По стопам кота учёного

                Памяти А.Н. АФАНАСЬЕВА
                автора
                " Поэтических воззрений древних славян на природу" 






СКАЗКИ КОТА УЧЁНОГО
                "... Там русский дух... Там Русью пахнет!
                А.С. ПУШКИН

У нашего Тимки бывалые глазки.
Он не – «Базилио». Не «в сапогах»…
Пете – дружку-малышу нА ночь сказки
Ласково врёт, изощряясь в словах.
Я их подслушал, и мне  – интересно,
Песни язычные, но не плохи…
Тимка – не барин, дозволил любезно
Сделать из сказочек этих стихи.


   ГОРА ЖЕЛАНИЙ 
   
      Сказка первая

Что же – представлюсь. Я рыжий, пушистый,
Белой опушки узор на груди.
«Сам по себе», но пригож, не блошистый,
Стану домашним того и гляди… 

Помню, меня заманили на дачу
Для устрашения наглых мышей…
Думал, что сам я от осени спячу –
От тарабанящих в крышу дождей.

Сырость и мгла… Доживу ли до марта?
Скоро метель… Вот бы сразу весна!
Плачущий дом – протекает мансарда,
Днями сижу у немого окна…

Слышу однажды – вдруг – звон чародейный…
Где-то в подвале… Я мигом туда,
Целый запас мой продуктов недельный! –
«Китекат» мерзкий, но тоже еда…

Вижу: и вправду, у миски с кефиром –
Вот уж поистине дивный визит –
Змейку в короне с горящим сапфиром,
А на хвосте колокольчик звенит.

Слышу шипит: «Собираю желанья,
Не устрашайся и шествуй за мной».
Что за желанья? Сапфира сверканье!
Дзинь… Как в гипнозе ползу за змеёй…

Выползли в лес, я едва поспеваю,
На ноги встал, перешёл на трусцу…
Темень. Корону из глаз не теряю,
Слепо внимаю её бубенцу…

Скоро ли, долго, но вот замелькали
Справа и слева ещё огоньки.
Горка. На горке диковинный камень,
Змеи тут сгрудились… Вьются в клубки.

Змейка моя – чем-то камень потёрла –
В глыбу проникла… Все гады – за ней!
Кое-кого придержали за горло –
Тех, что кусали котов и людей…

Чудо-траву, что замки; отворяет,
Я пожевал, каменище лизнул…
Зал мне открылся, едва озаряем…
Змеи здесь ластились к зимнему сну.

А посреди золочёное ложе,
Вижу – моя там… Царица-змея…
Свет от короны – глазам невозможен!
Тело – рекой… В серебре чешуя…

ЗмИев стоглавых свисали гирлянды…
РОжки-рожкИ красовались во лбах,
Время мерцало в глазах-диамантах,
Чуткий огонь полыхал в гребешках.

Прыг я на койку, под мышку к царице!
Стылая дрёма объяла меня…
Охолодел… Постарался забыться…
Долго ли спал? Разбудила возня…

Слышу: «Пора!» Слышу: «Время настало!»
Змеи теснятся и лижут кровать.
Вижу их острые жаркие жала…
«Время! – доколе нам, аспидам, ждать!»

«Время при-ш-ш-ш-ло!» – прошипела царица,
Выгнула спину до самой скалы…
Глыба разверзлась, и небо сочится
В щель. Вижу сосен стволы…

Змейки взметнулись и ввысь полетели –
Птицы  от неба  ключи принесли!
Чудо! Весна! Верь не верь – я в апреле…
Змейки-лучи – золотятся вдали.

В новую зелень природа оделась…
Что же царица? Всему свой черёд…
Солнце в короне! – Змеиная смелость…
Тучею тело по небу плывёт.

Верные громы-драконы – горласты,
Острые молнии – наперебой…
Всё же коты – удалые фантасты –
Стала царица Весенней грозой!

Я, хоть промок, но мечусь в возбужденье –
Кто-то на хвост прищепил мне звонок –
Это не в сказке и не обобщенье…
К счастью, внимание Мурки привлёк.

Мурка – красавица, добрая  кошка.
Освободила… Она неглупа,
Только дотошна, ревнива немножко –
Вру, а не верит, что март  я – проспал…      

 


       ДРЕВО  ЖИЗНИ
               
       Сказка вторая

Прорвало плотину – так хляби разверзло!
А кто напророчил?! Об этом  потом…
Мне лапку никак не сложить троеперстно…
Накликали… Снова Всемирный потоп!

