Ультразвуковая диагностика

               

               

     В 1979 году была завершена работа по качественной оценке всех методов функциональной диагностики, что позволило нам использовать лишь самые информативные, с высоким диагностическим потенциалом. Полученный резерв времени дал возможность внедрить метод ультразвукового исследования в режимах ; и ;, который позже стал приоритетным методом в исследовании всех органов человеческого организма, а в острых хирургических ситуациях незаменимым.
  В том же году с внедрением эхоэнцефалоскопа «Эхо-11» (позже «Эхо-12») начались ультразвуковые исследования мозга. После наших заключений республиканскими травматологами и нейрохирургами были осуществлены десятки трепанаций черепа с подтверждением на операционном столе наших диагнозов. Более того, нейрохирургическая санавиация не вылетала из Кишинева без моего заключения о наличии патологии, требующей нейрохирургической помощи.
   Было много случаев, когда невропатологи и нейрохирурги удивлялись, как на таких приборах я точно определял наличие опухолевидных образований мозга. Впервые в Молдавии мы стали использовать эти приборы для исследования объемных образований в печени. Первую эхинококэктомию печени после нашего заключения провел профессор Константин Андреевич Цыбырнэ в конце 1979 года. Впоследствии руководимой им хирургической кафедрой по нашим ультразвуковым заключениям (уже в реальном масштабе времени) было осуществлено более 2500 хирургических операций при сложной патологии органов брюшной полости и ретроперитонеальной области. В 1980 году были освоены ультразвуковые приборы «УЗКАР-3» и «Эхотахокардиометр», однако из-за плохого качества изображения они использовались лишь для ультразвукового прослушивания звуков сердца и артериальных сосудов.
   В 1980 году возглавляемая министром здравоохранения К.А. Драганюком группа врачей из Молдавии, куда входил и я, посетила первую Международную выставку медицинской техники в Москве, где ознакомилась с последними достижениями научно-технического прогресса в этой отрасли. По просьбе министра (он был занят в МЗ СССР) я неоднократно бывал на ней, досконально изучил экспонаты выставки, а по вечерам информировал его, показывая проспекты диагностической аппаратуры, представлявшей интерес для здравоохранения нашей республики. После одной из таких бесед министр сказал, что на следующий день намечено посещение выставки всеми министрами союзных республик во главе с министром здравоохранения СССР Борисом Васильевичем Петровским. Было бы неплохо, чтобы именно я стал гидом, рассказал о представленной на выставке медицинской технике.
   На второй день я ознакомил министров со всеми павильонами выставки, детально рассказал о технике, о том, что можно купить сегодня, а что можно заказать на перспективу. Беседа продолжилась в автобусе, где мне пришлось ответить на многие вопросы. На прощание министр здравоохранения СССР вдруг сказал, обращаясь к Драганюку:
   – Кирилл Алексеевич, я восхищен глубокими знаниями вашего начальника управления «Молдмедтехника» и в какой-то степени завидую.
Кирилл Алексеевич ответил:
  – Аурел Юрьевич не начальник «Молдмедтехники», а врач, заведующий первым и лучшим отделением функциональной диагностики в Молдавии, обслуживающим сельское население.
   – В таком случае завтра в девять часов жду вас обоих у себя.
   В указанное время мы зашли в кабинет министра здравоохранения СССР. Во время беседы Борис Васильевич Петровский сказал, что вчера во время представления выставки он был поражен моими знаниями медицинской техники и хотел бы видеть меня в аппарате Министерства здравоохранения СССР. А пока я буду думать над его предложением, он хотел бы сделать руководимому мной отделению подарок – любой из медицинских приборов на мой выбор. Услышав это, я на миг потерял дар речи, но, придя в себя, сказал:
    – Борис Васильевич, я вам глубоко благодарен. Открою тайну: я давно мечтаю иметь в отделении аппарат ультразвуковой диагностики японской фирмы «Алока», работающий в реальном масштабе времени. Я заказал его в нашем министерстве еще в 1979 году.
   Министр помолчал, а потом сказал:
   – Понимаете, коллега, если такой уникальный прибор, который имеется в единственном экземпляре лишь в Москве, появится в районной больнице, меня не только снимут с поста министра, о чем я не буду особенно жалеть, но это мне будет стоить партийного билета.
