Michelangelo Buonarroti 1475-1564. - отрывок

О, Микеланджело -
Неторопливый -
Сo своею совладавший силой!
В неправильном осколке скал -
Давида высек -
Мир узнал.

А рисовать он согласился -
И на лесах -
Себя он ощущал - летящей птицей...
Неважно - горб и рук овал -
Да, в  сущее - мечту - на потолке капеллы - претворял.

С терпением  Гения - во фресках Мысль - увековечил...

Теперь не говорят - себя насколько покалечил.

Но дружелюбностью лучится мазков сердечный такт
И музыка  фигур - истории библейской - навеки  страстный водопад...

Наверное, Буонарроти падал и вставал,
Мы понимаем
Работой небывалой - Мир Человека - возвышал!







пояснения:

6. Рим. Фрески свода Сикстинской капеллы (1508-1512)

Роспись потолка Сикстинской капеллы

Потолок Сикстинской капеллы.   Юлий II поручил Микеланджело роспись потолка Сикстинской капеллы, церкви римских понтификов, в которой проводились выборы пап, наполовину церковь, наполовину крепость. Она была построена в 1470-е годы дядей Юлия, папой Сикстом IV, по имени которого и получила свое название.

Сикстинская капелла представляет собой обширное помещение
в 34 м длины, 12 м ширины и 20 м высоты.
В начале 1480-х годов алтарная и боковые стены были украшены фресками с евангельскими сюжетами и сценами из жизни Моисея, в создании которых участвовали Перуджино, Боттичелли, Гирландайо и Росселли. Над ними находились портреты пап,
а свод оставался пустым.

Микеланджело, обладавший минимальным опытом живописца, должен был работать в аварийном здании, на высоте 20 метров над полом. Солдаты понтифика сали в казематах, распологавшихся над сводом, который предстояло украсить фресками Буонарроти.

Ни одному итальянскому живописцу не приходилось до этого браться за такую гигантскую роспись: около шестисот квадратных метров! Да еще не на стене, а на потолке.

Микеланджело, обладавший минимальным опытом живописца, начал эту работу 10 мая 1508 г. и закончил 5 сентября 1512 г. Более четырех лет труда, требовавшего почти сверхчеловеческого духовного и физического напряжения. Наглядное представление об этом дают такие саркастические стихи Микеланджело:

Я получил за труд лишь зоб, хворобу
(Так пучит кошек мутная вода
В Ломбардии — нередких мест беда!)
Да подбородком вклинился в утробу;
Грудь как у гарпий; череп мне на злобу
Полез к горбу; и дыбом борода;
А с кисти на лицо течет бурда,
Рядя меня в парчу, подобно гробу;
Сместились бедра начисто в живот;
А зад, в противовес, раздулся в бочку;
Ступни с землею сходятся не вдруг;
Свисает кожа коробом вперед,
А сзади складкой выточена в строчку,
И весь я выгнут, как сирийский лук.

Лежа на лесах на спине, писал все сам, боясь что-либо доверить ученикам. Папа торопил его, но Микеланджело не допускал грозного заказчика в капеллу во время работы, а когда тот все же цроникал под ее своды, сбрасывал с лесов, якобы нечаянно, доски, обращая в бегство разъяренного старика. Объяснения же между ними были настолько бурными, что папа даже раз ударил его посохом.

На потолке Сикстинской капеллы Микеланджело создавал образы, в которых и по сей день мы видим высочайшее проявление человеческого гения и человеческого дерзания. Между тем мысль о том, что какие-то недруги строят против него козни, не покидала его.

«Я не забочусь, — сообщал он в одном из своих писем, — ни о здоровье, ни о земных почестях, живу в величайших трудах и с тысячью подозрений». А в другом письме (брату) заявлял с полным правом: «Я тружусь через силу, больше чем любой человек, когда-либо существовавший».

В то время как Микеланджело расписывал потолок Сикстины, в том же папском дворце Рафаэль украшал своей кистью личные покои Юлия II. В станцах, расписанных Рафаэлем, мир показан в его величавой и радужной красоте. Как хорошо — во всю высь и во всю ширь — открываются взору фрески Рафаэля, созданные для нашего любования, и как радостно смотреть на них! Покойная и упоительная радость. Зритель воодушевляется сознанием, что и в нем заложена частица той красоты, которую так щедро расточает Рафаэль в своих творениях. Но вот из рафаэлевских станц мы проходим в Сикстинскую капеллу. Как трудно смотреть на роспись Микеланджело, как утомительно все время запрокидывать голову!

В своих «Этюдах по истории западноевропейского искусства» М. В. Алпатов подчеркивает, что в эпоху Возрождения плафонная живопись носила преимущественно декоративный характер, ограничиваясь несложной тематикой, и потому «Сикстинский плафон Микеланджело, рожденный в творческих муках и ответно требующий от зрителя мучительного напряжения, — это исключение», знаменующее отступление от эстетики той эпохи.

Титану, имя которому Микеланджело, дали расписывать плафон, и он покрыл его титаническими образами, рожденными его воображением, мало заботясь о том, как они будут «просматриваться» снизу, будь там внизу не только мы с вами, но и сам грозный папа Юлий II. Однако и тот был потрясен величием созданного. И все в тогдашнем Риме были потрясены, как и мы нынче. Потрясены, но не радостно очарованы.

Да, это совсем иное искусство, чем рафаэлевское, утверждавшее дивное равновесие реального мира. Микеланджело создает как бы свой, титанический мир, который наполняет душу восторгом, но в то же время смятением, ибо цель его, — решительно превзойдя природу, сотворить из человека титана. Как заметил Вельфлин, Микеланджело «нарушил равновесие мира действительности и отнял у Возрождения безмятежное наслаждение самим собой».

