Распыл. годы 20-70-е. роман

Р А С П Ы Л

Годы 20-е    -   70-е.

Роман

Завис кровавый осенний лист на остатках кубанских кленов, замер, будто судьба Великого Белого Движения и,  казалось, с тоской ждал лишь последнего порыва ветра, когда и природа и прежняя жизнь России закружится и падет замертво в долгую зиму крючконосых комиссаров. А там...
Там скорые расправы над неуспевшими покинуть Родину израненными душой и телом бойцами, истребление казачества и показательные суды над несогласными с Грядущим Хамом, гражданами. А далее, – голод, всеобщий ужас народа от содеянного им, и падение страны в средневековье.
1. Развилка.

И вот, под таким-то кленом, осенью 20-го года, на ступеньках израненной боями барской усадьбы, сидел с наганом в руке казацкий сотник лет 30-ти и настороженно смотрел на выходящий из-за скалы конный отряд и офицера с белой тряпкой на шашке. Тот долго, с опаской оглядывался по сторонам, затем хриплым голосом остановил колонну и, прихватив с собой бойца, пошел на рысях к казаку. Статью, посадкой врожденного кавалериста он вызвал у сотника невольную симпатию.
Казак, впрочем, тут же укорил себя мысленно за никчемность подобного чувства, на ощупь накинул кожаную петельку на курок, затянул и, закрепив другой конец шнурка на поясе, взвел курок.
Итак, широкоплечий, исхудавший офицер остановился  метрах в пяти, устало представился:
- Командир отдельного полка штабс-капитан Стрельцов.
Сотник медленно поднял на него ствол:
- Остатков полка, товарич бывший офицер царской армии?..
Тот сбросил с лезвия шашки тряпку и сунул оружие в ножны:
- Пусть так. Остатков…
- Погутарить подъехали?
- Да.
- Тогда отошли ординарца – нехай
стрелков с моей персоны уберёть, а то я зараз прикажу их хлопнуть парой снарядов, - тута их чутка мене чем динамита, - не жалко, то есть…
- Блефуете?
– А эт как хочите думайте, бывшее благородие.
Офицер, не мигая, смотрел на ясноглазого сотника…
Тот улыбнулся:
- Лучше под ноги гляньте, -  хлопцы и тута, и над горой по ящику зарыли, - зараз всех и накроем.
– Бывший царский воин глянул под ноги, осадил назад лошадь с песочной плешины, огладил:
– И себя погубите?
– Конечно! – Устал я вас гниду красную давить, а казаки еще ничё, - добьют выживших.
Офицер поверил. Он кивнул все слышавшему бойцу и тот, выпучив глаза, ускакал к отряду.
Стрельцов внимательно разглядывал сотника…
- Могли бы и вы представиться…
- Василий. А боле тебе и знать нечего – не уважаю!
- Что так?..
– Э… Давай ближе к делу, бывший…
Офицер медленно снял фуражку. Василий упредил:
- Ежли это знак, сдохнешь первым, - глянь на курок …
Офицер увидел подвязанную бечевку и поспешно надел фуражку:
-  Не стоит горячиться, просто жара замучила.
- Тогда трижды сымь картуз и надень, – може поверю…
Тот нехотя выполнил просьбу-приказ.
Казак кивнул:
- Ух, и подлющий вы народ, ну, да гутарь – чё надо?
- Пройти.
Василий откинулся на ступеньки и лихо крутнул ус:
– Гм! Так не пойдёть… Доложь куды, и не боись, - мы, кубыть, вдвоем – не услышут, а то рвану!..
Он резко выпрямился, а
офицером вдруг овладел приступ долгого сухого кашля.
Сотник презрительно сплюнул под ноги его жеребца:
- А… Значится и вы к морю - подлечиться от чахотки, да бывших «дружков беленьких» додавить? Ладно!.. С этим и без рапорту ясно. А вот чё нам взамен предложишь?
Тот спешился:
- Кхе! Василий, прикажи воды дать, пожалуйста, - две пули через легкие пропустил, кхе!…
Казак хмыкнул:
- Не могу, - с вами, подлюками, глаз да глаз, а колодец - вона, обслужись. Могёшь и коня напоить, - глядь и другим захочется…
Офицер повел коня к колодцу и с трудом вытянул простреленное ведро. Вороной жалобно заржал и стал тыкаться в его спину мордой. Хозяин жадно хлебнул пару раз и напоил его. Под скалой,  затанцевали, полковые лошади, наблюдая за пиршеством собрата. Казак расхохотался и расстегнул черкеску, – газыри закивали и тускло блеснули серебряными головками:
- Дня два, видать, не поены, того и гляди Марсельезу взвоють!
Он полюбовался враз посвежевшим жеребцом парламентёра:
- Ты, Стрельцов, продать конька не хошь ли? А то мы здесь и золотишка малость нашли – не поскуплюсь.
Тот отрицательно мотнул головой и, наконец, отдышавшись, ответил на военный вопрос сотника:
- Нас немного, просто пропусти, - мы и без твоего усердия вряд ли до Крыма дойдем.
Василий посуровел лицом:
- Можно… Только оружие поскидайте на дороге и айда, коли так.
Стрельцов, сникнув, тихо сказал:
- Мне посоветоваться надо…
Василий прикрыл один глаз, будто прицеливаясь: 
- С комиссаришкой что ль?
- Да.
- А ведь ты, поди, по Питербургам учился?
- Было…
- И как?
Стрельцов грустно улыбнулся его неприкрытой зависти:
- Хорошо.
- Хм! А все ж, едешь к сирому Давидке за советом?
- Да.
Он спокойно глянул на Василия. Наган аж дрогнул в могучей руке казака, и ствол его задрался на уровень лба Стрельцова.
Сотник замолчал... Как же презирал он в этот миг  русского офицера! Возможно, под командой такого вот подлеца-штабиста он тяжко бился и с немчурой, а потом с красным вороньем?! Как стыдно…
Стрельцов ждал либо пулю, либо обидных слов, однако наган клюнул стволом долу и голос казака прозвучал неожиданно мирно:
- Плохи твои дела, капитан, а я вот сам решаю, - по старинке, так сказать…
- Иначе не могу.
Казак тяжело вздохнул:
- Ну, валяй! Однакось, все равно тебя советники шлепнут, щас аль опосля, когда поможешь им еще хоть малость русских упокоить.
Офицер поймал дрогнувшей рукой стремя, но повеселевший конь его пошел кругом и Стрельцов, невнятно выругавшись, с махом ноги влетел в седло и рванул с места в галоп.
Василий отметил четкость движения, посадку, подумал, что этот немолодой человек еще и джигитнет примерно, нарочито весело крикнул вслед:
- Пули-то обе наши поймал?..
- Поровну!
Донеслось до него и, скинув с курка петлю, сотник спешно скрылся в дверях усадьбы.
2.