    В беседу включился Кирилл Алексеевич:
  – Борис Васильевич, если вы даете «добро», тогда распределите этот прибор Молдавии, а не Котовскому району, а мы уже отдадим Пену, тем более что он – единственный врач, который заказал аналогичный   прибор.
Идею, высказанную нашим министром, Б. В. Петровский одобрил. Аппарат распределили Молдавии, а получил его я.
   Рассказал эту историю, чтобы рассеять легенды вокруг этого уникального прибора, которые бытуют в Молдавии. Тут же хочу отметить, что правы были те, кто говорил, что Пену получил этот прибор благодаря тому, что был любимчиком министра Драганюка (кстати, у Драганюка все, кто работал хорошо и приумножал славу республики в области здравоохранения, были любимчиками). Да, это так, но кроме того Пену обладал особым искусством просить, аргументировать просьбу и выдавать результаты исследования высокого качества.
   В декабре 1981 года мы получили первый в Молдавии ультразвуковой прибор японской фирмы «Алока» SSD-202D, работающий в реальном масштабе времени, оснащенный зондами 3 и 3,5 МГц, профессиональным видеомагнитофоном «Panasonic» для регистрации ультразвуковой информации и полароидной камерой для моментальной фотосъемки.
   В ожидании этого прибора я прошел курс индивидуальной подготовки по нормальной и патологической физиологии, нормальной, патологической и топографической анатомии, гистологии, внутренним болезням, педиатрии, неврологии, хирургии, акушерству и гинекологии. Кроме того, из доступной литературы изучил все опубликованные на тот период работы на эти темы.
Впоследствии именно такой всесторонней подготовки я требовал от своих коллег, подчеркивая, что тот, кто хочет стать хорошим специалистом по ультразвуковому методу, должен досконально изучить все области медицины. В противном случае он станет всего лишь фотографом ультразвукового метода исследования.
По рекомендации представителей японской фирмы «Алока» я поехал в Москву к профессору Владимиру Николаевичу Демидову ознакомиться с работой аналогичного прибора. Он принял меня дружелюбно, детально и с особым азартом рассказал о возможностях метода и показал видеозапись, демонстрирующую диагностические возможности прибора. В его рассказе чувствовалась фанатичная любовь к этому методу исследования. Коллеги говорили в шутку, что профессор Демидов «женат на ультразвуке». Его профессиональный фанатизм передался мне на всю жизнь, за что я ему искренне благодарен. На просьбу принять меня на рабочее место для изучения методики профессор В. Демидов ответил:
  – Если хочешь разобраться в тонкостях методики и стать хорошим специалистом, ты должен самостоятельно понять ее секреты и диагностические возможности. А через год-два, когда появятся вопросы, пожалуйста, приезжай,   я приму тебя с радостью.
   В тот же день я вернулся в Котовск, а на следующее утро (было воскресенье) пришел в отделение и включил прибор. Сначала испытал на себе, а потом на нескольких желающих из терапевтического отделения. В понедельник я обследовал первую пациентку, мою коллегу. Она готовилась к госпитализации в Онкологический институт (у нее была механическая желтуха и подозревалась опухоль внепеченочных желчных протоков). Мое заключение: камень обще желчного протока, блок на уровне головки поджелудочной железы, механическая желтуха. Данные, свидетельствующие о наличии опухоли в органах брюшной полости, отсутствуют. На операции заключение подтвердилось.
   С внедрением ультразвукового метода исследования в реальном масштабе времени для нашей диагностической службы начался новый этап в исследовании организма человека. В 1982 году отделение стало многопрофильным диагностическим центром по обслуживанию сельского населения, единственным в своем роде в МССР и СССР. Мы получили возможность обследовать все органы человеческого организма:
   – центральную нервную систему;
   – поверхностно расположенные мягкие ткани (кожу, лимфатические узлы, щечную и подчелюстную области, щитовидную и паращитовидные железы, молочные железы); – опорно-двигательный аппарат;
   – внутренние органы (сердце, легкие на наличие жидкости в плевральных полостях, живот, желудочно-кишечный тракт, червеобразный отросток, печень, желчный пузырь, внутри- и внепеченочные желчные протоки, поджелудочную железу, селезенку, забрюшинное пространство); – мочеполовой аппарат (мочевые органы, почки, надпочечники,мочевой пузырь); – мужские половые органы (предстательную железу, мошонку,яички, половой член); – женские половые органы (матку, яичники, трубы).