Плыву на коряге… Вода – безоглядно…
Вдруг, вижу, старик подгребает, в венце.
Царёк, но без царства: утопло, понятно.
Ни стати, ни силы в былом гордеце.

Кричит, собирает всю живность в округе…
Проплыл мимо нас, не заметив, Ковчег.
Дед тянет к животным дрожащие руки,
Как будто коряга – спасительный брег.

Притворная даль, и куда я ни гляну –
Везде бесконечный незримый тупик…
Доплыть бы нам к острову-чудо – Буяну!
«Там Дерево Жизни» – глаголет старик.

Плывём ли в грядущем? Плывём ли в былое?
По времени путь… Расстоянье – века…
Вдруг – облако, видим, висит грозовое,
Чернеет, а молнии бьют свысока.

Подплыли поближе, глядим – это древо!
Поверишь? Корнями растёт в небеса!
Огромное тёплое, тёмное чрево…
По нИзу – дубравы. Земли полоса.

Нагих кроманьонцев сбежалась ватага…
Старик не боится. Мы следом за ним.
Глядим: а на ветках напасти и блага…
Там – блеет сатир, тут – поёт херувим.

Я рядом с царьком – а зверюшки сбежали –
Об ноги его потираю бока.
Вдруг крона у дерева сникла в печали…
Ужели от веских обид старика?

Убранства меняет свои непрестанно,
То ясеня листья, то иглы сосны…
Не ради забавы, не ради обмана –
В нём сил набираются  грёзы и сны.

Тут дед потянулся, схватился за ветки,
На Дерево Жизни запрыгнул и я.
А там, словно цепь на сучках его крепких,
Висит, извиваясь, златая змея.

Её, сторонясь, мы пустились по дебрям.
Всё выше и выше… Три царства прошли –
Я был золотым, был я – меден, серебрян…
Ласкали принцессы меня, короли…

Старик неуёмен – всё дальше и выше…
Находит в сплетениях судьбы людей.
Я снова пушист, как положено – рыжий,
А он ободрался в чащобах идей.

Я чувствую нюхом, куда ему надо.
О том он, пожалуй, не знает и сам,
Всё некие ищет плоды авокадо…
Вдруг видим – в ухоженных яблонях сад.

А яблок-то, яблок!.. Златые, наверно…
Они – молодильны! – Вот это сюрприз…
К тому ж, очищают от блох и от скверны! –
Нарвать бы мешочек и скоренько – вниз!

Да, к слову, спала тут прелестная Лебедь…
Носились небесных мастей рысаки,
Здесь слышался птиц восхитительный щебет,
Звенели живою водой родники.

А яблоки теплились, деда манили…
И древо шептало, листвою шурша:
«Я дам тебе юности, дам тебе силы
 Да столько – насколько способна душа».

Вот яблочко деду упало в ладони…
Куснул – и младенцем негаданно стал!
И то хорошо – не исчез в эмбрионе,
А дитятком – мякоть лизал и смоктал…

Прорезались зубы, он стал карапузом,
И дальше грызёт… Вот он – отрок, юнец…
И вот – украшеньем главы его русой –
Сверкает царевича  славный венец.

А Лебедь во сне встрепенулась крылами,
И стала Царевной – сама красота…
Взор ожил у молодца – вспыхнуло пламя –
Не выдержал – тронул устами уста…

Вот это – ошибка… Конёк сивогривый
С любезной мордашкою к нам подбежал
И молвил Царевичу: «Тронул ты диво,
А жало у Дивы острей, чем кинжал.

Во сне её многие тут лобызали,
Да только простыл, потерялся их след…
Проснётся – не  буду вдаваться в детали –
Удача, коль снова ты станешь, как дед.

Кота не забудь! Да  держись за загривок,
Глядишь, вам удастся избегнуть беды.»
…Ни в сказках, ни в жизни не видел я Сивок
Таких быстроногих, не знавших узды.

Змея-сторожиха дала нам подножку,
Решила: бегут – не случайно, видать,
Грома пробудила, устроив бомбёжку,
Из  Кроны Любви просто так не сбежать…

От шума, конечно, проснулась Царевна
И губы, как пламень ей жёг поцелуй…
Вскочила – прекрасна, задорна, но гневна –
Держись, мол, царевич и впредь не балуй!

Её рысаки оказались свежее,
Наш Сивка, упав, на беду захромал…
Недолго гналась и настигла злодеев!
И всё же, у сказки хороший финал…

Царевича, правда, принудили к браку,
Но царство вернули, людей воскресив.
Доныне он правит к всеобщему благу,
На зависть соседям – сплошной позитив!





