***

ты, наконец, перестал прятаться от людей,
срываться на них криками, истериками,
сжимая до боли чьи-то костяшки,
чтобы им было больно, но не тебе.
чтобы до потери пульса,
чтобы бились в конвульсиях
и, дрожа, опускались на пол.

ты уже научился дышать воздухом грязного города,
но по-прежнему поджимаешь лапы,
задергиваешь шторы.
дома пропахло тобой,
ненавистью, горечью, пустотой
и немного даже болью,
которая дрожит в груди каждого отчаянно,
кто пересекает порог
твоей одинокой квартиры,
кто входит в твой печальный, одинокий мирок.

ты все также не спишь по ночам
только дремлешь, просыпаешься с криками,
чуть ли не плача,
и снова порывы гнева, изливающиеся из тебя литрами,
взрывная отдача
всего едкого и омерзительного.
сердце скорбит.

ты уже не пишешь стихи о любви
и о том, как больно бывает порой до психоза,
до невыносимых ран внутри. новая волна тоски
новая доза
от которой уже тошнит.

ты пишешь теперь о морях и о том,
как в них уходят корабли,
погружаясь тяжёлым весом,
оставаясь вне власти воды.
в твоих стихах люди, истины,
но...

в них пропал ты.
ты все также пьешь по утрам кофе
после сигаретного никотина,
чтобы собрать в себе остатки осени,
собраться с мыслями, прорисовывая в голове картины.
но не станет лучше.
и ты глушишь состояние дури, отчаянно глушишь.
мысли в голове сменились музыкой, каждая часть души
новым чужим аккордом.
теперь никуда не спешишь, останавливаешь машину где-то за городом
и так беспомощно молчишь.

ты теперь никому ненужный,
замерзший в паршивой осени, поедающей изнутри.
знаешь,
пора платить по счетам.
ты как обычно простужен,
стоишь и смотришь, как уходят чужие корабли

к твоим
одиноким
китам.