Небожители с обветренными от поцелуев губами

Небожители с обветренными от поцелуев  губами? Вечно молодые и пьяные? Лихорадочно строчащие ночью в свете непременно свечи, (не лампы, и тем более, не в свете мерцающего ноутбука!), стихи. Загадочные  люди с какой-то внутренней,  неведомой и поэтому неподвластной никому жизнью. Хочется взять их за руку, заглянуть в глаза и увидеть, как  «в синем и далёком океане, где-то возле Огненной Земли, плавают в сиреневом тумане мёртвые седые корабли».

Чудесным поводом к написанию статьи о поэтах послужил приезд в Оренбург известного в Москве литератора, филолога и поэта Нади Делаланд. «Поэт дыхания», - так охарактеризовала  Надю  моя московская подруга из литературных кругов. Дыхания? «Наверное, поэты дышат амброзией, словно колибри», - подумала я. И представила Надю, которая словно фея порхает с цветка на цветок, сочиняя стихи.
- Глупая, - оборвала меня по-свойски литераторша. – За стихи платят кровью, а бывает, и жизнью.
Стало грустно и отчего-то необыкновенно хорошо, я замолчала и вспомнила любимого Вертинского:
«Вы сегодня нежны, Вы сегодня бледны, Вы сегодня бледнее луны...
Вы читали стихи, Вы считали грехи, Вы совсем как ребёнок тихи».

«Голос — это мой прах на краю пера»
Настоящие поэты водятся только в Москве, еще в Питере - я была в этом уверена некоторое  время назад. Оренбургские литераторы меня (не знающую пророка в своем отечестве) не вдохновляли. Они  казались слишком домашними, с вечными рассуждениями «за жизнь», с темными от земли руками после дачных прополок, часто «под газом»  и были просты, что цикорий на даче. А вот в туманных Альбионах, на брусчатых мостовых водились  другие - «поэты с губами на бедрах горячки летят без разбору во все дорогое и  каждую ночь, воскресая из спячки, кидаются  в лютое, смертное злое...» (ДДТ)
Мне такой встретился в кафешке на Арбате. Он был длинноволос, худ, небрежно одет, с печальными серыми,  удлиненными, словно мидии, глазами. Гипнотизируя «понаехавшую», он подошел и, наклонившись, спросил: «Вы послушаете мои стихи?». Читал вдохновенно: 
«Битый ангел орешника прячет душу,
заменяя молчанье на яркий слог.
Потому я сплю, потому я трушу,
что ищу место то, где запрятан Бог
в женщине, из-за головных кислот
в принципе невыворачиваемой наружу.
Оттого мой голос, едва притих,
начинает рдеть шепотками бездны.
Оттого мой взгляд до того правдив,
что стирается с ляжек ментол небесный».
Иногда, небрежно усмехаясь, останавливался и спрашивал аудиторию  (состоящую в основном из дам разного возраста): «Ну, что - еще? Посложнее или попроще?» Дамы выдыхали: «Посложнее!» И чародейство продолжалось: «Голос — это мой прах на краю пера. Нет ничего правдивей моей игры…»
 Кстати,  Поэта, за его волнующее аудиторию чтение, прозвали «Гитлером».
Он сказал мне, что стихи нельзя придумывать, они приходят сами, что надо слушать и слышать. Я часто наблюдала, как он (вот только что мы беседовали) словно исчезал из этого внешнего мира, уходя в свой процесс стихосложения и через некоторое время окружающая среда, Вселенная трансформировались в словесное нечто потрясающее и прекрасное. Женщины плакали и молились, тащились вслед за Поэтом траурно-парадным гаремом, но ему не нужны ни слава, ни деньги, ему нужны только стихи. Ими он живет, питается, они смысл его существования. И в этом как раз кроется корень несчастья, крест и другие неприятности. Иногда он настолько несчастен (когда стихи не пишутся), что глаза горят, будто изнутри его поджаривает лава, он весь дрожит, словно в алкогольной абстиненции, он невероятно зол и ироничен, а душа истекает кровью. «Поэт опасен, когда не пишет».
«Неведомо зачем сводить себя на нет»
- Поэзия – страшная игра, - рассказывает поэт Григорий Горнов. - Это перевод чувств, движений души в сознание – вместилище смерти. И понимаешь это тогда, когда теряешь любимую. Когда она во мне становится комбинацией мыслей, стихотворением без начала и без конца, стихотворением, которое замкнуто само на себе, лишенное человеческого, подлинного. Стихотворением, безразличным ко всему. Инструментом для «пробуждения» других. Когда смотришь в прошлое на спящего себя, кажется, что поэзия достойное дело. А когда я смотрю на неё, мне хочется, чтобы никаких стихов вообще не существовало. Никогда. Жизнь от рождения до смерти, безликость, лишенную черт личности, изученную с головы до ног и зафиксированную метафорами».