           ДОМОВОЙ

        Сказка третья

Не обижайте домовых,
Без них пенатам будет грустно.
Во-первых, это… Во-вторых,
И вовсе в доме станет пусто…

Куда меня ни занесёт! –
Одна изба была мне рада,
Хозяин так – ни то, ни сё,
Но домовой там жил – что надо!

Я раньше всех узнал о нём –
На новоселье  пригласили,
Да запихнули первым в дом,
Послав на корм нечистой силе!

Крадусь… Навстречу мужичок.
Росточком – метр, должно быть, с шапкой.
Хотел, я было – наутёк,
Да слышу карлик – «Ш-штой» – прошамкал.

«Не бойся – я люблю котов,
Ты,слышал, хваткий, языкастый…
Я охраняю оный кров
От порч  и зависти глазастой.
 
Готов помочь? Зовусь я – Чур»…
Мы с ним поладили, сдружились,
Блюли коров, считали кур,
За то – кормили нас, не  жилясь.

Чур был невидим для людей,
И я делился с ним едою.
Бывал он  мал, как воробей,
То – в страх – с берёзу высотою.

Глаза, что Угли в  очаге,
Обросший, в красной рубашонке.
Деньгою звякал в кушаке,
Хрустел соломкой в бородёнке.

Случалось, злилась «борода»…
Обидь – накажет! Суть – в опале:
Чтоб стены дома никогда
Такой родне не помогали.

Но Чур немало был смышлён
В делах домашних и хозяйских,
Как мог,  хранил он этот дом
От недосмотров разгильдяйских.

Что делать завтра поутру –
Хозяевам внушалось ночью,
Учил порядку детвору,
Стерёг напасти, рвал их в клочья.

Не понимающий в грехе,
Таскал дровишки у соседей,
Хранил под крышею в стрехе
«Калаш» – на случай лихолетий.

Я дошлый кот… Залез в альбом
Фамильный… Вижу – дальний пращур,
Который с Чуром схож лицом! –
Один в один!   Глаза таращу…

Вот, почему он так мальца
Хозяйского оберегает!
Здесь  дух витает праотца,
Животворит, не иссякает…

Мальцу, замечу, десять лет.
Что Он, что сёстры – непоседы,
Такой тут выдали «концерт» –
Взъярились бедные соседи –

Отцу «накапали» о том.
Устав детей ругать без толку,
Он пригрозил: за гром-погром
На Новый год не купит ёлку!

Конечно, папа пошутил,
Но прямо скажем – неудачно.
Поверил сын… Сам был не хил –
Подался в лес.  А день был мрачный…

Я, было, кинулся за ним,
Но как-то сразу стало зябко…
К тому ж, в одну из прошлых зим
Я отморозил, помню, лапку.

Ушёл… всё нет его и нет…
А к ночи стало не до шуток –
Народ собрался на совет…
И вот уж ищут больше суток!

Частит над лесом вертолёт,
И  МЧС, и волонтёры.
Мороз! – Часы пошли на счёт,
Кругом плохие разговоры…

А где же Чур? Он запил, гад!
Не достучаться к ротозею, –
Храпит… Под печкой кочерга –
Об пол гремлю – что силы – ею!

Он раньше в красном спал углу,
А нынче там стоят иконы…
Обидчив, прячется в полу –
Не вписан в чистые каноны.

О! Пробудился… Сразу взмок:
«Что! Где! Как тАк могло случиться?!»
Накинул лёгкий зипунок –
Да в лес, и я за ним, что птица…

Чем сможет парню он помочь?
Неосязаем, ирреален…
А я содействовать не прочь –
Я тёплый, рыжий – натурален.

Нашли! Малыш  давно замёрз…
Пушистой  ёлки рядом груда…
У глаз его ледышки слёз,
И мне от горя стало худо…

И Чур попятился назад…
Но… дёрнул время за собою,
Дохнул душистостью лампад,
Хоть с перегаром, но – родною!

В чём сила духа праотцов?
Мой пращур тоже был учёным…
Порозовел малец лицом,
И мы вздохнули облегчённо!

Своим шершавым языком
Я  облизал ему ладошку.
Он встал и к дому – прямиком,
А я указывал дорожку.

