Огненный Глюкоид

          Стояла тихая, летняя ночь. Мы с моим другом детства Леонидом сидели на пологом берегу реки Цны и ловили рыбу. Чуть выше, на ровном, скошенном лугу горел небольшой костёр с подвешенными над ним котелками ухи и чая.
         – Помню эту давнюю историю, как сейчас, – начал своё повествование Лёня, бросив в ведёрко только что пойманного окунька, – мы тогда косили в километрах в трёх отсюда – на бывшем хуторе моего деда, его и сейчас называют «Деда Митин хутор». Косить я тогда ещё не умел, да и было мне всего–то лет восемь-девять, но граблями уже умел разбивать прокосы, ворошить и сгребать сено в валки. Когда стояло вёдро, мы могли по нескольку дней безвыездно оставаться на покосе, стараясь до дождей успеть высушить сено и сметать его в стог. Однажды ночью, в такую сенокосную страду, то ли из-за надоедливых комаров, то ли от жутковатого хохота филина, бросавшего боевой клич своей добыче, я проснулся. Потихоньку, стараясь не разбудить бабку с дедом, я вылез из нашего шалаша, сооружённого специально для таких ночёвок и служившего также нам укрытием от дождя. Небо было, как сейчас, – ослепительно звёздным. Над лесом висела округлая, напоминающая самаркандскую дыню, луна. Длинные тени деревьев ложились на землю, образуя замысловатый, серебристо-серый узор. Не имея какой-то определённой цели, а скорее просто из детского любопытства, я отправился в путешествие по этому лабиринту теней и у самого края покоса наткнулся на узкую тропинку. Она уходила вглубь леса и я, очарованный увиденным, не раздумывая, пошёл по ней. Под кронами деревьев было намного темнее. Стволы вековых елей и выглядывающая из-за густых ветвей янтарно-перламутровая луна создавали сказочно-нереальный пейзаж, который вызывал во мне смесь чувств изумления и настороженности. Ирреальность окружавшей меня обстановки дополнили тысячи изумрудных светлячков, ярко светивших вдоль тропинки. Казалось, что они со всего окрестного леса специально собрались на ней, чтобы неоновым ручейком указывать мне путь. Вскоре я вышел на небольшую поляну с густой и высокой травой. В тёплом, неподвижном воздухе, вобравшем в себя всю горечь запахов еловой смолы и медуничные ароматы луговых цветов, оглушительно стрекотали кузнечики. Лёгкий ветерок внезапно пробежал волной по траве и сразу, как по взмаху палочкой невидимым дирижёром, ночные «скрипачи» умолкли. Послышалось шипение, похожее на звук закрывающихся дверей в поезде метро, а затем, напоминающее электрические разряды, потрескивание. Неожиданно, из-за макушек леса, вынырнул переливающийся всеми красками радуги и немного приплюснутый по вертикали шар. Цвета в нём плавно перетекали друг в друга, создавая каждый раз восхитительный и неповторимый абстрактный рисунок. Шар подлетел ближе, снизился и завис над центром поляны. Трава под ним стала медленно, от макушек к корням, приобретать цвет от ярко-красного до ослепительно–жёлтого. Огненная полоса опускалась по стеблям травы без пламени и дыма, оставляя за собой почерневшие остовы, которые излучив последние кванты света, как в замедленном кино, осыпались пеплом на землю. Когда трава под шаром полностью выгорела, раздался отрывистый и глухой металлический стук и, казалось, с десяток раскалённых углей беззвучно упало на землю. Коснувшись выжженной поверхности, они стали веером удаляться от меня, оставляя за собой тёмные ленточки следов. Разноцветный шар ещё какое–то время парил над поляной, а затем, качнувшись из стороны в сторону, стал плавно, словно по солнечной дуге, подниматься вверх. Быстро набирая скорость и сопровождая свой отлёт, как и в момент появления, слабым порывом ветра, он вскоре беззвучно скрылся за вершинами деревьев. Не успев до конца осознать произошедшего, я опять остался наедине со звёздным небом и вновь ожившими кузнечиками. Мне казалось, что всё это время я находился в каком–то нереальном сне, в состоянии абсолютно безвольного созерцания. Когда чувства растерянности и испуга улеглись, я поспешил назад. Обратная дорога пролетела на одном дыхании и практически не запомнилась. Вскоре, уже лёжа в шалаше, в моём сознании снова и снова отчётливо возникали яркие и неповторимые картины фантастического объекта. Заснуть мне удалось только под самое утро, но спать пришлось совсем недолго. Рано утром меня разбудил голос деда, который рассказывал бабушке …
