прекращение огня

p. s. сегодня мы все бесстрашны, ибо страху нас не спасти.

                Редьярд Киплинг

Я продолжаю есть
Вместо того, чтобы быть
И насыщать утробы,
Словно Благая весть,

Что насытит гроба,
Делая их губами.

Я продолжаю есть
И наступать стопами на плоское бытие,
Ибо оно моё
И не моим не будет.

Ибо мы всё ещё люди
И едва приподнялись, словно бы глыба прибоя

Над плоскостью нас с тобою.
Словно бы взяты с бою
По-над какой-то пропастью
И передвинуты в люди.

Вот как сердца в груди
Вдруг раздвигают груди.

Я говорю губами.
Ты говоришь губами.
А ведь могли бы гробами пробовать говорить.
Но я продолжаю есть,

Словно благая весть,
Вместо того, чтобы здесь словно бы и не быть.













Я говорю губами.
Я говорю полями.
Я говорю лесами.
Я говорю морями.

То есть всем, что люблю,
Этим и говорю.
И говорю не тем,
Что чужое совсем, ежели не по душе.

Ты на моём рубеже.
Ты рубежи переступишь
Только душою души.
Только водою воды.

Только земли землею.
Райские эти сады,
Что говорю губами,
Я искушу змеёю.

Мы с тобой корабли, встретимся и разойдёмся.
Мы едва ли сольёмся, словно едина плоть,
Что говорит гробами, словно бы я губами,
И воскрешает дыханием душу над мирозданием.



























На окраине губ моих
Словно бы удаляя окалину
Этаким наждаком.
И тебе слова уделяю

Этаким ветряком.

Что повернется побоку
Дьяволу либо Богу.
Ибо я говорю
Только то, что люблю,

многого не понимая.

Если дорога убогова
Да оборвётся у края
На самой на Украине...
То я бог из машины.

Deus machina ex.

На окраине губ моих
Я ничего не знаю
И удаляю окалину,
Чтобы не быть в аду.

Я никуда не уйду

Вместе с моей Украиной,
Ибо мы плоть едина.











P. S. Гомер задолго до меня
Стихотворил на злобу дня.
И древнегреческие мифы
На злобу дня. И Блока «Скифы»,
И роль Троянского коня,
И «Медный всадник» - злоба дня!

Юнна Мориц







Что мужчина без женщины, даже если он бедный поэт?
И в ответе за женщину, даже если женщины нет
Ни на этом свете, ни на его краю...
Ведь по волнам Леты плыть его кораблю,

Чтоб её зачерпнуть бортом.

Ибо мужчина без женщины - это мужчина потом
(кровью и потом, или своим животом),
И виртуальность женщины вдруг обрести в реале,
Чтобы её узнали

Эти глаза и плоть.

Что мужчина без женщины? То же, что и Господь,
Ежели без воскрешения.
Или пустая суть,
Слово без произношения...

И только поэт солжёт мне о напрасных надеждах:

Что любовь не предаст, и не иссякнет юность,
И не ослепнет искусство, словно мои вежды.



















Точка опоры ищет себе опоры.
Норы подземные тоже искали земли.
Или причалы ждали себе моря.
Вот оно, общее горе, которое не в дали,

А в самом важном: за чем?

А в самом важном: за кем
Следуешь ты и хочешь,
Чтобы прийти совсем,
А не надолго ночью.

А не надолго днем в игрищах виртуальных.

Это моё реальное.
Я обопрусь о моё.
А от всего чужого
Попросту откажусь,

Чтобы не быть попусту.

Чтобы не брать за основу (то есть снова и снова)
Видимую пустоту, лгущую за версту.



























Поскольку я тебе не прекословлю.
Я только лишь соседствую с любовью,
Как средство исцеления от любви,
Которое живёт в крови

И начинает наше разделение...

И продолжает наше разделение
От самого большого понимания,
Что никогда мы целыми не были!
Глотком воды для каждой горсти пыли

Является любовное лобзание,

Всю жажду оставляя на потом.
Но зреет хлеб, ты ходишь за скотом...
Жизнь продолжается уже без нас.
Как будто час распался на минуты,

И в каждой только плоть, когда без чуда.