Чуть жив, но ёлку не забыл…
Бывают ёлки не простыми!
Её – я ночью нарядил,
Чур – сделал шишки золотыми…



               
                ДОЛЯ-НЕДОЛЯ

              Сказка четвёртая

Я сошёлся с бродягой – не старым, но горьким.
Бомжевали, к стыду, и делились судьбой.
Всё под небом ходили от зорьки до зорьки…
Отчего-то бомжа  не пускали домой.

Как же так? А вот так… Мол, такая Недоля…
Вот бы Долю найти – он спросил бы с неё!
Потерялась она, говорит, в чистом поле,
Проклинал, между тем, и бабьё, и жульё…

А Недоля ходила за ним неотступно…
Я её от дружка по ночам отгонял –
От навязчивых злыдней, химер шалопутных
И от жалких таких же, как мы – объедал.

Сам я кот не простой… Я ведь сны навеваю,
Те, что снятся, и те, что присниться должны.
Я не знаю о том, где Судьбы кладовая,
Но могу воскрешать невозвратные сны.

Сновидений стихии рождаются в небе.
Вот – три ангела, вижу, плывут в облаках…
Если долго смотреть – сколько там благолепий!
Сколько чувства и выдумки в храбрых ветрах!

Дай-ка, думаю, я – этих ангелов белых
Перешлю в виде сна горемыке-дружку.
Что-то вышло не так – вижу, сняться три девы…
Девы судеб людских! Надо быть начеку.

Дева Первая нити прядёт веретёнцем –
Нити жизни… Вторая, петляет им путь…
Что до Третьей – таит на руке, под суконцем,
Нож особый… Глаза её – впадины…  Жуть!

Познавательный сон… Только мой неудачник
Всё решил для себя на беду усложнить.
Стал взывать к этой деве, к очам её мрачным:
Надоела, мол, жизнь, – «Перережь её нить!»

Оживилась она и ответила всё же:
«Не в моих это силах. Хозяин-то – Он…»
И наверх показала, добавив построже:
«Кто навеял тебе этот пагубный сон?»

Я хотел, было встрять и сказать – «Неувязка»,
Только чувствую – волю над сном потерял!
А она продолжает: «Не в снах  и не в сказках –
Наяву – мой печальный земной ритуал.

Впрочем, хочешь – давай, прогуляйся со мною,
Покажу тебе нечто, а там уж – решай…»
Подхватила его, увлекла за собою
В небеса, в свято-горний неведомый край.

Там, где тучи – что горы, – большая пещера…
В ней огней миллионы от разных  свечей –
Подлинней, покороче, искрящих ни в меру –
Это Богом зажжённые жизни людей…

«Божья милость –зажечь, –  философствует дева –
Как гореть – это дело, по сути, твоё.
Хоть – задуй… Я – Его не желала бы гнева…
Очищаю пещеру, скребу бытиё.

Кстати, друг мой смятенный, а где твоя Доля?
Загуляла? Давай-ка её позовём!»
Смерть, по важности статусом будет – поболе,
Вмиг явилась, красотка, – с каким-то ларём…

«Я всё знаю, я в курсе – исправить готова, –
Тараторит,  – вот ларчик волшебный – ему.
Дорогой, я вернулась, попробуем снова
Озадачить Судьбу – нам разлад ни к чему.

Не спеши открывать! Сделай это чуть позже,
Как проснёшься… Тебя ожидает сюрприз!
Ай-ай-ай! Что за вид? Опускаться негоже –
Ты бомжее, чем твой неприветливый Брысь…».

Не хотел говорить – здесь меня так прозвали –
Ей Недоля напела, видать, обо мне.
Две сестры дополняют друг друга – две «крали»…
Правда, ларчик хорош и, надеюсь, в цене…

Мы проснулись с дружком  далеко – в чистом поле…
Перед нами и вправду стоит коробок…
Что же в нём? Чем обязаны праздной фефёле? –
Самобранка? Ковёр-самолёт? Горбунок?

Сколько разных чудес перебрали в догадках –
Даже киборга вспомнили и марсиан.
Про себя я подумал: «А вдруг там взрывчатка?» –
Не в обычае, впрочем, среди христиан…

Хватит щупать да нюхать! А где тут защёлка?..
Щёлк… Явилось нам сорок побритых голов!
Сорок молодцев красных – спортивных, в футболках,
При дубинках… Реальных и злобных братков.

Обступили нас плотно и стали… дубасить…
Первым делом, дружка превратили в матрац.
Про меня подзабыли, держали в запасе…
Бомжик мой не стонал… Хохотал, как паяц!

