Саша Чёрный - Интеллигент

Чёрный Саша (настоящее имя Александр Михайлович Гликберг) [1(13).10.1880; Одесса — 5.8.1932, Франция, Прованс; похоронен на кладбище Лаванду, департамент Вар] — поэт, прозаик, переводчик,

Чёрный родился в семье провизора, агента торговой фирмы, в многодетной семье. Чтобы ребенок мог поступить в гимназию, он был крещен в православную веру, но в гимназии проучился недолго. Чёрный тяготился местечковой обывательской средой, мучился обстановкой в семье, где он никогда не знал материнской ласки. Мальчик бежал из дому. Пережив множество трудностей и приключений, став нищим-попрошайкой, он вернулся домой, но отец и мать не приняли блудного сына.

О его горестной судьбе написали в газете, и К.К.Роше, растроганный всей этой историей, взял Чёрного к себе. Новый отец был в Житомире высокопоставленным чиновником, занимавшимся широкой благотворительностью и страстно любившим поэзию. Он оказал на подростка большое и плодотворное влияние. Равнодушие и злоба родителей, ранившие его душу, сменились добротой приемного отца. Возможно, что характерное для Чёрного сочетание желчи, сарказма и язвительности, сказавшиеся в сатирах, с нежностью и добротой, выразившихся в лирике и произведениях для детей, обусловлены изломами и контрастами его ранней биографии.
Стихи Саши Чёрного: смешные стихи для детей, сборник "Детский остров", о любви, о природе, о Родине и о жизни. Короткие и легкие стихи.


                Интеллигент


Повернувшись спиной к обманувшей надежде И беспомощно свесив усталый язык, Не раздевшись, он спит в европейской одежде И храпит, как больной паровик.

Истомила Идея бесплодьем интрижек, По углам паутина ленивой тоски, На полу вороха неразрезанных книжек И разбитых скрижалей куски.

За окном непогода лютеет и злится... Стены прочны, и мягок пружинный диван. Под осеннюю бурю так сладостно спится Всем, кто бледной усталостью пьян.

Дорогой мой, шепни мне сквозь сон по секрету, Отчего ты так страшно и тупо устал? За несбыточным счастьем гонялся по свету, Или, может быть, землю пахал?

Дрогнул рот. Разомкнулись тяжёлые вежды, Монотонные звуки уныло текут: "Брат! Одну за другой хоронил я надежды, Брат! От этого больше всего устают.

Были яркие речи и смелые жесты И неполных желаний шальной хоровод. Я жених непришедшей прекрасной невесты, Я больной, утомлённый урод".

Смолк. А буря всё громче стучалась в окошко. Билась мысль, разгораясь и снова таясь. И сказал я, краснея, тоскуя и злясь:
"Брат! Подвинься немножко".


Утешение
Жизнь бесцветна? Надо, друг мой,
Быть упорным и искать:
Раза два в году ты можешь,
Как король, торжествовать...
Если где-нибудь случайно,—
В маскараде иль в гостях,
На площадке ли вагона,
Иль на палубных досках,—
Ты столкнешься с человеком
Благородным и простым,
До конца во всем свободным,
Сильным, умным и живым,
Накупи бенгальских спичек,
Закажи оркестру туш,
Маслом розовым намажься
И прими ликерный душ!
Десять дней ходи во фраке,
Нищим сто рублей раздай,
Смейся в горьком умиленье
И от радости рыдай...
Раза два в году — не шутка,
А при счастье — три и пять.
Надо только, друг мой бедный,
Быть упорным и искать.

1922


Все в штанах, скроенных одинаково,
При усах, в пальто и в котелках.
Я похож на улице на всякого
И совсем теряюсь на углах...

Как бы мне не обменяться личностью:
Он войдет в меня, а я в него, —
Я охвачен полной безразличностью
И боюсь решительно всего...

Проклинаю культуру! Срываю подтяжки!
Растопчу котелок! Растерзаю пиджак!
Я завидую каждой отдельной букашке,
Я живу, как последний дурак...

В лес! К озерам и девственным елям!
Буду лазить, как рысь, по шершавым стволам.
Надоело ходить по шаблонным панелям
И смотреть на подкрашенных дам!

