Шляпница и повар

Повар заходит к шляпнице, которая находится по соседству, просит сменить ему колпак на какую-нибудь шляпу. Та примеряет ему с десяток моделей и останавливается на все том же грязном колпаке.

-Почему так бывает, что  только ты собираешься сменить свою жизнь на что-то более стоящее, принимаешь решение не быть тем, кто ты есть, а проникнуть в самую суть жизни, изменив ее разом и выбирая более качественную модель, то оказываешься непременно там, с чего ты, собственно, начал, то есть в грязной луже.

Я не побоюсь рассказать свою торжественную историю, потому что полный надежд и надеясь на будущие радостные свершения, отправился за тем, что и должно было принести мне эти нескончаемые блаженства.

До сих пор не могу сформулировать словами, что же это должно было стать. Стоит ли анализировать, пытаться и искать, чтобы найти это что-то, чтобы спросить, что же ты ищешь и чего ты найдешь.

Объятый этими огненными мыслями, я несся по проспекту, чтобы вконец отыскать то, что так мучило меня довольно долгое время, и вот я уже было нашел. В окне я увидел прекрасную шляпницу, похожую на невидимую и неприятную роль того, что все же могло состояться, имей я больше средств, располагай я большими мечтами, на эту нескончаемую удачную жизнь. Что и дело говорить этого и другого всего прочего я не имел.

И поэтому в этот магазин мог только войти, но не спросить о чем-то, не узнать того, что давненько могло волновать меня и послать тонкий намек. Она стояла там довольно угрюмо и невольно могла запинаться, а, может, и вовсе была хромая и заика, но я этого заметить никак не мог, так она мне нравится, такая, какая есть.

Я подошел к ней, чтобы узнать, а почем и к чему она стремится, что лежит в основе ее неприкращиющихся дум и может ли она помочь мне с тем, с чем я сам себе помочь никак не в силе.

Я подошел к ней, пока она стояла у окна, но ничего сказать не мог.

Она все еще стояла окна.

И снова стояла у окна.

И снова стояла у окна.

Рядом стоял я.

-Можно ли примерить шляпу?-сказал я.
-Да,- ответила она.
Я снял свой старый поварский колпак.

Она оглядела голову, улыбнулась.

И начала медленно ходить по салону.

То, что она выбрала в первый раз, казалось бы, могло подойти кучеру. Нелепая кепка, которая лежала здесь вся в пыли и никто не смел взглянуть на нее, спрятанную за шкафом и упавшую на самое дно.

Для кого она хранила это чудо? Знал ли кто-то об этом раньше?

Наверняка, нет, и, наверное, я был тем первым, кто, вообще, напал на это чудо, оставленное здесь грязным проходимцем.

Она серьезно отряхнула вещь от пыли и готова была надеть то, что так долго здесь лежало.

-Вот.- произнесла она и погладила это снова.

Я терпеливо напялил на себя кепку и даже посмотрелся в зеркало. Что это?
Как это? С кем это?

Кто я в этом?

Нет, определенно, не кучеру принадлежала эта шапка, а кому-то еще более низкому, лежащему в самом низу, может быть, в канаве или еще где-либо похуже, но ничего я смирюсь и даже слова не скажу.

Тем временем она потянулась за следующим экземпляром. На этот раз это была высокая шляпа для господина, который только-только входят в круг тех воротил,уже давно заведующим этими делами.

Что здесь можно сказать? С кем можно поспорить? Что произнести?

Я надел эту шляпу и был готов присоединиться к этому кутящему и непонятному перечню лиц, с которыми приходилось иметь дело разве, что находясь по ту сторону кухни. Но я знал наперед все их привычки: то, как едят продавцы свеч, то, как едят хозяева древесных фабрик, то, чем оперируют столовыми приборами владельцы рынков. Жадно заглатывая, по-быстрому они стремятся поглотить как можно больше, им не важно, что это будет невкусно, не так как надо и совсем не по-хорошему. Нужно спросить себя, а что ты, а для кого ты это делаешь, а кому ты сдался такой вопрошающий, смотрящий и готовящий для них, что нас отделяет - то, что ты смотришь на это ровно так, как нужно было бы смотреть, то, что ты пытаешься наскрести в своей голове на то, чем они богаты и чем рады.

Запрашивать, писать, мучиться и страдать, делать то, что тебе беспрекословно нужно делать и чем ты живешь, когда ежеминутно страдаешь чем-то непонятным и пытаешься спросить, а что это, а чем это выражено и можно как-то по-другому задавать вопросы, когда на голове у тебя всего лишь шляпа, а это, а они уже здесь и мучают эти вопросы, такие нескончаемые, такие запрятанные, такие случайные, и все другое кажется тебе уже не случившимся и не ставшим таким, каким ему нужно было бы статься.

Все то, что я пытаюсь сказать и все то, что мне ужасно знакомо, все должно было выразиться в этой глупой шляпе, которая так невинно теперь болталась у меня на голове.

- Теперь настала очередь третье примерки.

Шаловница улыбнулась и встряхнула головой, как будто делала это не в первый раз.

С ее волос слетела шляпа прямо к ней в руки. На шляпе было прикреплено пару сухих стебельков непонятного мне растения, принюхавшись я поняла, что это базилик. Что бы это могло значить, мне осталось совсем непонятно, но я с нетерпением ждал пока она наденет мне на голову следующее чудо, я опять же ничего не мог на это сказать.

Шляпа тут же свалилась с головы. Размер головки у шляпницы был совсем мал, что могу сказать, так это то, что она была почти карлица во всей ее нескончаемой некрасоте.

Сухие стебельки выпали из шляпы, и она была готова реветь то ли из-за стебельков, то ли из-за шляпы, а что еще делать. "Дело сделано".

Кто я должен быть стать в этой глупой шляпе? Ею? Нет, это дело кажется мне совсем непонятным, собою, но с ее мыслью - неясно. А базилик? Что он значит для нее? Для меня это вкус? Магия нескольких блюд? А она носит это как букет? Как то, что значат для девушки цветы, мне не понятно.

Она рассержено смотрит на меня, обходит, будто готова нанести удар.

И хватает со стула мой грязный поварский колпак.

И надевает его быстрым и ловким движением.

И вот я с колпаком. Он словно прирос ко мне и давит на голову, словно хочет стянуть ее.

И, может быть, стянет. Кажется, что карлица что-то с ним сделала: я чувствую запах базилика. Чтобы могло это все значить?