Чудеса, чудеса… Из  него на пружинках
Вылетали Унынье, Апатия, Лень…
Ноу-хау, однако…  По-русски – новинка…
Так становится Датою немощный день…

И Душа пробудилась, воспрянула  Воля
С несгибаемой статью, грозна – в кураже!..
Отозвала бойцов радикальная Доля,
Повелела им впредь – быть всегда при бомже.

Друг мой ожил, смотрю – прихватил этот ларчик
И скорее засунул к себе в рюкзачок,
А  глаза пламенеют   всё жарче и жарче…
К гаражам, по тропе, прямо к дому побёг.

И откуда берутся желанья и силы…
Там в квартире скрывалась искомая суть,
Там кого-то «базару» учили громилы,
«Умоляли» хозяину долю вернуть…

Побывал я на «стрелках»… Ходил на разборки…
Бомжик мой богател и жирел на глазах…
А меня-то… Кота! Записали в «шестерки»,
Даже кто-то на шапку мой мех заказал…

Это слишком… Пускай разбираются сами…
Доля – мудрым, не шкурным  котам не нужна…
Через год во дворе  напугал чёрный «Хаммер».
Вижу, друг одиноко глядит из окна…

Не узнал! От того ль нувориши страдают?
Или вновь он Недолей своей удручён?
Времена, времена…  Разве их выбирают:
«Да» иль «нет»?..
                Надо новый навеивать сон…





РАКИТА

Сказка пятая

Природа когда-то в забвенных веках
Имела и душу, и разум.
Текла вожделенно земная  река,
Внимая небесным рассказам.
И говор деревьев был слышен вокруг,
Волшебных, от юных до ветхих.
От чувства шёл каждый нечаянный звук –
Рыдания сломанной ветки…

Давно это было, забылось и где…               
Скитается память в потёмках.
Тогда я во многое вникнуть хотел,
А был несмышлёным котёнком.
Приснилось ли племя Летящая Рысь –
Проворных людей первобытных?
Оттуда я родом и вышел, кажись,
Хоть это не так  любопытно,
А был у меня человеческий друг
На быстрых и ловких ножонках.
Умён и пытлив, востроглаз, длиннорук,
Без имени, просто мальчонка…

Мы рядом росли, приютил нас колдун,
Магический знахарь – кудесник.
Он в племени этом был главный Ведун,
Хранитель святого, предвестник…
С цветами и травами  вёл разговор
О снадобьях, зельях и ядах,
Имел ледяной устрашающий взор
И мог обессиливать взглядом.

Нам речи цветов стали тоже близки,
Юнец  был в пристрастиях волен….
Особенно он полюбил колоски,
Засеял их целое поле…
Одною зимой, без добычи на грех,
В родах племенных  – голодали –
Зерна, что запас он хватило на всех
Вот тут –  ему имя и дали….
Хорошее имя, короткое – Рис.
Прозванье давалось обрядом –
Ему, в благодарность, спасённая Рысь
Присвоила имя  наградой.

Обряд – испытанием храбрости был. –
В безлиственной роще кишело
Кишмя ненасытных зубастых страшил,
А воин – обязан быть  смелым!
Чтоб стать полноправным и взрослым бойцом,
Охотиться в ночь посылали –
Проверить  на удаль подросших юнцов,
И ждали с быком – в  идеале.
Ведун заколдовывать парня не стал,
Лишь вспрыснул живою водою,
Подумав, послал и меня с ним – кота,
Усилив своей ворожбою.

В той роще дорога – дорога-змея…
Как жерло  разверстого ада,
Кончалась, дырою огромной зияв…
Дышала удушливым смрадом.
Чащобы иссохших корявых древес –
Витала здесь хворь моровая…
Я шёл впереди и шипел на весь лес –
Колдун так велел, провожая…

А Рис повернул со змеиной тропы,
Ступая  дорогой своею,
Дорогой лихой самоличной судьбы,
Надеясь на то, что вернее…
Верней не верней – слышу чьи-то шаги,
Гляжу – сзади тигр саблезубый,
Колдун говорил мне – дружка стереги.
И я,  растопыривши  губы,
Слоном затрубил, что дало свой  эффект –
Другие слоны отозвались,
И тигр передумав, оставил объект,
Пред стадом слонов не бахвалясь…

Нечаянно вышли мы к Лысой горе,
Где черти и ведьмы плясали,
Своей, предаваясь разгульной игре…
Не буду вдаваться в детали…
За нами шёл следом и, тявкал притом,
Навязчивый, маленький леший.
Его отгонял я, виляя хвостом…
А леший  был жалкий – облезший…
Улучив момент, забежал он вперёд,
Махнул, мол,  за мною идите…
Сквозь дебри к реке показал нам проход
И вывел к Зелёной Раките.