Я потому тебе не прекословлю,
Что только лишь соседствую с любовью.
Доколе мне возможно, ей любуюсь...
И всё горит в полуденном огне.






p. s. нрав дан ему отчаянный и страстный.
во всём он любит бешенство, размах.
от радостей земных он ежечасно
срывается куда-то впопыхах.
я жизнь изведать дам ему в избытке
и в грязь втопчу, и тиной оплету.
он у меня пройдёт всю жуть, все пытки,
всю грязь ничтожества, всю пустоту.

Гете









Это длилось мгновение.
Ведь мгновение родилось
И мгновение разлилось
Словно по мановению

Опрокинув объём,
Словно бы водоём.

Эта длилось мгновение
(словно дальность мгновения,
Словно близость мгновения),
Словно эхо мгновения

От меня отразилось
И к тебе прикоснулось.

Это длилось мгновение,
И мгновение проснулось,
А потом оглянулось
На просторе меня,

Словно чудо простое.
И мгновение пустое среди белого дня

Обрело наполнение
И открыло мне страны,
Где я был или буду
Несказанно желанным.























Душа в крови
Не только от предательств
(от передательств собственной любви
Или души, как будто с рук на руки).

Душа души, иди и не греши!
А плоть души обречена на муки.
Обречена на пяди распадаться
Подобием болотной гати.

Чтобы пройти хотя бы часть пути,
Отдай другую часть себе под ноги.
То есть отдай не всю Благую весть,
А только честь свою или невинность.

Но мы сейчас не будем слишком строги.
Ведь жизнь имеет некую потребность
И длинность некую, и даже данность.
И лишь со мной сейчас такая странность:

Я вижу, что душа в крови,
Как руки у убийцы... Соловьи,
Поющие лишь часть своей любви,
А частью откровенно лгущие,

Мне видятся невиданно кровавы.

Душа души, иди и не греши!
А плоть души, не пей моей отравы.























Люби меня не более, чем я
Способен быть живым и без тебя.
Способен быть любим и не любя.
То есть в частях невиданно подробен,

А в целом пуст и обречён.
Люби меня во время всех времен
И в странностях всех стран... Их окаянность
Не только наполняет окоём.

Твоя любовь со мною полагает
Мне открывать всё больше откровений,
Доколе я не стану просто гений
И обернусьб большое одиночество.

Ведь жизнь и смерть одни, как и отечество,

И душетворчество. Любовь всегда одна,
И я тебя люблю сквозь времена.





















P. S. Они вышли от нас, но не были наши; ибо, если бы они были наши, то остались бы с нами; но они вышли, и через то открылось, что не все наши.

Откровение








О город сквозняков!
Весь огород оков собою отрицая,
Ты как красавица нагая,
Когда касается воды,

Не опасается простуды.

О город сквозняков!
Я полагал его причудой,
Поскольку был я не таков,
Опаслив или осторожен.

Как тот народ, что растревожен,

И всё-таки себя ведёт,
Шагая строем взад-вперёд,
Ничуть не покидая строя.
Как будто небольшая стая,

Вдруг осознав себя большой,

Я стал проверенной душой!
Я стал проветренной душой,
Когда порядок, мной измеренный,
Я повыдёргивал из грядок.

Из хаоса извлек я космос,

Или течение из рек (как зрение из век).
О город сквозняков и гребень твоих кос.
















Но ведь даже любовь не избавит от одиночества,
Вновь и вновь обновляя твоё одиночество.

К горизонту идя, получились сердца мне ступени,
И теперь они в сердце моём будто тени.

Мы любовями теми живём, что пока нам по силам,
А потом покидаем любовь как могилу

И тогда к горизонту уйдём насовсем...
Так я думал и только не мог обернуться ничем,

Не найдя себе точку опоры:
Даже горы имеют опору вершины,

Сохраняя в долине тяжёлую плоть.
Даже горы, которых нельзя расколоть,

Раскаляются сами,
Раздвигая себя небесами.

Но мистический опыт не спасает от одиночества.
Даже смерть мою сделав космической

Или вовсе комической.























Потому даже и человеческим гениям
Оставались их размышления,
Ибо знания нет у людей.
Оттого мне досталось лобзание,

Словно губы у женских грудей,

А не губы, вмерзшие в твердь.
А не губы, вмерзшие в смерть,
Создавая землетрясение
Или даже звёздопадение

Шевелением для говорения.

