Просто жить

Праздничная демонстрация, посвященная Дню победы, подходила к концу. Поддавшись всеобщему оживлению и увлекаемые шумной веселой толпой, Роман и Али оказались в парке культуры и отдыха имени Кирова, излюбленном  месте отдыха горожан. Аттракционы еще не работали. В Зеленом театре тихо играла музыка –  музыканты готовились к выступлению.
- Последний год студенческой жизни, - с сожалением сказал Али, - хочется поскорее начать работать, но и этой беззаботной жизни безумно жаль. И по Москве я буду скучать… Ты не слушаешь меня! Куда ты смотришь? – удивленно спросил он и посмотрел по направлению взгляда своего друга.
На противоположной стороне аллеи, на скамейке сидели две девушки и как-то уж очень сосредоточенно ели мороженое.  Рядом с ними стоял пакет, в котором было еще, по крайней мере, около пяти стаканчиков.
- Они что, так сильно любят мороженное? – как будто у самого себя спросил Али.
- Не знаю, - задумчиво произнес Роман, - но сдается мне, что это у них такое соревнование.
Девушки молча,   не глядя по сторонам,  продолжали поглощать мороженое.
- Тринадцать, - наконец с гордостью произнесла одна из них, круглолицая блондинка с пышными волосами, - признайся, Рита, я все-таки  выиграла!
- Ну,  это мы еще посмотрим, Валечка,  - упрямо возразила ее подруга и  нехотя  потянулась за новым стаканчиком.
В этот момент Роман сорвался с места, двумя руками схватил пакет с мороженым и энергичным  жестом отодвинул его на безопасное расстояние.
- Я как врач решительно возражаю против такого безответственного отношения к своему здоровью. И не возражать мне! – строго  добавил он, глядя в упор на удивленных девушек, которые и не думали возражать, и, кажется, были несказанно рады прекращению этого безумного «конкурса».
Справедливости ради стоит отметить, что ребята были ни какие не врачи, а без пяти минут юристы, а девушки учились в педагогическом институте, и уже жалели о том, что, скорее всего, из-за своего легкомыслия не смогут принять участие в традиционном студенческом конкурсе «Студенческая весна». Но сегодня это казалось уже не важным. Они еще долго бродили по парку, катались на «Чертовом колесе», посмеивались и подшучивали друг над другом, и с удивлением отмечали необычайную легкость в общении  друг с другом,  будто были знакомы всю жизнь.
- Надеемся, что наше знакомство и проведенное вместе время компенсируют неприятности от полученной ангины, - пошутили ребята, прощаясь с девушками.

                ***
             Однако, состояние Валентины на следующий день трудно было назвать легким недомоганием. Она попыталась поднять голову, но тут же уронила ее обратно на подушку. Боковым зрением Валентина увидела на тумбочке у кровати чудесные белые розы и только сейчас почувствовала исходящий от них тонкий терпкий аромат. 
– Какие красивые цветы, интересно, откуда они? – подумала девушка.
Нестерпимо хотелось пить. 
           - Мама, - ей хотелось крикнуть, но вместо этого изо  рта  вырвался прерывистый шепот. В комнату вошла мать.
- Откуда эти цветы, мама, - с трудом произнесла девушка, ощутив, как слова причиняют боль в горле, словно множество иголок.
- Ох, и хитра, плутовка, как будто и впрямь не знает, - укоризненно покачала головой мать,   но, увидев жалобный взгляд дочери, тут же смягчилась, - соседские мальчишки принесли, сказали, что какой-то парень просил передать тебе и дал им за это трёшку. – Тут еще письмо было, -  мать положила свернутый вчетверо листок на кровать и выжидающе смотрела на дочь.
- Мама, пожалуйста, - умоляюще прошептала девушка. Ей хотелось прочесть письмо наедине, без присутствующих. Мать вздохнула и тихо вышла из комнаты. Валентина развернула листок. Четким красивым  почерком там было написано: «Желаю моей королеве скорейшего выздоровления. Роман». Девушка улыбнулась,  подмигнула розам и, прижав листок к груди, провалилась в сон.

                ***
- Белка, вставай дорогая и посмотри, кто к нам пришел, - весело сказала Валентина, заглядывая через окно в комнату дочери и улыбаясь навстречу входящему во двор брату.
Стояло теплое летнее утро, во дворе пахло свежеиспеченными булочками и дождем – Валентина любила поливать асфальт и свои многочисленные цветники.
