Вот мама умерла...

                I.

Вот мама умерла. Пора и мне вослед.
Она была святой. Как небо. Без огласки.
Прижав ладонь ко лбу, рассказывала сказки,
я ласкою согрет, хотя её уж нет.

Вот мама умерла и старая посуда
не может пережить утраты добрых рук;
как выспренно звучит – жизнь замыкает круг,
пусть циркуль помолчит, когда мы жаждем чуда.

Вот мама умерла так тихо, как жила,
недоумённо кот хозяйку всюду ищет,
и думает – найдёт, он никудышный сыщик,
хотя приличный враль и шустрая юла.

Вот мама умерла и слов иссяк поток,
их некому сказать, им не к кому приткнуться;
зачем они текут, велите им заткнуться,
на вешалке, мой бог, висит её пальто.

Вот мама умерла, я, кажется, с ума
схожу, но не могу в безумье вставить ногу;
пусть превратят меня в холодную миногу,
которой всё равно, что посох, что сума.

Вот мама умерла, как холодно душе
и стёртое клише мой слух не раздражает,
я вижу наяву – она меня рожает:
и слёзы, и любовь, и острое туше.

Вот мама умерла, молю о coup de grace,
но нету палача и отменили казни;
не много злее язв, чем ложь богобоязни,
когда ты жаждешь сам, чтоб свет в глазах погас.

А мама умерла, зачем лютует смерть,
ведь женщина она, когда не лгут нам мифы;
кто вылечит меня от горя или тифа
и от кого стерплю я твёрдое: “Не сметь!”
 
Густеет за окном пустая синева,
кому она нужна, ведь мамы нет в помине;
она была цветком невыносимой сини,
она была канва, когда была жива.

Я сыном был плохим, но это для неё,
казалось, ничего иль мало очень значит;
мне видится спина, как горько мама плачет,
когда из тёмных недр прёт худшее моё.

Я только словом жил, неверная стезя,
скорее оттолкнёт, чем притяженье включит;
она терпела всё и находила ключик
к живущему во мне презрению к “нельзя”.

                II.

Я сыном был плохим, а кто хорош сыновьей
любовью до низин и разрежённых сфер,
нам всем не искупить всей нашей чёрной кровью
блужданий по бля*ям, сидений по кафе.

Я в яму заглянул и стал бездонной ямой,
с торчащими из тьмы обрубками корней;
я только мамой был, но немудрёной мамой,
теперь не поумнеть, не отразиться в ней.

Агностики стоят над ямой без надежды
и так горька их скорбь, как самый горький яд;
в шкафу, осиротев, нарядов ровный ряд,
за платьями халат и прочие одежды.

                III.

Всё это мой алтарь, приникнув к алтарю,
я буду вспоминать лицо её и запах;
я с нею погребён и на сосновых лапах
лежу и молча жду последнюю зарю. 

                IV.

Холм совершён, все тянутся к домам,
комками кровь толкается в аорте;
моя была всех лучше, ах, не спорьте,
нет, впрочем, спорьте, в пользу ваших мам.


Soundtrack: Claudio Arrau, F. Chopin, Prelude, Op.28 No.4 in E minor.