Оставляя мне размышление,
Оставляя мне разномыслие,
Я придумал себе эти числа,
Чтоб исчислить мои лобзания...

Но потом я взял любование.

Это были мои владения.
Это было такое парение,
Что само его направление
Обернув вокруг точки взгляда

(обрастая весенней почкой),

Называет себя восхищением
И не ведает грехопадения.






















Я тебе говорю небыль.
Словно губы, вмерзшие в небо,
Говорят его потрясением,
А потом его разъяснением.

А потом его два-яснением.
А потом его три-яснением.
А потом ты на месте замри,
Когда небо волнуется три.

Словно дождь со стекла стирая,
А вослед своё отражение.
Я тебе говорю смерть,
А потом говорю воскрешение.

Ты приходишь ко мне нагая,
Словно дождь со стекла стирая
И стирая любую твердь...
А потом на три замирая.

Ты со мной этот мир повтори,
Когда небо волнуется три.
А потом волнуется раз,
А потом скрывается с глаз,

Всю любовь со мной повторяя.










p. s. одного другому не спасти, одного другому не погубить, одного другому не осквернить, одного другому не очистить.

Будда










Луч сквозь зеленый лист,
Словно эквилибрист,
Словно бы ветер света.
Это такое лето,

Что и другое лето,
Что на другом берегу
Этой безбрежной Леты
Я обрести могу.

Словно бы луч сквозь лист.
Словно бы дождь из туч
Станет после листа...
Словно бы пустота вдруг переполнилась светом

И задождила Летой,
Дабы везде нахлынуть.
Но я поставил дамбу,
Дабы и мне не сгинуть,

И не лучу сквозь лист.
Многого я хочу
(чтобы никто не болен),
Ибо я излечу точно вослед лучу.

Буду ли я доволен?

Или останусь до воли,
Словно в любви и боли.






















Скажи мне, что мне мешает.
Сложи, словно дважды два,
Мои же моря и горы
В простые мои слова.

В простые мои разговоры
И разговоры полные.
Словно бы горло горна,
Что сейчас затрубит.

Словно по морю волны.
Словно обычный вид
Видится мне просторным.
Видится мне довольным.

То есть, он был до воли.
То есть, он был до волн.
То есть, вдоль тонких жил
Тоненьким лучиком света

Он ещё и не жил...
И вдруг обернулся звонким
Сразу же мне ответом,
Что отрицает разум!

Словно бы детский смех, перечеркнувший оразом

Сложности и для всех всё сейчас разрешает
И ничему не мешает.












P. S. Вот бы поговорить с человеком, который забыл все слова.

 Сэлинджер







Я не люблю сердец, которые скулят.
У бездны на краю я не люблю,
Когда бросают не себя, а взгляд.

Я не люблю сердец, которые назад
Олгя'нутся, как в поисках жилья.
Как много я наворотил вранья!

Как много я вранья не прекратил
За жизнь мою короткую и глупую,
Которая как стая воронья.

Которая перелетает бездну,
Как будто обещая много крыл,
А в результате тупо бесполезна.

Как много я люблю и не люблю,
Что не имеет общего значения.
Я слушаю молчание твоё.

Обычное любовное влечение,
Которое настолько мне любезно,
Невинно совершится с нами.

Я не люблю сердец, которые скулят.
Люблю сердца, которые как пламя,
Поскольку ты воспламеняешь взгляд.




















Я слушаю молчание твоё.
Ты слушаешь молчание моё.
Меж нами зарождается звучание
И сразу вдохновенно продолжается...

Мы продолжаем жить отдохновенно,

От духа и от уха тишины.
Ведь Богу мы видны, но не слышны.
Ведь Богу мы видны, но не нужны,
Пока мы голосисты на просторе.

Покуда мы молчания не слышим,

Покуда мы молчанием не дышим
От уха и от духа тишины.
Я задохнусь от этой вышины
И сразу же молчанием оттолкнусь,

Не повторяя выдоха и вдоха.

Но лишь само дыхание проверяю.
Как будто мы стоим перед дверьми
И осторожно их приотворяем:
Еще не верим, только до-веряем!

И всё же мы друг друга со-творяем.


