Иван любил сестру. Может потому, что они были младшими в семье, и старшие сестры постоянно их опекали,  или по какой-то другой причине, но с раннего детства между ними установилась прочная эмоциональная связь. Вот и сейчас, сидя за столом в беседке, он с удовольствием наблюдал за тем, как она накрывает на стол, перебрасываясь с нею ничего не значащими фразами. Он любил эту безмятежную тишину раннего утра, любил,  когда сестра угощала его свежими булочками с молоком. Но была и другая, наверное, более важная, причина, по которой он каждое утро приходил сюда. Здесь жила его куколка, его принцесса. Он полюбил ее сразу, как только увидел на пороге роддома. Другие дети казались ему либо плаксами, либо безжизненными свертками. А его племянница смотрела осознанно и даже, как ему тогда показалось, с любопытством.
Белка проснулась, услышав голоса во дворе, и как была – в пижаме, босиком – вышла на веранду.
- А где твой фотоаппарат? – с опаской спросила она, прежде чем подойти и поздороваться с дядей. 
- Я его дома оставил, - сказал Иван. Он подмигнул сестре,  и они весело рассмеялись.
- Я  хочу быть живой, а не на фотокарточке, - пояснила девочка, забираясь с ногами  на колени к дяде.
Справедливости ради стоит отметить, что страх Белки перед фотоаппаратом удивлял взрослых. У нее был старший брат, и у всех ее теток были только сыновья, так что росла Белка в компании мальчишек и в свои шесть лет была отчаянным сорванцом. За день она успевала облазать все сараи и все высокие деревья у себя дома и у родственников, которые жили поблизости. И обязательно нужно было побить одного-двух соседских мальчишек, а потом забраться на самое высокое дерево и наблюдать оттуда, как их мамаши истошно жалуются на нее, а Валентина беспомощно разводит руками, как бы говоря: «Ну что я могу с ней поделать?»
- Ты представляешь, наша дочь опять побила этих хлюпиков! - уже в который раз говорила Валентина мужу за ужином.
- Это правда, дочь? – вопрошал отец, отложив газету и сурово сдвинув брови.
- Эдька сказал, что у меня не косичка, а мышиный хвостик! А остальные смеялись. Они первыми начали, папа!
- Ну,  это в корне меняет дело, - серьезно сказал отец, и не в силах больше сдерживаться, они с женой весело рассмеялись. Он по праву гордился дочерью.
- Обошлись малыми жертвами, - весело ответила Валентина. – Хорошо, что Зелима  нет дома, он бы им показал мышиный хвостик.
Потом они пили чай и обсуждали события минувшего дня, а Белка носилась по улице с головой петуха, из которого мама приготовила на ужин плов. Она и подумать не могла, что кто-то может всерьёз бояться эту безжизненную голову, и то, что дети с визгом разбегались в разные стороны, она принимала за веселую игру. Вот если бы Зелим позволил ей вынести на улицу желтопузика, которого они с Мамедом  на прошлой неделе поймали в Нефтянке! Вот было бы переполоху! Тогда бы, наверное, все серьезно испугались.  А Виталька Соколов, которого все называли Соколина, или даже Соколятина, так безжалостно коверкая его гордую фамилию, вообще умер бы от страха! 
Белка и сама страшно испугалась, когда увидела змею в руках у брата. Ее бросило в жар, потом в холод, а воображение уже рисовало страшную картину, как Зелим падает, укушенный змеей.
- Ну что ты, не бойся, не все змеи опасные, - поспешил успокоить ее Мамед, увидев,  как сильно она побледнела. - Эта хорошая! Потрогай ее! – спокойно, но настойчиво предложил он девочке, взяв змею одной рукой чуть пониже головы, а второй –  где-то посередине. Валентина наблюдала за происходящим, стоя чуть поодаль и своим молчанием поощряя действия мальчиков. Сначала Зелиму, а теперь вот и Белке они с мужем  старались внушить, как важно победить свой страх, тем более, если он не обоснован. Вот и сейчас она с удовольствием наблюдала, как грамотно, по-взрослому вели себя мальчики.  Осторожно, но твердо они заставили Белку прикоснуться к змее. Сначала она дотронулась до ее головы пальчиком и сразу отдернула руку. Потом, заметив, что змея не обращает на нее никакого внимания, она осторожно погладила ее по голове.
- Она такая холодная, - удивленно сказала девочка.
- Змеи – холоднокровные животные, - вступила в разговор Валентина и  стала накрывать на стол,  попутно объясняя, что это значит. Потом они пили чай с пирогами и молоком, угощали и желтопузика, и Мамед по-доброму завидовал своему троюродному брату, потому что у него такая добрая и интересная мама.