   Метод стал незаменим в акушерстве (определение сроков беременности, динамическое наблюдение за развитием органов плода и течением беременности).
    Наконец, я реализовал идею, которую вынашивал 16 лет (когда занимался функциональными методами исследования, то есть исследовал только сердечно-сосудистую, легочную, нервную и эндокринную системы), – помочь в диагностике хирургам и акушерам-гинекологам. Еще 25 лет я посвятил изучению возможностей применения ультразвука в диагностике острой патологии всех органов человеческого организма. Были предложены и внедрены сотни усовершенствований процесса диагностики, впервые в мировой практике были описаны эхографические признаки многих патологических состояний органов брюшной полости и забрюшинного пространства.
   С 1982 года наша служба начала сотрудничать со всеми районными, городскими и республиканскими больницами и клиниками, а также кафедрами Кишиневского медицинского института и других институтов союзных республик, которые плодотворно участвовали в подтверждении наших заключений.
   В 1983 году по договоренности с профессором В.Н. Демидовым я взял в Минздраве МССР командировку на полтора месяца к нему на повышение квалификации. К тому времени я уже владел этой методикой в совершенстве, но накопились вопросы по исследованию в акушерстве (особенно в первом триместре беременности), гинекологии,   урологии,   необходимо   было   кое-что   уточнить   по исследованию поджелудочной железы. В то время ответы на интересующие вопросы я мог получить только в Москве у профессора В.Н. Демидова.
   С понедельника по пятницу я получил ответы на все интересующие меня вопросы и стал смотреть, как профессор Демидов виртуозно проводит ультразвуковое обследование беременной женщины. На экране монитора появилась головка 14-недельного плодика. Я шепнул стоявшему рядом коллеге, что плод – гидроцефал. Услышав это, профессор повернулся ко мне и сказал:
   – Возьми-ка зонд и покажи, что ты умеешь.
   Я взял зонд и стал смотреть все органы в комплексе, как делаю у себя в отделении, и по ходу диктовал сестре результаты. По окончании исследования, не сказав ни «хорошо», ни «плохо», профессор спросил, делаю ли я снимки. Я ответил утвердительно и, раскрыв дипломат, показал снимки с различной патологией органов. Демидов поинтересовался, каким образом они получаются столь качественными. Я сказал, что владею техникой фотографирования с юности.
   Во время нашей беседы профессор подозвал одного из сотрудников и попросил принести из отдела кадров мой командировочный лист.
   Подписав   его,   он   позвал   сотрудников   и сказал:
  – Я знаю, что обо мне говорят, что я «женат на ультразвуке», что я «помешан» на нем, особенно в акушерстве и гинекологии. А вот перед вами доктор Пену из Молдавии, который, как вы, наверно, заметили, тоже «помешан» на детальном, скрупулезном ультразвуковом исследовании всех органов. Желаю вам, доктор Пену, дальнейших успехов. Вы можете вернуться домой, у нас вам больше нечему учиться.
   Сначала я подумал, что это шутка, но оказалось, что это всерьез. И как ни было жаль, мое повышение квалификации продлилось лишь неполных четыре дня.
Всего, с учетом одного дня в 1981 году, когда я ознакомился с работой ультразвукового прибора, мое обучение ультразвуковому исследованию заняло пять дней. Прощаясь, я попросил Демидова подписать мне на память его атлас «Ультразвуковая диагностика в акушерстве», приобретенный там же в Институте охраны материнства и детства СССР
   С его добрыми искренними пожеланиями я прошел путь в 25 лет самостоятельного труда, изучения и осмысления ультразвукового метода исследования. И я заставил ультразвук работать с максимальной отдачей, поставив его на службу диагностике даже там, где его технические возможности ограничены.
   Но своим учителем считаю профессора Владимира Николаевича Демидова. По его трудам я учился, он привил мне большую любовь к ультразвуковому методу исследования, высоко оценил мои работы и сыграл основную роль в становлении меня как профессионала – практика и ученого.
