Черновик 82, 83

82
Когда Святой молится, сила молитвы возрастает неимоверно. По сравнению с обычными людьми. Ведь что такое молитва, с точки зрения физики? Это взрыв частоты колебаний данного, конкретного индивидуума на грани возможного. Каждый атом горячо молящегося вибрирует с небывалой ранее частотой. Каждая частица молящегося готова взорваться Светом. Пост в любом его виде – тренировка. Молитва – соревнования. Молитва – попытка забраться на недостижимые ранее высоты. Всю суть любой молитвы можно выразить одним Словом:  прорыв. Неважно даже, что просит человек в конкретной молитве. Важно другое: чтобы быть услышанным, надо приблизится по частотной шкале к тому, кому молишься. Надо стать хоть на малость малую выше.
Молитва Святого в этом смысле – инструмент невиданной силы. Потому как нет в Святом греха. Ничто его частоты не ограничивает. Для Святого и так-то невозможного мало. Ему вроде как и молится-то особой надобности нет. Но уж когда совершает молитву Святой – слова его приобретают силу императива. Любое Слово Святого произнесённое в молитве становится обязательно к исполнению. И если молитвенные слова Святого вступают в некоторое противоречие с физическими законами, то законами ради такого случая можно и пренебречь.
Стоит Иван под невысоким куполом кельи Троицкого собора. Еле слышно губами шевелит. Молится. Слова самые обыкновенные. Да и не в словах дело.
Каменная келья. Стены двухметровой толщины. На века строили. С понятием. Знали, что в этих стенах твориться может. Другие бы стены разлетелись давно. А эти стоят. Низкий, на грани человеческого восприятия звук. Это стены вибрируют. Тяжкая вибрация от стен кельи переходит на весь Троицкий Собор. Собор как будто тяжело дышит, распрямляя могучие плечи. Гул переходит на колокольню. Главный колокол не качается. Висит себе спокойно. Но странный гул наполняет медное его тело, и по округе разливается низкий, тяжелый звук. Колокол как будто ожил. Звонарь на колокольню выскочил, головой вертит, понять пытается, что происходит. Язык колокола не качается, стенок не касается. Откуда звук тогда? А гул всё гуще. Такое впечатление, что сама земля вибрирует. Звонарь смотрит на колокол, и понимает, что чудо видит. Вибрирует колокол так, что в глазах двоится. Приложил звонарь ухо к каменной стене колокольни, а там такой же гул. Как будто изнутри Собора идёт. Как будто сам Собор дышит. Сдёрнул звонарь шапку с головы, крестится истово, на колени бухнулся, поклоны земные бьёт.
Иван в келье губами шепчет молитву, всё выше и выше вибрацию поднимает. Земля вокруг Собора мелкой волной пошла. Тут главное – не переборщить. Раньше времени материальный Мир не спалить.
Люди в Сергиевом Посаде все дела побросали, смотрят в сторону Троицкого собора.  Все смотрят. Весь город. Все, от мала до велика. Машина полицейская на углу остановилась, патрульные из машины выскочили, фуражки поснимали, крестятся на Собор. Собор как будто ожил. Сила от него волнами идёт. Только страха почему-то нет ни у кого. Смотрят люди друг на друга, улыбаются, смеются. Как будто радостная весть пришла, которой уж и не ждали. Крестится народ на Троицкий Собор. Висит в воздухе тысячегубая молитва. Слов-то никто раньше не знал. А тут вдруг все вспомнили. Кто в голос читает, кто шепотом. Все – от стариков до младенцев. И странное дело: даже те, кто друг друга не видят, читают в склад, да в лад. Многотысячный хор, словно повинуясь невидимому дирижеру, слово в слово повторяет слова, которые Иван в келье соборной шепчет.
Нарастает набат по округе. Самый воздух стал искриться, и как будто вибрировать в унисон людской речи. То тут, то там в воздухе стали проскакивать большие, синие искры. Искры множились, сливались в причудливые фигуры. Это горели бесы. Синее сверкание медленно поднималось над землёй, усиливаясь, переплетаясь странным орнаментом. Сильно запахло грозой. И вдруг сжались синие всполохи в ослепительный луч. Колокол на колокольне качнул пространство тяжким ударом. Резанул луч низкие облака, ударил в небо, истаял голубоватой дымкой.
… Иван шел по уличкам Сергиева Посада. Люди смотрели на него, показывали пальцем, но никакого удивления на лицах не было. Свой среди своих. Некоторые подводили детей, просили благословить. Иван молча крестил воздух, вглядывался в лица. Что-то изменилось. Взгляды у всех открытые, глаза ясные. У всех – от стариков, до детей – в глазах горячее веселье плещется.

83.
Хочешь обороняться – атакуй первым. Это правило Иуда давно усвоил. И надо же такому случиться – самый главный бой в своей жизни прозевал. Давно Иуда подозревал – не в Москве сердце России. Как только Варфоломей (Будущий Святой Сергий) с братом первую бревенчатую келью срубили – почуял Иуда – вот оно – место Силы. И не ошибся. Век за веком Сила нарастала, набирала мощь. Вокруг бревенчатого монастыря целый город вырос. В двадцатом веке, как только возможность появилась, первые же ядерные боеголовки нацелил Иуда именно на Сергиев Посад. А в веке двадцать первом в космосе над Сергиевым Посадом висела целая гроздь спутников. Больше сотни различных аппаратов отслеживали малейшие колебания частоты. Но Сила как будто дремала. К спутникам-наблюдателям добавили боевые лазерные установки. Спутниковая гирлянда с каждым годом разрасталась. Суммарная боевая мощь позволяла выжечь землю на два метра вглубь, и город на ней, за несколько секунд.
И вот докладывают Иуде: спутники исчезли. Все. Не сбиты. Не сгорели. Просто пропали. Как будто испарились. Самое обидное, что в момент исчезновения вся наземная аппаратура, которая данные со спутников записывала и координировала, получила энергетический удар от неизвестного источника. Из космоса. Выходило дело так, что спутники наблюдения за мгновение до своего исчезновения, передали на землю сигнал невиданной мощности, от какового сигнала и пришла в полную негодность вся наземная аппаратура.
Понял Иуда: началось. Дальше играть спектакль смысла нет. Маски сорваны. Ослепительный Свет бьет по глазам. Или Иуда устроит конец этому Свету.  Или самому ему придет конец.