Белка проснулась и рывком села на кровати,  обхватив  руками колени. Дверь ее комнаты была приоткрыта, в гостиной горел свет,  и тихо разговаривали родители.
- Вы что, уже встали, - зевая, спросила Белка, подходя к ним. Спросонья она даже не заметила, что за окном стоит густая,  непроглядная тьма.
- Что ты, милая, мы еще не ложились, - обнимая ее, ответил  отец, - пойдем спать. Он взял ее на руки и не успел сделать пару шагов, а Белка уже спала и видела во сне красивую белую лошадь, которая скакала по полю, почему-то не касаясь копытами земли.
   
                ***
Он наступил, этот черный день. Все вокруг сразу стало каким-то пасмурным и серым. Глаза потухли, жизнь потеряла смысл. Белка вошла в комнату, чтобы поздороваться с тетей и услышала конец фразы: «Она сказала, что его положили на лед». Мама плакала, Зелим стоял рядом с ней, не зная, куда девать непослушные руки, и во всем его виде чувствовался какой-то надлом. Предчувствие чего-то ужасного сковало Белку.
- Что случилось, тетя? – с трудом выдохнула она.
- Крепись, моя девочка, - всхлипывая, произнесла тетка, - у тебя больше нет отца.
Белку бросило в жар, потом в холод. Нет… Этого не может быть… Она не верила. Она просто не хотела верить. Она огляделась по сторонам. Участливые взгляды, обращенные в ее сторону, почему-то вызывали в ней острую боль, словно жалили ее. И каким-то несуразным показался ей десертный столик со стоящим на нем огромным тортом. Мысли путались. Зачем торт? Почему все плачут? Ведь сегодня праздник… Ах, да, папа… Папа… Ей вдруг захотелось сбежать ото всех, остаться наедине со своим горем. Но где бы она не была, рядом с ней неотступно находились какие-то женщины, которые всхлипывали и причитали, проливая в три ручья неискренние слезы. Белка старалась не видеть заплаканное, опухшее от слез лицо матери и сухие глаза брата, который как-то сразу повзрослел и ссутулился от того огромного горя, которое свалилось на его еще не окрепшие полудетские плечи. Единственным человеком, которого ей хотелось бы сейчас видеть, был дядя Иван, и когда он вошел во двор, она бросилась к нему молча и, спрятав лицо у него на груди, первый раз горько и безутешно заплакала. Горе комом стояло у нее в горле, слезы обжигали лицо, а Иван гладил ее по голове и приговаривал:
- Поплачь, дорогая, поплачь, отпусти от себя свое горе.
Весь следующий день прошел как в тумане. Приходили и уходили родственники и знакомые. Мужчины были сдержаны и молчаливы. Женщины же, напротив, врывались во двор с шумом и плакали хором, а когда уставали, начинали болтать о всякой ерунде. Их неискренность оскорбляла Валентину, и бабушка, понимая  это, начинала их успокаивать, каким-то невероятным усилием подавляя  горе матери, потерявшей сына.
Дни похорон прошли, и Валентина с детьми остались одни. Дом казался огромным и пустым, а все они чувствовали  себя потерянными и осиротевшими, понимая, что жизнь никогда уже не будет такой светлой и радостной, как прежде.
- Наверное, я сильно согрешила, если Бог так сурово наказал меня,  - сказала как-то Валентина брату, - я должна пойти в церковь.
Иван промолчал, не желая обидеть ее своим возражением, хотя слова сестры показались ему полным бредом. Было воскресное утро, и Валентина тут же ушла, надев на голову большой платок. Иван не пытался удержать ее. Он принял бы молча все, что могло бы  хоть немного отвлечь сестру от мрачных мыслей, но ее настроение всерьез обеспокоило его.
Вернувшись из церкви, Валентина собрала всю свою косметику, все открытые платья и сарафаны, все туфли на высоких каблуках и без тени сожаления бросила все это в костер. Дети молча смотрели на огонь,  и их лица  не выражали никаких чувств. А Иван с тревогой подумал: «Они слишком устали от всего пережитого, чтобы что-то соображать».
Только  спустя несколько дней, когда боль утраты как-то притупилась, а мысли прояснились, и когда все они ясно осознали, что придется жить дальше без Романа, Али рассказал Валентине, как все произошло.
Незадолго до дня рождения сына Роман улетел в Москву в командировку, пообещав, что вернется за день до праздника. Зелиму исполнялось семнадцать, а это был своего рода рубеж, переход мальчика во взрослую жизнь. И эту дату нужно было отметить каким-то значительным подарком.