   
   Первым толчком к диагностике острых хирургических состояний, где по техническим возможностям ультразвуковое исследование считается неэффективным, послужил случай с моим знакомым Михаилом Перде, у которого наблюдались неясные клинические признаки острой патологии в правой подвздошной области. Дифференциальный клинический диагноз был сложным из-за того, что он страдал мочекислым диатезом с частыми почечными коликами, циститом и хроническим простатитом. Диагноз острого аппендицита хирургом был исключен. На второй день больному стало хуже, и он обратился за помощью ко мне. Исключив вышеперечисленную патологию, я остановился на илеоцекальной области (аппендикулярный отросток) и, обследуя ее в течение восьми часов через каждые два часа, сделал заключение: острый флегмонозный аппендицит с признаками перфорации, больной нуждается в срочном оперативном вмешательстве.
Хирург В. Жица отказался проводить операцию, сказав больному, что аппендицита нет, и с помощью ультразвука эту патологию нельзя видеть. Тогда я попросил больного написать расписку, что хирург за неправильный диагноз ответственности не несет, и настоял на оперативном вмешательстве в моем присутствии. Хирург сначала сделал маленький разрез для пальцевой ревизии, а когда вытащил палец, из брюшной полости хлынула гнойная жидкость.
Я сказал:
    – А теперь, коллега, дай больному наркоз, так как придется работать долго. Думаю, в дальнейшем по моим заключениям об острой патологии брюшной полости ты будешь оперировать без расписки, как уже оперировал по моим же заключениям сотни больных с разной патологией брюшной полости и забрюшинного пространства, и даже стал хорошим оперирующим хирургом. В противном случае дело может кончиться плохо. Ты знаешь, что слов на ветер я не бросаю, – и вышел из операционной.
   Спустя какое-то время после приступа я обследовал больную Екатерину Цуркан из Котовска, у которой в желчном пузыре было выявлено несколько мелких (2-3 мм) холестериновых камней и один размером 14х10 мм. Хотя признаки острого калькулезного холецистита отсутствовали, хирурги В. Жица и Н. Гребинча решили больную прооперировать. Была проведена лапаротомия, и при мануальной ревизии желчного пузыря камни не были обнаружены, в связи с чем желчный пузырь не удалили. Больной сказали, что камней нет, а врач Пену ошибся, и зря мы вас прооперировали. Больная возражала и твердила, что ей на экране осциллоскопа показали камни. Пациентка поехала на обследование в республиканскую больницу, и там также обнаружили камни. «Как это понять? Ведь они меня вскрыли и сказали, что камней не обнаружили и доктор Пену ошибся», – недоумевала она. Обследовавший врач сказал: «Врач Пену из Котовска видит не только камни, а даже мусор в желчном пузыре. Разбираться надо с вашими хирургами».
    И еще один печальный случай. Больной Г., 36 лет, неоднократно лечился по поводу паренхиматозной желтухи в инфекционном отделении. На эхографии были выявлены две старые эхинококковые кисты разных размеров. Одна, расположенная в воротах печени, сдавливала внепеченочные желчные протоки и временами вызывала механическую желтуху, стаз внутрипеченочных протоков. Картина хронического холангита. Из-за сложности патологии больной нуждался в реконструктивной операции на внепеченочных желчных протоках, и хирургу В. Жице было рекомендовано отправить больного в республиканскую больницу. В. Жица, к сожалению, не послушал нашего совета, сильно переоценил свои возможности. После оперативного вмешательства больной скончался. Этот случай расследовала прокуратура. Хирург был вынужден покинуть наш район и даже республику.
   Опережая события, скажу, что поведение этого врача было связано с акцией против меня, он входил в число моих «доброжелателей». Но я так и не смог понять, почему ненависть ко мне должна была навредить больному.
  Подобный случай повторился через 20 лет с молодым хирургом, обладавшим хорошей теоретической подготовкой, но малым практическим багажом. После конфликта со мной этот врач отказал в госпитализации больной с моим заключением об острой хирур¬гической патологии брюшной полости. Более того, отказал, даже не прочитав моего заключения и не проконсультировав ее. Больная вернулась ко мне со слезами на глазах:
   – Аурел Юрьевич, вы направляете меня на госпитализацию, а молодой хирург, не осмотрев меня и не прочитав ваше заключение, передал через медицинскую сестру, что я могу ехать домой, нет у меня такой патологии.