Духи воздуха состоят
Из вдоха и выдоха духа.
Слухи воздуха состоят
Из вдоха и выдоха слуха.

Страхи воздуха состоят
Из закрытых небесных врат.

Словно пушкинская старуха,
Пожелав володе'ть морем,
Получила своё корыто,
И оно беспощадно разбито.

Духи воздуха состоят из способности всё разглядеть
И способных только галдеть на воздушном своём просторе.

Мы способны всё рассудить
И почти по местам рассадить
Духов выдоха или вдоха.
Предо мною моя эпоха продолжается в разговоре,

Что порою столь безвоздушен,
А порою так простодушен.

Я сейчас говорю душой,
Ибо мне не бывает душно.
Но бывает мне безвозвратно
И бывает мне безоглядно.







p. s. сын вычислил объём Вселенной. цифру скрывает.

Павел Лосев









Воздушные течения опять пересекаются.
Опять на белый свет душа моя рождается
И оставляет самый черный свет,
Как деготь с головы до пят.

И вот, оставив самый черный свет,
Душа моя яви'тся ко мне голой.
И я стою, потупив очи долу,
Смущаюсь, чтобы не оволоде'ть.

Но вот начну, как радуга, радеть.
Но вот начну, как радуга, глядеть,
Цветами прогибая необъятность.
Ведь оттого и тело погибает,

Поскольку, заглянув в невероятность,
Я обрету не только невозвратность,
Но и высокий взгляд со стороны.
Так Богу мы видны, но не нужны,

Покуда не заглянем ему в очи.
Воздушные течения, когда пересекаются,
То радуга сияет даже ночью.
Опять я продолжаюсь многоточием,

Продвинувшись ещё на пядь.

Душе моей бессмысленно гадать,
Но следует глядеть вполне осмысленно.






















Я простой летописец и лишь потому небожитель,
Что небо меж буквиц таится.
Я лишь потому многоточий своих продолжатель,
Что небо как лица.

И я выбираю, какому лицу подражатель
(ведь всё, что вверху, то внизу).
И я выбираю, какого листа написатель:
Какое лицо напишу,

Таким и продолжится изображение.
Таким же и станет кружение
Моей головы, и на свет
Яви'тся кружение планет.

И даже покажется, что я играю,
Что свету я цвет выбираю.
Но нет, всё гораздо сложней,
Я чувствую, что я нужней.

Что летописаний искусство

Послужит и чистому чувству любви,
А это уже запредельное чувство.

























Распутник души и тела
Замер на перепутье.
А есть ещё много-путье,
И только одна дорога.

И лишь одного дела
Распутник души и тела
По жизни сделать не мог:
Он должен прожить свой срок

И не забирать чужой.
Распутник души и тела
Может играть телом
И может играть душой...

И всем этим может врать.
Но врать он не может сроком.
А я словно та сорока,
Что весело стрекочу.

Ведь я родился до срока.

До срока и перелечу с тела и прямо в душу,
Когда рождаюсь наружу в эту земную стужу.



















P. S. Из-за того, что я была иной,
Вы не имели власти надо мной
И сообща натянутой струной
Вы не могли перерезать мне горло, -

Я говорю о вас, мои друзья.

Юнна Мориц







И опять над землёю лёд,
Словно небо чего-то ждёт.
Или нёбо о чём-то лжет.
И опять над землёю лёд.

И опять нам его рас-топить
И сту-дённую воду пить.
И покуда я выпиваю,
Я себя едва согреваю.

А потом как реку вскрываю
Всё моё студеное нёбо.
И тогда я пойду вперед.
И тогда над землёй идёт

Этот самый сту-донный лёд,
Как из ада идёт Данте.
А потом оглянётся назад
И увидит покинутый ад.

Я ему говорю: перестаньте
За собою волочь круги
И моё застывшее нёбо,
Как по дну застывшей реки.

Ибо я выбираю небыль.

Я живу краюхою нёба
И я жив краюхою неба.















Или с кем-либо проживание.
Словно кем-либо любование.
Словно бисером вышивание
Сквозь игольное то ушко.

Словно кошке гладить брюшко.

Словно с кем-либо проживание.
Словно бисером вышивание,
Вновь и вновь его называя
Запредельным словом любовь.

