Цугцванг

Черной изогнутой палкой торчали ее нервы.
Разверзнутое небо мерзко плевалась дождевыми каплями,
Абсолютно не стесняясь проплывавших мимо облаков.
Долго, монотонно, навязчиво пробегали слова
Одно за одним, толкаясь, спотыкаясь и кряхтя.
Унылые деревца кутались в листья и отчаянно, до дрожи трясли свои телеса.
И неотвратимо нудно и по секунде нарастала удушающая тоска.
Аж взвыть захотелось. Накричать на саму себя. Выдернуть себя из себя же.
Перевернуть наизнанку и вдруг неожиданно заплясать, неистово разбрасывая руки то влево, то вправо.
И захохотать, из недр выдирая клочки смеха, и разбрызгивая по всем сторонам света.
Щепотка смеха выпала изо рта и упала в лужу, отчего та затряслась в истерике и иссохла.
И оборвался смех. И зрачок стал безразлично недвижен.
Боже! Как тихо стало вокруг. И только беспокойные деревца изредка подрагивали.
И вечность прошла. А вслед за ней еще и еще. И каждая была нескончаемо коротка.
А в висках противно застучало. Внутри все замерло. И пришла обволакивающая, всепроникающая тишина.
И… что это? Да неужто смирение?
Оно, оно родимое поставило ее на колени, голову приклонило, и обезличило.
И ветер дул насквозь, словно  не замечая никого на своем пути.
И этот гул как будто поглотил в себя все былые муки и страдания. Разметал все эмоции. Расчистил пути.
И никак стало. И ничего. И никому. И некому.
И только эхо отозвалось:  любовь умерла.
МП
28.05.2013