    Я успокоил больную и связался по телефону с хирургом, которому сказал:
   – Уважаемый коллега, ваша личная неприязнь ко мне не должна мешать выполнению врачебного долга. Мне, врачу с огромным практическим опытом, непонятно, как можно взять на себя ответственность за дальнейшую судьбу больной, которая от вас уезжает в село и там может умереть, если окажется, что мое заключение верно. Поэтому я опять отсылаю больную к вам, чтобы проконсультировать и исключить предполагаемую мною острую патологию брюшной полости. И запомните: долг врача выше личных интересов, если вы этого не поняли, значит, зря обучались этой профессии. Ошибки допускают все, но ошибка ошибке – рознь, и делать их по причинам личного порядка – преступление.
Хирург отправил больную на консультативный прием, а оттуда ее госпитализировали с диагнозом – острый аппендицит. Думаю, данный случай послужил этому хирургу уроком.
    Заключение об острой патологии аппендикулярного отростка, установленной при помощи ультразвукового исследования, впервые в мировой практике было сделано мною в 1982 году. Таких заключений в своей практике я сделал более 4500. Они послужили материалом для описания эхографической картины и возможности эхографии в диагностике различных форм патологии аппендикулярного отростка.
   Не могу не отметить, что моя жизнь сильно осложнилась, когда я приступил к данным исследованиям. Мне часто приходилось брать на себя огромную ответственность, принимая решение о необходимости неотложного оперативного вмешательства, и в страхе ждать приговора хирурга. Но подтверждение диагноза на операционном столе наряду с удовлетворением, полученным от оказания сложной диагностической помощи хирургам, давало мне жизненную силу для новых, более сложных поисков.
   О моих заключениях в республике рассказывали легенды, а куратор хирургической службы нашей больницы профессор Е. Чекала (хирург от Бога), которого приглашали из Кишинева для оказания помощи в сложных случаях острой хирургической патологии органов брюшной полости, как-то сказал:
– Не представляю, как Пену видит патологию, которую больше никто в республике не видит, ведь это выходит за пределы возможностей метода. Наверное, он знает какие-то секреты.
   В связи с этим в рецензии на одну из моих работ заведующий кафедрой хирургии профессор Константин Андреевич Цыбырнэ писал: «…Внедрив эхографию в реальном масштабе времени, Пену произвел в Молдавии настоящий переворот в диагностическом процессе. Он влюблен в этот метод до фанатизма. Он искал и находил патологию там, где из-за ограниченности возможностей ультразвуковой аппаратуры ее никто не искал, тем более после отрицательных заключений, полученных из престижных клиник и НИИ. После его точных заключений на уровне любого органа были прооперированы тысячи больных из Молдавии и других республик бывшего СССР. Своими глубокими знаниями и индивидуальным подходом к решению сложных диагностических задач он крушит диагностические каноны, поэтому для многих коллег и стал неудобным. Но больные верили и верят только ему. Он этим гордится и делает невозможное.
Многие хирурги, в том числе я, оперируя по его точным заключениям сложные патологии, говорят, что доктор Пену обладает уникальными сверхъестественными сенсорными качествами, позволяющими ему эхографически увидеть тонкости патологической структуры, что не под силу специалистам самого высокого ранга…».
    Правда, в мой адрес было высказано немало и других мнений. Приведу одно из них. В 1990 году режиссер Сергей Ткач снимал обо мне документальный фильм «Этот неудобный Пену». Обратился к одному из очень уважаемых мною коллег, основоположнику эндоскопической службы республики В. М. Гуцу, в отделении которого была и эхографическая служба.
   Я выступал против такого совмещения, так как считал, что быть одновременно хорошим эндоскопистом и специалистом по ультразвуковой диагностике, особенно когда врач чередует эти специальности с разрывом в две-три недели, просто невозможно. На вопрос, считает ли он, что доктор Пену действительно является непревзойденным в республике специалистом в области ультразвуковой диагностики, Гуцу ответил, что о докторе Пену рассказывают много небылиц, но он, как и все, работает на уровне современных возможностей   ультразвуковой техники.