Принесет мне ворона швейцарского сыра,
У заблудшей козы надою молока.
Если к вечеру станет прохладно и сыро,
Обложу себе мохом бока.

Там не будет газетных статей и отчетов.
Можно лечь под сосной и немножко повыть,
Иль украсть из дупла вкусно пахнущих сотов,
Или землю от скуки порыть...

А настанет зима — упираться не стану:
Буду голоден, сир, малокровен и гол —
И пойду к лейтенанту, к приятелю Глану:
У него даровая квартира и стол.

И скажу: «Лейтенант! Я — российский писатель,
Я без паспорта в лес из столицы ушел,
Я устал, как собака, и — веришь, приятель —
Как семьсот аллигаторов зол!

Люди в городе гибнут, как жалкие слизни,
Я хотел свою старую шкуру спасти.
Лейтенант! Я бежал от бессмысленной жизни
И к тебе захожу по пути...»

Мудрый Глан ничего мне на это не скажет,
Принесет мне дичины, вина, творогу...
Только пусть меня Глан основательно свяжет,
А иначе — я в город сбегу.

Саша Черный — Про девочку, которая нашла своего мишку: Стих

Мишка, мишка, как не стыдно!
Вылезай из-под комода!
Ты меня не любишь, видно.
Это что еще за мода!
Как ты смел yдpать без спpоса,
Hа кого ты стал похож!
Hа несчастного баpбоса,
За котоpым гнался еж.
Весь в пылинках, паyтинках,
Со скоpлyпкой на носy.
Так pисyют на каpтинках
Только чеpтика в лесy!
Целый день тебя искала —
В детской, в кyхне, в кладовой,
Слезы локтем вытиpала
И качала головой.
В коpидоpе полетела —
Вот, цаpапка на гyбе.
Хочешь сyпy? Я не ела,
Все оставила тебе!
Мишка-миш, мохнатый мишка,
Мой лохматенький малыш!
Жили были кот и мышка…
Hе шалили! Слышишь, миш?
Извинись! Скажи: «Не бyдy
Под комоды залезать!»
Я кyплю тебе веpблюда
И зеленyю кpовать.
Самый свой любимый бантик
Повяжy тебе на гpyдь.
Бyдешь милый, бyдешь фpантик,
Только ты послyшным бyдь!
Hy да ладно. Дай-ка щеткy.
Hадо все пылинки снять,
Чтоб скоpей тебя, ypодкy,
Я смогла поцеловать!

В Александровском саду

На скамейке в Александровском саду
Котелок склонился к шляпке с какаду:
«Значит, в десять? Меблированные "Русь"...»
Шляпка вздрогнула и пискнула: «Боюсь». —
«Ничего, моя хорошая, не трусь!
Я ведь в случае чего-нибудь женюсь!»
Засерели злые сумерки в саду —
Шляпка вздрогнула и пискнула: «Приду!»
Мимо шлялись пары пресных обезьян,
И почти у каждой пары был роман...
Падал дождь, мелькали сотни грязных ног,
Выл мальчишка со шнурками для сапог.


Потомки

Наши предки лезли в клети
И шептались там не раз:
"Туго, братцы...видно, дети
Будут жить вольготней нас".

Дети выросли. И эти
Лезли в клети в грозный час
И вздыхали: "Наши дети
Встретят солнце после нас".

Нынче так же, как вовеки,
Утешение одно:
Наши дети будут в Мекке,
Если нам не суждено.

Даже сроки предсказали:
Кто - лет двести,кто - пятьсот,
А пока лежи в печали
И мычи, как идиот.

Разукрашенные дули,
Мир умыт, причесан, мил...
Лет чрез двести? Черта в стуле!
Разве я Мафусаил?

Я, как филин, на обломках
Переломанных богов.
В неродившихся потомках
Нет мне братьев и врагов.

Я хочу немножко света
Для себя, пока я жив,
От портного до поэта -
Всем понятен мой призыв...

А потомки... Пусть потомки,
Исполняя жребий свой
И кляня свои потемки,
Лупят в стенку головой!