Другой поэт Сергей Арутюнов пишет стихи, которые больше напоминают удар в сердце коматозному миру. Он может подраться (легко!), дать сдачи зарвавшемуся в полемике, готов встать и идти за Родину, но при этом Арутюнов еще весь в поэзии. Ведет курс молодых да ранних в литературном институте им. Горького, прекрасно разбирается в поэтике Бродского, пишет предисловия к поэтическим сборникам, его статьи публикуют серьезные литературные журналы. Сергей кряжистый, носит часто камуфляж и берцы, но глаза у него неожиданно большие армянско-нежные. «За мной две войны, пять ранений, две контузии», - говорит он  мне (и очень прячет вот эти слова). Стихи у Сергея под стать  - сильные, умные, жесткие, искренние:
«О, где ж ты, где ж ты, время летнее,
в каких запряталось новинах,
когда покой – не привилегия,
но достояние невинных.
Что раны? Резаным и колотым,
смердеть им, под бинтами прея,
как вестникам летать по комнатам,
 седые сбрасывая перья.
От клекотания и кликанья
сползти бы в темень, будто аспид,
пока земля, от крови липкая,
стеной встаёт и тут же гаснет».
Можно только представить, КАК дается поэту каждая строка…
Поэты пишут кровью не только про войну, но и про любимых и виноград. Потому, что иначе получится фигня, графомань, пустота. А для настоящего - необходимы невероятные душевные силы,  их напряжение.
Кирилла Воробьева в Оренбурге не знает разве что наша уборщица Клавдия с этажа. Он похож на вьюн, только склонный к полноте, его часто встречаешь в кафе, он любитель случайных работ, а вообще свободный художник. Его глаза темны и велеречивы, Кирилл целует руку даме, от него пахнет виски «JackDaniel's», но это все ерунда. Главное его стихи в стиле рэп: «В этот миг, когда перекручивает, растачивает, кромсает, фасует, кусает, переиначивает, второпях, с двоеточия на запятую я пишу для себя о тебе - бесполезную памятку строчками в голове, ни имен, ни цитат, ни метрик... только вешками на листке, потому, что срезан с лимона цедрой, потому, что низкие потолки, потому, что звезд ни черта не видно, потому, что сто лет не писал от руки, потому, что перед собою стыдно. Я клубок, что неряха скрутил из нити, зубья выросли внутрь черепа и грызут. Ничему себя не научивший плохой учитель. Безответственный овощ, глупый фигляр и плут. За тебя держаться, впитывая, как губка, как стопку за стопкой в топку закидывая, вдыхая и выдыхая, моя родная... Мысль, в которую верую, на которую уповаю - не пытаться искать внимания, понимания - знать и видеть.  И верить, что ты живая». 
А про виноград - это председатель Союза российских писателей в Оренбурге Виталий Молчанов, его строки точны, филигранны, словно помогает сама природа: «Жизнь – виноград «шаны» в лотке Али.
Ешь кисть за кистью или кайф продли,
по ягодке отщипывая скромно,
на все Аллаха воля – выйдет срок,
по голым доскам растечется сок,
и косточки – не сеянные зерна - 
к бортам прилипнут крошками греха.
Насыпь заварку в кипяток стиха,
сменила норд моряна – время шторма».
О винограде? Нет, о жизни! Глубокой нежной печали бытия. Филигранность тоже дается кровью, нервами, бессонными ночами. Я бы не назвала стихи только словами, то есть состоящими просто из слов. Это некая энергетическая субстанция,  живая мысль, чувства, горячие эмоции, бьющие в читателя. Поэт жив, пока его СЛОВО для людей – живая субстанция, а не придуманная искусственность. «Измучена гортань кровотеченьем речи, но весел мой прыжок из темноты кулис».
Мифы о поэтах
Ответить взялась Надя Делаланд. Она недавно выступала перед оренбургскими любителями поэзии  и ей все очень понравилось. Прием  был теплый,  слушатели отзывчивы.
- Может ли поэт быть «от сохи, от станка» или это обязательно интеллигентный, начитанный, с определенным образованием человек? Всякий ли талант вырастает из удобренной почвы?