Он отнял у искусства этой эпохи безмятежность, нарушил умиротворенное рафаэлевское равновесие, отнял у человека возможность покойного любования собой. Но зато он пожелал показать человеку, каким он должен быть, каким он может стать.

Об этом говорит Бернард Бернсон: «Микеланджело... создал такой образ человека, который может подчинить себе землю, и, кто знает, может быть, больше, чем землю!»

Этому творению суждено было занять центральное положение в искусстве Высокого Ренессанса по грандиозности масштабов, по всеобъемлющей содержательности идейного замысла, по мощи и совершенству художественного выражения. Нельзя не удивляться тому, что подобного результата достиг мастер, практически не имевший опыта фресковой живописи.


«Последний день жизни, первый день покоя!» (18 февраля 1564)

Надгробие на могиле Микеланджело. Церковь Санта Кроче. Флоренция / www.mikelangelo.ru Много страданий, мук и лишений претерпел великий художник за свою долгую и многотрудную жизнь, будучи уже стариком, Микеланджело писал:

«Увы! Увы! Я предан незаметно промчавшимися днями. Я ждал слишком долго... время пролетело, и вот я старик. Поздно раскаиваться, поздно раздумывать – у порога стоит смерть... Напрасно лью я слезы: какое несчастье может сравниться с утраченным временем…

Увы! Увы! Оглядываюсь назад и не нахожу дня, который бы принадлежал мне! Обманчивые надежды и тщеславные желания мешали мне узреть истину, теперь я понял это… Сколько было слез, муки, сколько вздохов любви, ибо ни одна человеческая страсть не осталась мне чуждой.

Увы! Увы! Я бреду, сам не зная куда, и мне страшно. И если я не ошибаюсь, - о, дай Бог, чтоб я ошибался, - вижу, ясно вижу, Создатель, что мне уготована вечная кара, ожидающая тех, кто совершил зло, зная, в чем добро. И я не знаю ныне, на что надеяться...»

Он достиг при жизни великой славы, и авторитет его был непререкаем. Микеланджело пережил Леонардо и Рафаэля на четыре с половиной десятилетия, как и многих других своих единомышленников по искусству, он остался одиноким. Микеланджело понимал, что идеи его молодости и зрелости утратили смысл и подлинность.

Он оставил далеко позади великую эпоху гуманизма и свободы духа, эти гордые идеалы не осуществлялись и ранее в общественной жизни Италии, но они проповедовались философами, поэтами и художниками и одобрялись наиболее просвещенными правителями. Настали другие времена. В последние десятилетия своей жизни Микеланджело был свидетелем того, как эти идеалы грубо попирались во имя торжества церковной и феодальной реакции. Горестная судьба родины, забвение в тогдашней Италии высоких надежд, которые вдохновляли все его творчество, глубоко ранили душу Микеланджело. Упорно, до конца своих дней, он боролся за свой идеал, за свою веру.

Не смотря на аскетический образ жизни и крепкий организм, болезни не щадили Микеланджело. В августе 1561 г. состояние его здоровья ухудшилось. Он рисовал три часа подряд, стоя на каменном полу босыми ногами, внезапно почувствовал сильные боли, все тело свело судорогой, он потерял сознание. Несколько дней спустя он как ни в чем не бывало опять ездил верхом и работал над эскизами ворот Порта Пиа. Его наследницей была вся Италия, особенно тревожились герцог Тосканский и папа, опасаясь, что исчезнут эскизы и планы строительства церкви Сан-Лоренцо и собора Св. Петра в Риме. В тайне от Микеланджело они приняли меры для сохранности всех ценностей - рисунков, картонов, бумаг - в случае его смерти, и установили надзор за всей прислугой художника.

Микеланджело скончался 18 февраля 1564 г. восьмидесяти девяти лет после непродолжительной болезни, свалившей его в разгаре работы. Еще 12 февраля, за 6 дней до смерти, он работал над "Пьетой", проведя целый день на ногах. Через день у него начался жар, только тогда он согласился лечь в постель. В полном сознании, в присутствии друзей и слуг, он завещал "свою душу - Богу, а свое тело - земле", пожелел быть похороненным в его милой Флоренции, куда он жаждал вернуться "хотя бы мертвым" (письмо Даниелло да Вольтерра к Вазари 17 матра 1564 г.).

Римляне хотели похоронить его в своем городе, папа намеревался построить его гробницу в соборе Св. Петра. Однако этому воспротивился правитель Флоренции герцог из дома Медичи. Микеланджело видел в нем душителя свободы и упорно отказывался ему служить. Но герцог пожелал завладеть их хотя бы уже мертвым, да и вся Флоренция чтила Микеланджело как своего величайшего гения. Агенты Медичи вывезли его прах под видом тюка с товаром.

Флоренция устроила Микеланджело грандиозные похороны. Прах его покоится в церкви Санта Кроче, где погребены его предки, неподалеку от могилы Макиавелли.

На гробнице спроектированной Вазари - изваяния трех муз - скульптуры, живописи и архитектуры.

Ромен Роллан такими словами закончил биографию Микеланджело:

"Великие души подобны горным вершинам. На них обрушиваются вихри, их обволакивают тучи, но дышится там легче и привольнее. Свежий и прозрачный воздух очищает сердце от всякой скверны, а когда рассеиваются тучи, с высоты открываются безграничные дали и видишь все человечество.

Такова и та исполинская гора, что поднялась над Италией Возрождения и своей изломанной вершиной ушла под облака".


 
источник:http://www.mikelangelo.ru/txt/9sikstina.shtml
иллюстрация  из интернета 
   25.10.2014 06:48  ред:03:00б и 07:00б 31-10-2014