а пока живу и жду!
И счастлив каждому мгновенью.
И близок честному труду.
И замер сердцем в ожиданьи
Счастливых дней и пылких слов.

Кюхельбекер.
А ты всё бросить в состояньи?
Навстречу с тяжестью оков
Возможно, выступят по зову.
Цена свободы велика!

Грибоедов.
Мой друг, я так же верен слову!
Я с вами! Вот моя рука!
Я ваш, и жду святого знака!

Кюхельбекер.
Знак будет. Уж не долго ждать.
Одно лишь жаль, скажу, однако.
Не всех мы можем посвящать.
Есть друг! Да, ты с ним также дружен.
Он очень пылок. Рвется в бой.

Грибоедов.
Нет! Пушкин для другого нужен.
Для битвы хватит нас с тобой!
Бойцов решительных хватает.
А он – Парнаса властелин!
И слог и рифмы обуздает,
В порыве творчества един
Со всем, что славу пробуждает,
Со всем, что к чести вопиит!
Со всем, что веру возрождает.
И этот царственный пиит
Не должен риску подвергаться.
Ведь остальным: «не мир, но меч».
Для музы должен он остаться
В живых. Поэта уберечь
Наш долг святой. Ведь может плаха
Стать постаментом для бойцов!
Для тех, кто жертвует без страха.
Для тех, кто может и готов.
На все пойти для высшей цели.
Придёт свободы торжество!
Живи поэт! Ведь неужели,
Все не свершиться без него?

Кюхельбекер.
Предначертание свершится!
Своей судьбой не избежать!

Грибоедов.
И зло падет, как пал «Денница».
И свет не станут искажать!

Разговор генерала Ермолова с Денисом Давыдовым.

Ермолов.
Я счастлив. Силой провиденья
Моя судьба предрешена!
Пред нами отчие именья.
А завтра может быть война.
Война. Сколь много в этом слове
Для наших дней оттенков есть.

Давыдов.
А мы всё время наготове.
Всевышний дал и ум и честь,
И долг, который исполняя
Мы живота не пощадим.
И жизнь одна, но всё меняя
И смерть не властна над благим!
Вот, я читал: ушли герои!
Остались только имена.
Хотя, французские изгои
Еще не поняли сполна,
Что здесь их ждет не то, что ране.
Они здесь много не возьмут.

Ермолов.
У них и головы в Тумане.
Их генералы не поймут,
Того, что русский за Отчизну
Сражаться будет до конца!
Падёт герой, но справят тризну,
И вновь «великие сердца»
В порыве гнева преграждают
Пути надменного врага.

Давыдов.
И что ж? Венцы не увядают.
Героям слава дорога.
Грядут бои. А передышка
Меня невольно тяготит.
И грянет бой. И снова вспышка
Всё озарит. И кровь претит.
Но, долг взывает, что без крови
Родной земли не отстоять.
И вновь Светлейший морщит брови.
Убитым быть иль убивать,
Не всем дано. Не всем приятно.
Но, кровь не спутница ль войны?
И смерть не станет безвозвратно
Всех забирать. И сочтены
Деньки тирана – коротышки
Он сам себя похоронил.
Когда, подобие мартышки,
Себя способным возомнил
Завоевать саму Россию.
Какой напыщенный глупец!
Пытались многие другие
Завоевать. Но всем конец
Господь ужасный дал к уроку.
Без Божьей помощи сюда
Идти – иметь одну мороку
И нет Отечеству вреда!
От этих многих покушений
Стояла Русь во все века.
А покорители, мгновений
Не замечали, но крепка
Была Отчизны оборона
Всю Русь возможно ль победить?
А мы с тобой как слуги трона
Должны врага остановить!

Ермолов.
Не сомневайся, остановим.
Ждет пораженье всё равно
Врага. Победу подготовим.
Твоя земля – Бородино.
Здесь предков вотчина. На славу
Гуляли в детстве. Правда, брат?
Земля, родимая по праву,
Убережет своих солдат!

Давыдов.
Спасибо брат, но мне приснилось:
Здесь у холмов огонь и дым.
И небо тучами покрылось.
Но, словом Божиим храним,
Во славу Божию взмолился:
Храни родимая земля.
И Ангел радостный явился.
И хоть придется нам с нуля.
Москву отстраивать, но Ника,
Над нами крылья разложив,
Покорна Богу. А взгляни-ка.
И я пишу покуда жив.
И честь и гвардия спасают.
И смысл пророчеств. Всё за нас!
И пью за тех, что побеждают,
То интервентов, то Парнас!