Чудеснее дерева я не видал!
Одна, среди мёртвого леса…
Её отражала, милуясь, вода…
Недаром понравилась бесу…
Склонённая вся – распрямилась тотчас,
Разгладив в себе ожиданье,
Душистой листвою приветила нас,
А  Риса с особым вниманьем.
Овеяла кудри, и плечи его…
Лишь ствол он узорчатый тронул!
Не чудо, не хитрость, скорей озорство:
Как платьице – сбросила крону
И стала себя на глазах превращать…
Как Дива лесных карнавалов,
Желанной красавицей, Рису под стать,
Явилась и рядом вздыхала:

«Возьми! Завладей! За собой уведи,
Расту в заколдованной глине…»
Прижав его жадно к горячей груди,
Сманила к ближайшей ложбине…
Три дня и три  ночи стенанья неслись
Оттуда, с укромного места…
На память такая любовь,  на всю жизнь –
Вот это лесная невеста!

А леший  подумывал хвост мой  украсть,
Рассказывал местные байки –
«Ракита – колдунья, а имя ей –  Страсть,
Из той же, из демонской шайки…»
Завидовал видно….  А вдруг это так?
Тут странного всё-таки много….
Я Рису сказал: «Не попасть бы впросак»
В ответ мне: « Она одинока…
Томясь, столько лет  дожидалась меня…
Да так – никого не  любили!
Прожить без неё невозможно и дня,
В ней вихри невиданной силы!»

Что делать…  Пошли наконец мы назад,
Её прихватили с собою,
А черти и ведьмы, тараща глаза,
С горы наблюдали толпою.
Никто и не тронул…  Вот – тоже вопрос?
Что Лысую гору смущало?
Ответ оказался и вправду непрост –
Всё племя нас молча встречало…
Когда бы он тигра домой приволок,
То встреча была бы иною,
А то лишь  голубку привёл  голубок
И стал её кликать женою.
Жена да жена….  Не готовить,  не прясть…
Детишек ему не рожала….
Одна лишь любовь – каждодневная страсть!
Для племени этого мало…

Сварлив и насмешлив был с нею Ведун,
Любимца дразнил он – слюнтяем.
Какую-то ей приготовил бурду
И влил незаметно за чаем.
Наутро у дома Ракита взросла
С плакучею ивовой статью,
С изящным, печальным изгибом ствола
И чувственной лиственной гладью.

Где страсть, где любовь – до сих пор не пойму –
Любила она иль чудила?
Но, знаю, верна была только ему,
Желала его не вполсилы.
Расстроился Рис… Зря он ствол целовал –
Лишь слёзы роняла Ракита…
Колдун ему в памяти сделал провал…
Но мною она не забыта…


Женился со временем Рис на другой –
Жена  ему  вдосталь  рожала,
А та, что осталась невестой лесной
Детишек ветвями  ласкала.





         СТИХИЯ  СВЕТА

          Сказка  шестая

Древний лес… Я шёл на алый свет –
К солнцу, думал, выйду ненароком.
Я влюбился в Зорьку, как поэт,
Напеваю песни о высоком…

Самопрялка нитей золотых
По утрам юдоль лучами нижет,
Солнца жар от вечной доброты
У предела холода и тиши…

Мне порою видится рука…
Яхонт в перстне – чистое сиянье,
Звёздный плащ, и месяц в облаках –
Как заколка в Божьем одеянье.

Столько светлой власти в небесах!
Здесь восходы очищают взоры…
Искони на солнечных часах
Переводят стрелки зори.

Ну, так вот…
                Я шёл к лучам зари,
Всё казалось – Зорька рядом где-то…
Все пути-дорожки обхитрив,
Наконец-то вышел нА Край Света.

Здесь когда-то рухнул горизонт…
Край времён… Свисают жизни корни…
Что под ним? Не наш ли Скифский Понт?
Может, я – на мысе Горне?

Тёмных тайн пыхтят внизу клубы,
Островок Буян – вдали – знакомый –
Полчаса – по радуге – ходьбы…
Хвост  торчком, иду – мурчу от стрёмы…

Вот и Зорька – полная  забот,
А в руках кудель – лучи от солнца,
Рядом Терем-утро. Ткёт-прядёт
Занавески  в синие оконца.

Прошмыгнул я в чудо-теремок.
Вижу: в красном шёлке – почивальня,
Солнце дремлет – Зорькин мил-дружок.
В срок встаёт – природа пунктуальна.   
 