- Я думаю, что основное здесь – самообразование. История литературы знает примеры блистательных самоучек. Если человека выбрала поэзия, то он постепенно окажется в ней образованным, а получит ли он официальное подтверждение в виде диплома – абсолютно неважно. Как ни странно, специальное литературное образование может даже навредить. Наличие педагога в таком интимном вопросе, как стихописание сбивает внутренние ориентиры, человек начинает выстраивать внешние, и мотивация, на мой взгляд, становится ложной. Тут в пору или бросить писать, или писать по принуждению своего упрямства. 
- Поэту важны внимание, понимание, слава?
- Без внимания обойтись сложно, это очень важный элемент мироустройства, на мой взгляд. Понимание необходимо, но не уверена, что возможно. Да и слава, пожалуй, хорошая штука. Чем больше круг знакомых, тем больше людей, которые тебе симпатичны. Слава может позволить человеку не размениваться на всякие посторонние занятия, а делать именно то, что для него важнее всего – писать. Если, конечно, это не дурная слава.
- Как приходят строчки? Это чувство, состояние можно объяснить? Ждешь ли их, мучаешься, когда они вот тут рядом у горла, или это светлое, одухотворенное состояние?
-  В жизни нужно каким-то образом реагировать на внешние раздражители – общаться с другими людьми, понимать то, что они тебе говорят, выполнять какие-то действия. Сознание как бы разделяется на ту часть, которая остается внутри и ту, которая на поверхности. Когда я пишу стихи, сознание ощущается как целостное, не разделенное. Но в этом состоянии меняется и ощущение времени. Если обычно я понимаю, сколько прошло времени, то, когда пишу стихотворение, внутреннее время совершенно определенно течет иначе, чем отсчитываемое часами. За ним становится сложно уследить. Оно замедляется или вовсе останавливается. Ощущение пространства тоже меняется – несколько сантиметров от тела воспринимаются, остальное уходит. С другой стороны, возникает внутреннее пространство равное внешнему, но не тому близкому, которое тебя окружает, а миру, вселенной.
Есть ощущение внутренней свободы и какой-то очень смутно понимаемой задачи. Обычно я совершенно не помню, как писалось стихотворение. И, как правило, не помню, что я имела в виду, когда это писала. Часто не помню даже приблизительно текст и, когда нахожу его, читаю будто впервые.
- У всех людей пять чувств,  но у поэта, получается, они развиты куда больше? Он - антенна мира?
- Я думаю, что у сознания тоже есть свой «орган» восприятия,  состоящий единомоментно из всех пяти чувств.  Поэтому мне кажется почти невозможным править стихи после того, как они написаны – ведь когда ты пишешь, то ставишь именно это слово, подходящее не только по своим обычным характеристикам, но и по цвету, запаху, текстуре и т.д.
- Вы преподаете в университете, читаете спецкурс по поэтике Марине Цветаевой, за это время что Вы смогли, касаясь судьбы великого поэта, понять для себя про поэтов ВООБЩЕ?
- Измененные состояния сознаниямало пригодны для жизни, и тому, кто их переживает, сложно быть адекватным в ежедневном общении — оно связано с решением множества проблем, требующих от человека здравого рассудка, трезвого суждения. Не зря существует образ чудаковатого гения, погруженного в себя, в свои мысли настолько, что бытовые проблемы уже не хватает внимания: он рассеян, неопрятен и т.д. Обычное состояние сознания — это общее поле взаимодействия людей, зона относительного понимания. Человек, выходящий из этой зоны, вольно или невольно оказывается изгоем. И у остальных возникает недоумение — неужели ценность того, что выходит за рамки обыденного сознания,  настолько велика, что можно пренебречь общественным мнением, семьей, карьерой? С точки зрения обывателя — это полный крах, и он испытывает осуждение, мотивированное всем своим опытом и системой ценностей. Тем временем, человек, научившийся испытывать особые состояния сознания, оказывается многократно вознагражден.

Где в Оренбурге можно увидеть настоящих поэтов?
Профессиональные поэты  обитают в Доме литераторов, ул. Правды, 10. Собираются каждый четверг в 18.00 на втором этаже. Сайт luminotavr.ru. Книги наших поэтов можно приобрести  в магазине «Оренбургские сувениры» на ул. Советской, 11. Самодеятельные, но симпатичные поэты собираются ежемесячно в последних числах каждого месяца  в 20.00  в  кафе «САР» на ул. Ленинская, 41/1.