Я живу у самого края.

Но с какой стороны горизонта,
Я уверенно и не знаю.
И с какой стороны полёта
Я любовью не называю

Любование твоим полётом.

Мы не знаем с тобой чего-то,
То ли бездны, то ли высот.
Если жить для-ради красот,
По ту сторону и по эту,

Как четыре Стихии Света,

Прекратим тогда литься кровью,
Потечём по жилам любовью.




















Живя у самого края,
Я ничего не знаю,
Что на самом краю
Я тебя не люблю

И полюблю за краем.
Я ничего не знаю!
Ни твоего имени,
Ни твоего племени.

Кроме этого вымени
Линии горизонта...
Ибо я жизнь выменял
И приобрел лишние крылия для полёта.

Ибо полёт - лишнее,
Ибо живот - лишнее,
Если по глади вод
Я побегу водомеркой.

Гладь эта будет зоркою.
Гладь эта будет зеркалом.
Я её украду,
Ибо вновь припаду

К вымени горизонта.

Он по усам течёт, не попадая в рот,
И обещает суть, если отдам живот.







p. s. «овладение»… как неуместно здесь это слово, насыщенное темной волей.

Николай Бахтин










И снова здравие Сенеки и Петрония,
Двух сыновей гармонии,
Всё мироздание берёт себе основой:
Как будто слово и как будто дух

Единожды во двух.

И снова здравие Сенеки и Петрония,
Поскольку в мире нет другой гармонии
Помимо зрения, что видит всё,
Или прозрения, что знает всё..

Мир происходит как совокупление.

Как из-менение совокуплений.
Как изо-лжение совокуплений.
И из-вращение совокуплений.
И редко происходит превращение

Моих изображений красоты.

Итак, моё вокруг тебя вращение,
Когда мой дух танцует вкруг тебя
И плоть моя танцует вкруг тебя…
Поскольку моё здравие рисует!

Поскольку моё зрение рискует

Увидеть мир здоров или не здоров
Всего лишь выражением моих слов.






















Здесь человек бросает якоря.
Здесь начинается его земля.

Но сам он начинается не здесь,
Поскольку здесь находится не весь.

А только вес его, его земля,
В которую кидает якоря.

Его душа, которая от века
В себе определяет человека,

Как нечто меньшее, но очень нужное.
Ты мне как внешнее и очень сложное,

И очень вешнее, как будто очи
Сложили крылья, чтобы стать воочию.

Я во плоти, поскольку на пути
Ни пяди не отдам и ни усилия.




























Слова говорят за слова.
Они раскаляются здорово,
Как олово и голова.

Слова говорят за слова.
Как головы, что наполняются
И даже переливаются

Из головы да в голову.
Покуда не за-стываются
И тоже не за-стреваются

Поверх головы да в зубах.
Слова говорят за слова,
Да всё говорят о делах.

И что бы не говорится,
Никак головам не стыдится,
Никак головам не стрелиться.

Слова придают им сил.
Слова формируют лица
И даже их выражает.

Я не ревную к словам.
Я по головам не хожу иудовым поцелуем,
Который их искажает.

Я пробую жить не всуе.













P. S. Сбережение поэзии если бы
Приравнять к сбережению народа.

Nik Bizin








Про время и про поцелуй.
Про исцеляй и ревнуй.

Племя своё узнай.
Пламя своё передай.

Если едина плоть.
То поцелует Господь.

Если жена чужая,
Даже под сенью рая целует и сатана,.

И сам ты себя целуешь,
Как по усам ровняешь, чтоб не попало в рот.

Про время и про поцелуй:
Ты исцеляешь живот

И исцеляешь душу.
Вот и я прихожу в эту земную стужу,

В эту земную ось и не почию в бозе,
Словно губами к железу, ежели на морозе.






















Телесная близость и дальность телесная.
При-данность телесная или же донность.
Про-дажность телесная или же честная
Известность и склонность.

Наклонность телесная, как по наклонному,
Распятому глобусу, что развернули на плоскость.
Мне скучно об этом, мне проще полоской
От лунного света и даже березкой.

Я буду как сноска,
Как запись на поле того манускрипта!
Я буду как буква,
Я буду на камне Египта

Среди иероглифов словно живая душа.
Телесная близость и дальность телесная
Такие рисует свои антраша,
Поскольку в них прячется дьявол.