Отворив  рассветное окно,
Зорька нежно  Солнышко обнимет
И проводит в путь его дневной,
Утешаясь тучками  одними…

ЗА день землю вдосталь обогрев,
Он сойдёт в закатные воротца
И в вечерней сумрачной заре 
Зорька вновь – к мечтам его вернётся.

Полюбила Зорька и меня…
Сказок ждёт... И стал я золотистым
От её волшебного огня.
Мило с ней коту-сюрреалисту…

Вдруг – мы слышим грохот наверху!
На Светило тень Луны упала.
Зорька в трансе – дурно жениху…
(Кстати, факт отметили в анналах).

Едкий траур землю закоптил –
В небе змеи радуг чёрно-белых!
Только в храмах свет паникадил
Утешал людей оторопелых.
 
Ждём-пождём, а стало холодать…
Всё шальнее ропот колокольный.
Вот у Зорьки поседела прядь…
Чую дух и смрад анчуток,*– зольный…
_______________________
*Анчутки – бесенята, черти (устар).

Над обрывом княжеская гридь* –
Кто-то вспомнил гусли-самогуды –
Ими можно солнце пробудить,
Но хранит их сам Кащей паскудный.
--------------------------------
*Гридь – воинская дружина.

«Скаред  людям гусли не отдаст –
Всё никак на злате не зачахнет, –
Говорит мне Зорька, – В самый раз,
Если ты пойдёшь… Споёшь – обмякнет.

Вот – ещё – возьми, ему отдай
Эту прядь волос моих седую.
Этот старый жалкий скупердяй
Сто веков блажит по мне впустую…»
               
Я помчался… Капище нашёл,
Речь завёл… Ответил старикашка:
«Люди – шельмы…  То-то я и зол…
И котам не делаю поблажки!»

Вдруг я локон Зорькин показал –
Вот его зеницы засверкали!
Где же гусли? Вижу пыльный зал…
Без расписки выдал их – в запале!

Крикнул вслед: «Ты с ними не шути,
Пусть сама на них сыграет Зорька,
Берегись анчуток  на пути,
А не то совсем вам станет горько…»

Я вернулся… В высях горы льда,
Солнце сжали облачные скалы…
Спешно Зорьке гусли передал –
Тут же, слышу, грянули кимвалы!

Хор капелей, арии ручьёв…
Песнь Весны – запели самогуды!
В небесах и вовсе горячо –
Тает лёд, зимы хиреют груды.

Громодержцы – суд над тьмой вершат,
Копья молний – демонов пронзают…
И грозы весенней аромат
К самым робким чаяньям взывает.

А дожди кропят живой водой,
Тень Луны и пятна с Солнца смыли…
Только взор у Милого – пустой,
Холодны уста его немые…

Не согреться, не рассеять мгу…
В толк не взять природы помраченье! 
Я утешить Зорьку  не могу,
Лишь мурчу: «Бывают осложненья».

Все её надежды – на народ,
Что со всех сбежался континентов.
Из времён явился странный сброд –
Колдуны и… член-корреспонденты.

Эй вы, доки порч  и теорем!
Мил-дружку вернуть пора бы память…
Повелела Зорька – разом – всем
К Солнцу свет и жар очей направить!

Чудеса земные… Колесо
Покатилось, пламенем объято…
Снова жизнь – цветной желанный сон,
А судьба – добра и не предвзята.

Я остался с Зорькой… Я – гусляр,
Людям сказки напеваю – чьи-то…
Благотворен неба тёплый дар.
Жизнь и мир одною тайной виты.               

7-я сказка
ВЗБАЛМОШНАЯ МУЗА

Мы – поём-мурлычем неспроста….
Хороши и в присказках, и в стиле.
Что за Сочинитель без Кота?
И меня однажды подарили…
Я в самих стихах некомпетентен,
«Мышкою» умею управлять,
К суете людской индифферентен,
Но большой любитель созерцать.

Мой Поэт считал себя мессией.
Что так распирало – не поймёшь?..
Вроде, не страдал гипертонией…
В нём была  возвышенная дрожь.
Я дремал обычно на коленях,
В проблеск озаренья – на плече…
К слову, помогаю при мигренях –
Поинтересуйтесь у врачей.

