Облом от жадности

   «Жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на диеты, жадных мужчин и плохое настроение», говорила великолепная Фаина Раневская. Об одном проявлении жадности и наказании за нее - моя следующая заметка. Наказание всегда требует некоторых жертв и ожидаемые результаты становятся порой весьма неожиданными… Но обо всём по порядку.

   … Красавица Валенсия – город огней, цветов, многовековых традиций искрилась, танцевала и пела. Мы прибыли туда поздней ночью, как раз накануне карнавала, и с балконов старинной гостиницы наблюдали за ходом генеральной репетиции этого потрясающего действа. Гастроли нашего доблестного оркестра по испанским городам близились к концу и импресарио вместе со спонсорами перед последним концертом подарили нам три дня сказочного отдыха в центре Валенсии с самым настоящим испанским карнавалом.

   Импресарио дон Хуан - жгучий брюнет с огромным носом, очень эмоциональный, подвижный и суетливый, был типичным представителем своей Каталонии, откуда тянулся его знатный род. Он совершенно не умел говорить спокойно, требовал от всех незамедлительного исполнения его приказов, которые проговаривались долго по времени и быстро - по скорости произносимых слов в секунду. Испанских слов.

   Этого языка в оркестре не знал никто, кроме самого маэстро. Дело в том, что в конце 60-х годов отец создавал на Кубе Национальный симфонический оркестр из местного колоритного контингента. Наш маэстро проработал на Острове Свободы около трёх лет, и за это время достаточно хорошо выучил испанский.

   Естественно, отец не мог быть для каждого из восьмидесяти оркестрантов переводчиком, поэтому мы все, что называется, варились в собственном соку. Но, используя мимику, жесты, а также бедные школьные познания в английском или немецком языках, музыканты умудрялись часами болтать с испанцами о всякой чепухе. Что интересно, ведь понимали же друг друга!

   Вообще об этой стране у меня остались самые теплые воспоминания. Белоснежные горы, яркое весеннее солнце, неповторимые красочные пейзажи, многовековая история городов, архитектурные шедевры Антонио Гауди, культурные традиции, феерический карнавал и совсем уже никчемная, на мой взгляд, безжалостная коррида – все это соединилось для меня в одном маленьком слове "Испания".

   Весьма забавными были взаимоотношения нашего Кастрюли с доном Хуаном. Дело в том, что они словно отражали друг друга в каком-то невидимом зеркале. Оба подвижные, полные, носатые, суетливые, говорящие скороговоркой… И когда они собирали оркестр в круг и, стоя спиной друг к другу, одновременно начинали говорить, один – на русском, а другой – на испанском, они смотрелись как сиамские близнецы, сросшиеся спиной.  Один пытался перекричать другого в течение минуты-двух, потом оба замолкали, переглядывались, кивали друг другу и, активно жестикулируя, продолжали своеобразный монодиалог. Эти двое стоически терпели друг друга. Дон Хуан не понимал, зачем этот директор вообще здесь нужен, раз все вопросы решает дирижер, и он же проводит все переговоры, причем на чистейшем испанском языке?    Возмущался он так же и по поводу моего присутствия. Изначально не желая платить нам с Кастрюлей суточные, Дон Хуан поставил вопрос так: дочка едет как дочка, т.е. за свой счет или за счет папы, а директор не едет вообще. Насчет меня отец согласился, а насчет Кастрюли они решили, что тот едет как музыкант оркестра, кларнетист.

   Такое унижение Бенцион съел, но давился довольно долго. Возмущенный, он рассуждал о жадности испанцев, которая, впрочем, проявилась в эту же гастрольную поездку причем самым непристойным образом.

   В ту ночь, когда оркестр прилетел с Майорки в Валенсию, впервые за всю гастроль, мы отсыпались. Утром, точнее это уже было обеденное время, оркестр лениво поплёлся в ресторан на комплексный обед. Подали салат, суп. Всё было нормально. А вот бифштекс…  За столом – четыре человека, а бифштексов дают по два, хотя приборов поставили четыре.  Только одному маэстро и его жене принесли два бифштекса. Так они за столом и сидели вдвоем.

   Я обратилась к официанту с вопросом об этом недоразумении, и тот с беспристрастным видом поведал нам следующее.

   Оказывается дон Хуан сказал, что порции очень большие и музыканты их должны разделить пополам. Когда я это перевела всем, кто не знал языка, большинство оркестрантов встали и просто ушли из ресторана. А компания вечно бодрствующей оркестровой молодежи нашла неподалёку McDonald’s и наелась там до отвала.

   Уж чем отец потом пригрозил этому Хуану, не знаю, но больше такого безобразия не было. Во всяком случае до конца наших гастролей.

   Кастрюля же тогда остался в ресторане и съел наверно с десяток этих бифштексов с пустых столов. Меня это не удивило, а многие ребята, особенно новенькие, страшно возмущались.  Я попыталась им объяснить простую истину: если человек дожил до пятидесяти лет, и чего-то не понял, то вряд ли он это поймёт после… Тем не менее, наши мужчины решили проучить Кастрюлю за отсутствие национальной и музыкантской гордости.

   Скинувшись по 10 песо, ребята отправились искать дом терпимости. Но загвоздка была в том, что никто из нас не знал точной сексуальной ориентации Бенциона. Напрасно я их пыталась отговорить от затеи, сказав, что вроде как у него во Львове есть гражданская жена и дочь.  Мне никто не поверил.  Чтобы никого не выдать и избежать лишних разговоров с отцом, его женой и Кастрюлей, я подхватила под руку помощника дона Хуана, Хосинто, и мы с ним поехали кататься на фуникулёрах. Жена Хосинто, которую я знала уже давно, была русской и работала в горах в комплексе шале.

   …Приехав к утру следующего дня в гостиницу и поднявшись на наш этаж, я поразилась тишине в коридоре. Прокравшись на цыпочках мимо отцовского люкса, я постучала в свою дверь. Моя приятельница оркестрантка прямо с порога начала рассказывать мне новости.

   Оказывается Бенцион ещё с утра поменялся номером с одной флейтисткой. Он жутко боялся высоты и балконов. Была у Бени такая фобия. А флейтистка эта приглянулась дону Хуану и ответила ему многообещающей взаимностью.

   Пока оркестр репетировал, дон Хуан, взяв бутылочку вина, преспокойно прошёл в бывший номер Бенциона. А ребята-шутники заказали в этот номер… Кого бы вы думали? Нет, не девочку…
 
   В доме терпимости на ломанном английском они описали клиента, назвали гостиницу и предупредили, что клиент будет в шутку сопротивляться. Им показали двухметрового темнокожего верзилу. «Пойдет!», решили хулиганы и, заплатив нужную сумму, разбрелись по городу кто куда. Двое вернулись в гостиницу наблюдать.
 
   ...Верзила деликатно постучался. Дон Хуан ему открыл и тот без лишних слов затолкал его в номер. Буквально через две минуты туда зашла флейтистка…

   Больше дон Хуан не работал с русскими оркестрами.

   А я, если честно, гордости за наших хулиганов не скрывала. Ненамеренно они проучили того, кого и следовало проучить. За жадность.