За несколько месяцев до этого события Роман, в тайне ото всех, нашел хорошего мастера и за солидную сумму заказал ему старинного образца кинжал, подобный тому, который висел на ковре у его отца. Роман помнил, как восторженно смотрел на кинжал сын, и с удовольствием представлял, как преподнесет ему этот подарок.

Посадку самолета задерживали из-за плохой видимости – неожиданно на город опустился туман, но это не беспокоило Романа. Ведь что значит какой-то час в сравнении с целой неделей, проведенной им вдали от семьи. «Что-то они сейчас делают», - думал он, глядя в иллюминатор. Внизу тускло,  как бы нехотя, поблескивали огоньки вечернего города, и где-то среди них был его родной огонек, наверное, вон тот, самый яркий.
- Уважаемые пассажиры, - прервал его мысли голос стюардессы, наш самолет производит посадку в аэропорту города Грозного…
Необъяснимое чувство охватило его. Он дома, он скоро увидит родных! Ему хотелось вскочить и бежать впереди всех к выходу. Роман улыбнулся стюардессе и аккуратно сложил газету, удивляясь охватившему его нетерпению.
Получая багаж, он постоянно поглядывал на часы. Ему казалось, что конвейер движется  ужасно медленно, и, схватив, наконец, свой чемодан, Роман почти выбежал из здания  аэровокзала.
Брать такси не было смысла – аэропорт находился на расстоянии одной автобусной остановки от дома, и Роман, не дожидаясь автобуса, пошел пешком. Начинал моросить дождь. Скорее домой, скорее… Выбежав на дорогу, он, в спешке, даже не посмотрел по сторонам. И вдруг прямо перед собой он увидел огромные фары, услышал визг тормозов и истошный женский крик со стороны тротуара.
- Так вот куда я так торопился, -  с каким-то странным облегчением подумал Роман, теряя сознание.
                ***
Он вошёл в её жизнь так же легко и светло, как тот осенний день, которым они познакомились. Его необыкновенная манера общения поразила её.
- Брат дома? – непринужденно спросил он и улыбнулся мягкой подкупающей улыбкой. Взгляд его теплых карих глаз пронзил ее и на мгновенье приковал к месту. Впоследствии ей не раз пришлось испытать на себе удивительный магнетизм этого взгляда, но сейчас она почувствовала, что в ее душе зародилось что-то новое, необъяснимо прекрасное.
- Я сейчас позову его. А Вы пока присядьте. Газеты свежие, - она жестом показала на столик в беседке и легко упорхнула.
- Удивительная девушка и, видно, хорошо воспитана. Стоп… стоп… Ну и дела. Похоже, что ты, старик… Да нет, нет… Так нельзя. Она ведь еще ребенок. Но какие глаза… Боже, какие глаза… Я не прочь был бы утонуть в них…
- Ассалам алейкум, - голос Зелимхана вывел его из состояния отрешенности. Но, обнимая друга, он продолжал думать о ней.
- Миленькая у тебя сестренка, - не удержался наконец Саид, - сколько ей?
- Семнадцать, - Зелим строго взглянул на друга, как бы предупреждая последующие расспросы.
Белка не слышала, о чем говорили мужчины, сидя в беседке. Ей казалось, что в ней проснулось все самое хорошее, самое доброе. Ей хотелось петь, делать глупости. Хотелось влезть на самое высокое дерево и крикнуть оттуда, что она счастлива. Остаток дня прошел все в том же приподнятом настроении. Она мыла посуду, подметала двор и делала еще массу самых разных дел так легко и непринужденно, что мать недоуменно пожимала плечами и вздыхала, пытаясь отогнать тревожные подозрения.
- Прощай, спокойная жизнь, - думала Валентина с легкой грустью, - вот и выросла девочка, повзрослела. Как уберечь ее от ошибок молодости? Как защитить от разочарований? Как направить по верному пути? И то верно, что большие дети – это большие проблемы.
Вечер наступил незаметно, словно кто-то подкрался и дал знак сверчкам и те, обалдев от долгого ожидания, громко и радостно затрещали. Ночная фиалка поспешно раскрывала свои лепестки, наполняя все вокруг таинственным ароматом. В летнем кинотеатре начинался фильм, и оттуда доносилась лирическая музыка. Звуки и запахи сплетались в сказочную паутину, и на этом фоне постепенно сгущалась тьма.
Но Белка ничего этого не слышала и не видела. Засыпая, она думала только о нем и улыбалась чистой безмятежной улыбкой.