Не пылит дорога

В границах целого каждая его часть познает себя в любой другой части. Лермонтов и выражает это самопознание частей целого. Например, самопознание горных вершин – в тихих долинах. Лермонтов переводит Гете: «Горные вершины Спят во тьме ночной; Тихие долины Полны свежей мглой; Не пылит дорога, Не дрожат листы... Подожди немного, Отдохнешь и ты».
Перед поэтом предстали горные вершины, уже узнавшие откровение о том, кто есть Бог, что есть стихия.
Вот такое бытие природы возможно только в Боге, когда все на своем месте, когда есть все, что нужно для существования. Но – когда все есть, когда все на свете ясно, не теряется ли смысл существования самой стихии? Для чего стихии существовать и далее, когда «тихие долины полны свежей мглой» жизнетворной истины? Когда все наполнено понятным смыслом?
Но поэт, созерцающий это, гениально не знает смысла существования бытия. Поэт гениально страдает от своего незнания. И такое страдание поэта питает эволюцию мира, эволюцию, которая невозможна без парадоксальных сомнений в традиционных смыслах существования бытия; без безграничной многогранности образов мира.
Каждый образ мира рождается в страданиях поэта. Но поэт мечтает о судьбе стихии – умиротворенной, когда «не пылит дорога, не дрожат листы». По дороге некому идти. Тот, кто должен был бы пройти по ней, уже достиг, должно быть, истины, своего предназначения. Так же, как листам уже не о чем дрожать, – им все понятно и все известно.
И стихия сквозь дремоту говорит поэту: «Подожди немного, Отдохнешь и ты». Поэт мечтает о таком отдыхе. Поэт мечтает о том времени, когда он постигнет смысл бытия, когда узнает об истине, во имя которой существует Бог. Тогда, возможно, и завершатся страдания поэта. А его сердце и ум, как «тихие долины», будут «полны свежей мглой» истинного знания о мире.
Но кто же тогда будет страдать во имя эволюции мира, если кончатся страдания поэта? Не может же прекратиться эволюция; не может завершиться свет.
Тогда, когда прекратятся страдания поэта, начнется страдание стихии. Стихия и поэт, подменяя друг друга, творят мир, не дают завершиться бытию. Еще и поэтому поэт, «мятежный, просит бури, как будто в бурях есть покой».
Когда придет время отдохнуть поэту, проснется стихия, которая будет своими грозами недоумевать по поводу несовершенства совершенного мира; своими ливнями орошать почву в пределах совершенства; шумом своих деревьев сомневаться в существовании единой истины мироустройства; пылью своих дорог тревожиться об отсутствии ясного пути к истине.
А два поэта – Лермонтов и Гете – одинокие друг возле друга будут отдыхать, не сомневаясь ни в чем, не переживая ни о чем. И горные вершины, веками стоящие рядом, остаются одинокими. И сама стихия дрожью листов на русском и немецком языках скажет о Лермонтове и Гете: «Горные вершины Спят во тьме ночной»…