Я сноска, я сбоку и со стороны.

Мне близости мало, мне дальности мало, мне дьявола мало,
Зато все отлично видны.



























Ибо губы есть и у души,
И выписывают антраша,
Только лишь когда моя душа
Да не повстречает ни души.

Но зато отыщется ей плоть,
Ибо губы есть и у души.
Или мне губами расколоть,
Пораздвинуть и застывший воздух,

И другие губы поцелуя.
Ибо губы есть и у души.
Если я к чужой душе ревную,
Я волную и чужую плоть.

Если плоть моя бежит волною,
То я не хочу её ровнять.
Ибо губы есть и у души,
Чтобы и душа могла дышать.

Вот и мне придется прировнять
Сбереженье стихоговоренья
К сбережению моей природы,
К сбережению моего народа.

Так идёт от сотворения мира,
Ибо создан мир произношением.









p. s. резец и молот проявляют рвение и порождают дивное творение, изъяв из глыбы вечные начала.

Буонарроти









Куда нам деться от своих недугов:
Надбровных дуг и радуги-дуги?
Куда нам деться от своих досугов,
Когда ещё не видится ни зги,

И вдруг дугою воздух улыбается.

Как будто бы невидимость является.
Как будто бы невинность предъявляется
На предъявление сего прозрения.
Когда он был настолько без за-зрения,

А после и меня перешагнул.

Куда нам деться от своих недугов?
Не-дуг сначала явится как гул,
Не-дуг сначала явится как недруг,
И я опомнюсь, ибо мой испуг

Напоминает лук и тетиву.

Куда нам деться от своих недугов?
А только лечь в траву и в синеву
Про-славиться и добрести до слова,
Которое должны произнести.

























Плутать в её ногах и плутовать.
Питать её овраги своей влагой.
Всё это называется дорогой,
Которая как пятая печать…

Сними её, и сразу я воскресну.

Погибшие за слово о любви
Готовы произне'сть второе слово,
Хоть им не по плечу Благая весть,
Им даже смерть тесна невероятно…

Поэтому я не вернусь обратно.

Я от обычной женщины рожусь.
В ногах её обычно отражусь,
Как будто в зеркале её утробы…
Вот так мы покидаем эти гро'бы

И отражаемся в её губах.

Вся жизнь моя в слогах или гробах.
Вся жизнь моя в утробах и дорогах.
Когда я жду от женщины подмоги,
То никакой подмоги не дождусь…

Вот разве что я заново рожусь.
























Из жизни идей,
Что не идут от людей,
А идут от дождей.

Словно пух тополей.
Или ветер полей.
Мне сейчас не ответил

Ни один из людей.
Ни одна из годин.
Ни одна из гардин

(как в проёме сквозном,
Словно отсвет видны
Сторона этой правды

Или странности лжи).
Ты скажи о любви.
Я скажу о любви.

И мы станем вдвоём
(словно бы водоём
Да в ладонях сложу,

И сквозь пальцы вода).
И мы станем скитальцы,
Но из жизни идей не уйдём никогда.















P. S. Мудрец, покидающий нас, лучше, чем примкнувший к нам дурак.

восточная присказка






Погибшие за слово о любви,
Сказавшие едва-едва полслова,
Сквозь ребра прорастают как трава
И смерть берут за некую основу.

Чтоб заново её произнести
И жизнь собрать, которая в горсти
Сквозь пальцы прорастает как песок.
Я рассеку тот тонкий волосок,

На коем меч дамоклов надо мной,
Поскольку и любовь моя прогоркла,
Как шар земной,
Как яблоко адамово под горку.

Я превращу её в сизифов камень.
Мы будем сущей правдой из неправд
Происхождение вести от древних мифов.
И я пойму, насколько говорят

Погибшие за слово о любви,

Своей крови вдруг осознав пределы:
Насколько слово обернулось делом.





























Своей крови вдруг осознав пределы,
Юродствуют весною соловьи.
Как будто моё тельце кровяное
Вдруг осознало себя целым мною,

И сердца моего мне стало мало.