    Ответ очень лаконичный, и мне понравился. Дело остается за малым: чтобы все специалисты работали на уровне возможностей ультразвуковой техники, и тогда, наверно, наши специалисты будут лучшими в мире. Но, к сожалению, хорошими специалистами, умеющими клинически обработать визуальную ультразвуковую информацию, становятся единицы, а остальных я отношу к категории «фотографов». Меня не перестают упрекать в том, что в ультразвуковом исследовании я вижу больше, чем можно видеть. Другими словами, превосхожу технические возможности диагностической аппаратуры и кое-что пишу «с потолка». Но разве я виноват, что интуитивно вижу то, что непосильно моим коллегам? В связи с этим расскажу три случая.
   По звонку из ЦК КПМ я консультировал больную, заведующую отделом ЦК, которую сопровождала лечащий врач – молодая симпатичная женщина из Лечсанупра. Пока я писал заключение, она активно беседовала с нашим первым секретарем райкома партии М.Д. Зорикой по поводу утренней зарядки. Хоть я и не смотрел в их сторону, тем более что их разговор мешал мне сосредоточиться, я заметил, что моя коллега после каждых пяти-шести слов делает дополнительный вдох. Закончив заключение, я сказал:
   – У больной ничего серьезного нет, а вас я хотел бы обследовать. Мне не нравятся короткие дополнительные вдохи во время быстрого разговора, что-то давит на вашу диафрагму.
    Смеясь, моя коллега начала рассказывать, сколько километров она пробегает каждый день и как отлично чувствует себя.
   – Ну что ж, мое дело было предложить, ваше дело – сказать «да» или «нет».
    Она чуть задумалась и согласилась на обследование. При обследовании я выявил эхинококковую кисту с очень тонкими стенками диаметром 7,5 см, расположенную по верхнему краю левой доли печени, то есть под диафрагмой.
    – Так вот, – сказал я, – даю вам два дня, чтобы решить, у кого будете оперироваться. – И добавил: – Ваш случай, коллега, позволяет очень доступно объяснить студентам философскую категорию «случайность и необходимость». То, что вы взялись сопровождать больную, – это случайность, а то, что должны были попасть ко мне, – необходимость.
   Через три дня женщина была прооперирована профессором Е. Н. Маломаном, и мое заключение, что киста на грани разрыва, полностью подтвердилось. Еще через месяц пациентка приехала и в знак благодарности привезла корзину цветов.
    При обследовании молодого парня (шофера нашей больницы А. Банаря), который жаловался на высокую температуру и боли в области правой почки, в паранефральной области было выявлено опухолевидное образование низкой эхогенности. Зная, что больной не раз участвовал в мотогонках и нередко падал, я сделал заключение: нагноившаяся посттравматическая гематома в правой паранефральной области; больной нуждается в оперативном вмешательстве. Он был госпитализирован в Республиканскую больницу, где провели лабораторные, рентгенологическое и эхографическое исследования. Специалистами отделения, руководимого М. В. Гуцу, мой диагноз был отвергнут (как рассказал больной, с усмешкой). После курса антибиотиков больного выписали домой. Я узнал об этом через дней десять от своей супруги, специалиста по ультразвуковой диагностике (в то время сам болел), которая повторно осмотрела этого пациента, обратившегося с теми же жалобами. К счастью, на следующий день в районную больницу с кураторской помощью приехали профессор Е.Н. Маломан, главный специалист по хирургии МЗ МССР, и М.В. Гуцу. Я пригласил больного и при исследовании показал коллегам выявленную патологию. Правда, во время демонстрации на мониторе коллеги не раз спрашивали: «Где, где ты это видишь?».
  Я   сказал:
   – Уважаемый профессор Маломан, я обращаюсь к вам как к главному хирургу республики и убедительно прошу прооперировать этого молодого человека, иначе он погибнет. И его смерть будет на совести специалистов Республиканской больницы, которые обследовали его и отвергли мое заключение…
Больной был прооперирован, наше заключение подтвердилось. К счастью, все закончилось хорошо.