         – Бабушке Устишке? – прервал я рассказчика своим неуместным вопросом.
         – Да, Устиньи, – утвердительно ответил Лёня и продолжил свой рассказ. Так вот, он говорил о том, что кто-то ночью, на соседнем покосе, поджёг траву и на наше счастье не возник лесной пожар, а выгорел лишь небольшой участок. Он был в крайнем недоумении и никак не мог понять, каким образом вообще могла загореться сочная луговая трава?!
         Я не знал, верить ли мне Леониду или принять всё услышанное за его рыбацкую байку? Хотя, в глубинах моей памяти уже стали всплывать смутные воспоминания из детства и я начал припоминать, что когда-то, ещё в мальчишеской компании, слышал от него эту историю. Только тогда это вызвало дружный смех, ответные шутки и привязавшееся к нему на какое-то время прозвище – «Лёша – огненный Глюкоид». Похоже, больше об этом он никому не рассказывал и тот эпизод со временем сам собой забылся. А сейчас, то ли окружающая обстановка и близость к тому месту, то ли такое же, как тогда, ослепительно–звёздное небо и наши давнишние дружеские отношения, сподвигли его на рассказ о тех, почти забытых мною, событиях. Скорее всего, это было всё вместе взятое.
         Окунь стал клевать совсем вяло, и мы решили подняться к костру. Налив себе по кружке душистого чая, настоянного на ветках лесной малины с ягодами, мы продолжили прерванный разговор. Вернее, он начал ещё что-то рассказывать. Но тут, неожиданно, с каким-то надрывом два раза захлёбываясь прокричала кукушка, что было как-то не очень естественно для середины августа. И сразу за птичьим всполохом послышался нарастающий шорох, напоминающий шелест сухих, опадающих золотой осенью листьев. «Мышь», – неуверенно и ошибочно предположил я. Но в бликах пламени мы увидели довольно крупное насекомое, отдалённо напоминающее чёрного паука. Оно уверенно двигалось прямо к костру. Я попытался ногой отшелогнуть* его с опасной траектории, но странное существо резко отпрыгнуло в сторону и упорно продолжило движение в прежнем направлении. Мне показалось это довольно забавным, и я решил повторить свой манёвр. На этот раз, я стал  медленно приближать ногу к насекомому и когда носок резинового сапога был от «паука» совсем близко, произошло что–то необъяснимое. Сапог стал медленно, словно густая, чёрная краска, оплывать, а затем, как в кривом зеркале, изменять свои очертания. В испуге я отдёрнул ногу, и форма сапога тут же вернулась к своему естественному виду. Всё произошло очень быстро, но воспринималось мной, словно в необычном, замедленном кино. Тем временем причудливое существо оказалось на границе костра, остановилось, как бы в нерешительности, а затем постепенно стало приобретать окраску варёных раков. «Всё, спёкся!» – подумал я. И не успела эта мысль завершить свой бег в моём сознании, как насекомое вновь поползло вперёд – в самое пекло – в самую глубь костра! Оно перемещалось прямо по раскалённым углям, всё более и более багровея и приобретая стекловидную прозрачность с карминовым свечением. Насекомое действительно напоминало крупного паука, только лапки у него были округлые, и было их раза в два больше.
         Мы с другом, как заворожённые, наблюдали за всем происходящим. А огненный «паук», тем временем, благополучно пересёк костёр и продолжил свой путь дальше. Следом за ним тянулась чёрная полоска выжженной травы. Приблизившись к реке, он, не останавливаясь, сходу плюхнулся в неё. Послышался звук вскипающей воды и яркое, рубиновое пятно обозначило движение существа по дну. Выбравшись из воды и значительно утратив силу своего свечения, насекомое неспешно скрылось в осоке противоположного берега.
         – Что это было?! – поборов состояние скованности, спросил я.
         – Огненный Глюкоид, – невозмутимо отшутился мой друг, с неестественно застывшей в руке кружкой горячего чая.

__________________________________________________________

*  Отшелогнуть – откинуть, отбросить. Шелогаться – бесцельно ходить по улице, идти неуверенной походкой, тверской региональный термин.