Главным делом, портил он бумагу,
Из листов я сворошил гнездо.
Под столом, бывало, как залягу –
Вдоволь осязаю этот вздор…
Хорошо – читать  я не умею –
Для котов не так уж много школ…;
Кто бы знал – стихи в ночи светлеют,
Вкруг Поэта блещет ореол…
Это – несъедобное искусство…
Никогда не думал, что смогу
Лицезреть людские чувства,
Видеть их цветистую пургу.

Свёл его с одной шальною Музой,
Я  её и ранее знавал,
В рифму и характером – медузой
С тысячею щупальцевых жал.
Это шутка… Лирою,  Цевницей
Амазонкой с пикою,  под стать
В красном сарафане «царь-девице»,
Чтоб кольнуть Поэта и пронять –
Чтобы  знал, о чём ему писать…

Без труда она его влюбила,
Стала дерзко властвовать душой,
И стихи, на редкость в изобилье
Потекли не то, чтоб хорошо –
Неподдельно, с чувственным порывом.
О любви  без чопорных затей,
Главное,  от сердца и не лживо
О «Лауре» он писал,
                о Ней….

Жаль, труды успеха не имели –
О любви наслушался любой…
Только всё, что есть в душе и теле,
Не всегда проходит,  как любовь.
…Не про всю Любовь тут разговоры –
Не задеть бы  Родину и мать…
Между тем, пошли у них раздоры –
Стал он с ней свиданий избегать.
Может быть, одной Любимой – мало?
Что-то затаённо  зароптало…
 «Что твои мне радости и грусти?!
Каждым  чувством должен я владеть,
Чтобы камни были златоусты,
Чтоб запело дерево и медь».
Парадокс – любовь – противоречье
С истинной гармонией стиха.
Тут и Муза поменяла речи,
Стала назидательно суха…
Молвит: «Грусть стихам годится,
Да строка привязчива к судьбе…
Ты артист – менять обязан лица –
А «влюблённый» – пишет о себе…

Смысл мудрён. – Печаль твоя – идея,
Из которой может выйти  цель…
Что с холодной истиною делать,
Мой честолюбивый менестрель?..
Ты  одним своим сердцебиеньем
Можешь время сжать в единый миг.
Берегись! – Силён воображеньем –

Многолик и нескончаем мир!
Прояви азарт и страстный норов –
Всё-таки поэзия – игра…
Главное, чтоб не было повторов,
Столько в жизни  разного добра.
Что-нибудь скажи на удивленье,
Только то, что смог увидеть сам.
Если хочешь, стану Впечатленьем…
Береги и разум, и глаза!
Очарую  простенькой рябиной
Или городскою тишиной,
Познакомлю с женщиной невинной…
Да не улыбайся – с неземной .
Хорошо бы  кануть в ирреальном,
Не касаясь, многое познать,

Не вперёд писать, а «вспять».
Кот  – на что?
                Подкинул бы фантазий –
Призраков, иллюзий и химер
Даже одичалых безобразий
С красотой в сравненье, например…
Мнишь писать великие творенья?»
Муза наседала на певца:
«Обращусь в такое Вдохновенье!
Чтоб исчерпать душу  до конца…»

Шутки с вдохновениями  плохи.
Отворились  окна в волшебстве,
Ворвался поток… И в суматохе
Заметались мысли в голове.
Одержим наитием и в трансе,
Потеряв часам и суткам счёт,
В декадансе, или в ренессансе –

Нечто небывалое поёт!
Столько  чувств откликнулось и сил –
Милости ни разу не просил…

А листки разгладились, блистая.
В дом проник цветной весенний  гул,
Светозарных птиц влетела стая,
Радугу он вырвал и сомкнул.
И под этим нимбом засияли
Никогда не виданные сны.
Выросли высокие печали
Там, где раньше стыли валуны.
Столько он причуд и несуразиц
С взбалмошною Музой  сотворил…

Но к концу подходит мой  рассказец –
Мал запас  магических  чернил…

Стали вдруг листки желтеть и виться –
«Аномально, – Муза говорит, –
Слишком непривычна небылица,
И стишок, увы, сырой на вид.
Надо переделывать и править,
Не любить, а ненавидеть стих, –
Чтоб по-настоящему прославить.
Отчего же наш певец притих?»

Напереживался он, конечно…
Вдруг без чувств упал на стол!
Тут же Муза удалилась спешно,
А поэт утратил ореол…
Может, умер? Или просто в коме…
Валерьянки я налил бокал…
Отчего ж так посветлело в доме?
Слёг Поэт, а стих его сверкал… 


Для постскриптума:  Он ожил!
Даже книжку выпустил на днях.
На картинке выглядит пригожим,
С котиком учёным на руках…          
;