Насколько слово обернулось делом,
Настолько и раздвинутся пределы.
Как будто моё тельце кровяное
Себя осознаёт самой весною,

И Лету мне придется переплыть.

Вот так и начинается сиротство.
Вот так и начинается соседство
Как будто бы со взрослой жизнью детства.
И одиночество вдруг проявляет прыть,

Чтобы зажить отдельно от меня.

Я вижу, что и ранами зажить.
Я вижу, что любовью исцелить.
И всё-таки мне целым ещё рано,
И очень странно в этой стороне.

Но здесь живёт вся правда обо мне.























Цело-мудрие, цело-часть
Цело-целого или власть
Разделённой частицы спектра
Над течением солнце-ветра.

Или даже моё изречение:

Словно я изрекаю не свет,
А один какой-нибудь цвет.
Или выбрал себе из лет
Поразведанный этот год.

Я иду океаном вброд,

А не просто какой-нибудь бред.
Но иду я водой разведённой.
Если даже свет разделённый,
Цело-мудре’нный, но бездонным

Я назвать его не могу.

Ты стоишь на том берегу.
Ты молчишь на том берегу.
Ты хранишь своё цело-мудрие,
Потому меня исцелишь.

Ибо любим всё и ничто,
А не воду сквозь решето.








p. s. мир может улыбаться даже кровью,
и все равно улыбкою остаться.

Nik Bizin










Словно воду сквозь решето
Я беру твою непогоду.
Мы с тобою одной природы:
Я за это, а ты за то

Заглянули в такие дали…
Но ушли не дальше печали.

Ибо ты за-шла за меня.
Ибо ты  на-шла не меня.
Ведь любовь не дальше того,
Что сжигает мою кровь.

Но зато она длится дольше.
Но зато она веселится.

Если я умру до любви,
То есть ночью, а не к утру…
То есть почкой, а не листом!
Я сгораю таким стыдом,

Словно я из стада баран
И не видел заморских стран…

И не видел за-горских стран!
И за-очных, как многоточие.
Продолжение будет срочное.
Продолжение будет точное.

Словно воду я процежу
И оставлю чистой природу.


















Куда нам деться от своих ролей,
Которые как список кораблей?

А только в сноску или на поля,
Где прекращается моя земля,

Поскольку твоё море начинается.
Твоя судьба с моей перекреща’ется

Ad marginem, у самой глотки ада,
Поскольку мы нешуточный глоток.

Казалось бы, я сноска, ноготок.
Казалось бы, ты сноска, ноготок

Увязший, то есть свой как будто в доску…
Поскольку горизонты перейдя.

Поскольку дьявол прячется в деталях:
Меж капелек дождя и в прочих далях.

Мы выберем с тобою между-речие.
Мы выберем с тобою между-строчие.

Здесь просто прекратятся многоточие
И прочие манящие погосты,

И сразу же находится за-очие…
Туда нам деться от своих ролей.














P. S. Горячему сердцу трудно находить холодные слова.

Ницше






Есть между-речие и между-строчие,
Порой там начинается за-очие.
И я иду, мои открыты вежды.
И ты идёшь, твои открыты вежды.

Ведь впереди манящие надежды,
Они как бы на зрение одежды.

Я расскажу тебе про это зрение,
Что без за-зрения одето в ложь.
И вот, поскольку ты со мной живёшь,
На твой живот в сиянии и жути

Вдруг небо упадёт как бы грозою...
А после небо станет бирюзою.

И вот гроза.
Здесь открываются твои глаза,
Здесь открываются мои глаза,
Поскольку здесь за-зрение начинается...

Ну а пока мы бродим меж речей,
И я ищу тебя среди очей.

Есть между-речие и между-строчие,
Порой так начинается за-очие.
И чтобы прекратилось многоточие,
Я в сотый раз опять рождаюсь дважды.

Как крылья, что отдельны от полета,
Вдруг простираются настолько беспредельны.
















Жить без любви, когда в моей крови
По жилам крови нет, по жилам свет
Не проистёк… Как с пятки на носок
Я не привстал, как детский голосок,

Что бросился со скал,

Чтобы от бездны дна вдруг оттолкнуться.
Поскольку ты одна и я один,
То нам с тобой случается проснуться
Друг в друге и в других, как бы в дугу

Как радуге дано прогнуться…

И сразу стать на дальнем берегу,
Вот так вот попросту перенесясь.
И вдруг она исчезла, эта связь
С недосягаемым в моей крови,

И мы с тобой остались без любви.