    На съезде хирургов Молдовы после моего выступления о высоких возможностях эхографии в диагностике острой патологии желчного пузыря, где приводилось 100-процентное совпадение моих заключений с операционными данными, профессор из Одессы (не помню его фамилии), цитируя данные литературы (так как в то время в Одессе не было ультразвуковых приборов), подверг сомнению мои данные.      Тогда в своем ответном выступлении я обратился к залу, где присутствовали более тысячи хирургов из Молдавии и других республик Союза, и попросил: пусть встанет хоть один хирург и скажет, что мое заключение на операционном столе не подтвердилось. Ни один не встал, и весь зал зааплодировал. Более того, в своем выступлении академик А. А. Шалимов из Киевского института гастроэнтерологии сказал:
     На   удивление,   все   заключения   доктора   Пену   о   наличии патологии на уровне любого органа брюшной полости у прооперированных нами полностью подтвердились. Правильно отметил в своем выступлении профессор К. Цыбырнэ, что доктор Пену не только видит, но и чувствует патологию. Это, к великому сожалению, не каждому специалисту дано.
    Думаю, что даже на основании этих трех из многих тысяч случаев читатель может сделать вывод, на каком уровне мы работали и работаем.
    Интуиция, в моем понимании, – это умственный субстрат, основанный на логике и глубоком знании проблемы, на собственном богатом опыте. Мне интуиция помогает искать и находить решения таких вопросов, в которые другие, оправдываясь техническими возможностями аппаратуры, не вникают и не ищут ответа, довольствуясь тем, что лежит на поверхности.
    Думаю, я максимально использовал и использую современные технические возможности ультразвукового исследования во внутренней медицине. К счастью, достигнутые мною результаты ультразвуковых исследований, будучи сопоставимы с клинической эволюцией, лабораторными, радиологическими, лапароскопическими, а также данными оперативных вмешательств, нашли свое подтверждение в больницах, клиниках, на кафедрах различного профиля в Республике Молдова и в бывшем СССР.
   Большой вклад в подтверждение моих эхографических заключений на операционном столе в нашем районе внесли хирурги Г. Цуркан, В. Головатый, С. Василиу, А. Лепэдату, Е. Буза, акушеры-гинекологи Л. Тэуту, Г. Тэуту и другие, осуществившие тысячи операций при различных острых хирургических и гинекологических   ситуациях.
    В нашей практике были использованы все виды эхографических заключений при соблюдении принципа не навредить больному и помочь клиницисту.
В 99,9% я давал клинико-эхографические заключения с рекомендациями, и мои коллеги на это не обижались, наоборот, часто благодарили, а я тем самым держал себя в тонусе ожидания «приговора», и каждый подтвержденный сложный случай (а такие моменты и являлись для меня профессиональным врачебным счастьем) давал мне стимул для новых поисков.
   Изучив диагностические возможности ультразвука на четырех поколениях приборов, используя все типы датчиков и методы сканирования, я пришел к выводу, что даже на самом высоком уровне развития    ультразвуковой    техники    правильная    интерпретация полученной визуальной информации всегда будет зависеть от уровня клинической подготовки врача-исследователя.
В связи с этим я часто вспоминаю разговор с представителем фирмы «Алокa» инженером Ясуюки Имая, в 1982 г. приезжавшим к нам устранять неисправности поглотителя помех ультразвукового прибора «Алока SSD - 202 D». На мое восхищение тем, что в Японии разработана технология ультразвукового прибора с компьютерной обработкой изображения, он ответил так: «Компьютер – это хорошо, но если другой компьютер (показывая на голову) плохо работает, то тот компьютер ничего не стоит».
    За 24 года(момент написании книги) ультразвуковым методом нами обследовано более 221000 больных (из них детей – 29580, беременных – 26253), проведено 1513000 исследований, все заключения сопоставлены с данными клиники, лабораторных, радиологических методов, данными оперативных вмешательств, секционного материала и гистологических исследований, а также проведено ретроспективное сопоставление с видеозаписями эхопатологии.
   В целом за 39 лет работы отделения функциональной и ультразвуковой диагностики было обследовано 525904 пациента, проведено 1655054 исследования (в среднем 3,2 исследования на каждого пациента). Штаты были увеличены до 6 ставок врачей, 6 медицинских сестер и 2 санитарок.(Продолжение следует)