И мы с тобой остались просто жить.
И мы с тобой остались просто быть,
Словно предмет, едва одушевлённый.
Словно предмет, едва перенесённый

Как с места и на место, но не весь.

Чтобы душа вдруг осознала вес
И осязательность любви, и зримость,
И всю её для нас необходимость.



















А весенняя эта почка
Словно бы архимедова точка,
Дабы землю перевернуть.
Я приемлю лишь этот путь,

Чтоб вернуть мою Эвридику.

Это дико сейчас прозвучит,
Но имеют обычный вид
Это «эври» и это «дике»!
Как вода, что в моей руке

Или как синица в руке.

Означает: «найти должное».
А я знаю, как невозможно
Повернуть мою Эвридику,
Чтоб обратно весь этот путь,

Чтоб из мертвого стать живым.

А весенняя эта почка
Означает, что нелюдим…
Означает, что не для людей…
Потому я стал лицедей.

Потому я делаю лица,

Возвращаю из мертвых масок
(а не только из сладких сказок) подлеца и даже убийцу.









p. s. всё будет, как и должно'. даже если всё будет иначе.

Nik Bizin








Возвращаю из мёртвых масок
Я героев моих сказок,
Василису или Ивана.
Посетив далёкие страны,

Побывавши во странах близких,
Повстречавши там василиска
Или лицами окаменев...
Выражать лишь один гнев

Или только одну радость
(лишь одно конкретное чувство),
Возвращаю в такую тишь,
Где моё святое искусство...

Ни ответа и ни привета
Не дождался я от рассвета.
Не дождался я от заката.
Не дождался я от солдата,

Что погиб в моём сорок первом.
Но зато я сам догадался,
Что течет по моим нервам
Это Вечное Возвращение.

Я не сделал живым мёртвое,

Но узнал, что земля твёрдая, потому что она моя.
Я узнал, что вода живая, потому что я навсегда.















P. S. Так не будет. Будет хорошо.

Максим Кантор






Когда на тихой лестнице души
Ступени ты считаешь как кукушка…
Как колокол звуча в своей глуши!
Как колокол молча в своей тиши!


Какая-нибудь тихая речушка,
На берегу которой ты сидишь,
Собою вдохновляя берега…
Вот мимо проистек какой-то труп

Какого-нибудь лютого врага.
Я вижу, ты невероятно глуп
И медлишь с этой глупостью расстаться!
Я расскажу, как расставаться с трупностью.

Для этого я назовусь скитальцем,
Остранником любой своей души.
Я расскажу, как поменять ступени,
Собою наполняя миражи…

Ведь прежде мы с тобою словно тени
Любови, что казалась бестелесна!
Когда на тихой лестнице души
Одна душа тебе давно известна,

Как камень во главе угла…

Мы поменяем души, не тела.
Как слово «страшно» поменять на «старше».
Как слово «ниже» поменять на «дальше».


















Опять бессонница как некое бессмертие.
Опять за пядью пядь дано проснуться,
Чтобы опять за пядью пядь не засыпать…
Но оглянуться в маленькую смерть

Издалека, как будто лёд и медь!
Яви’тя осень, маленькая смерть,
Чтобы на лето просто посмотреть.
Опять за пядью пядь дано глядеть

И смерть пере-сыпать за пядью пядь…
Чтобы не спать, не спать, не спать, не спать,
Мучительно нас принуждая жить.
Вот так я приучал себя любить,

Поскольку и любовь недостижима,

Как смерть, но я не сплю, и смерть проходит мимо.
Я не люблю, но я иду к любви мучительной походкой пилигрима.































Всё к лучшему в не лучшем из миров.
Всё к худшему в не худшем из миров.
И я здоров в преддверии болезни.
И я суров как призрак суеверия.

Всё к лучшему в не лучшем из миров.
Всё к худшему в не худшем из миров.

Поскольку я не холоден, не жарок,
Настолько я всегда посередине.
И тает тело, словно тает льдина,
И дух летает,

Словно подарок в каждый день рождения
И просыпания из малой смерти...

Словно песок моих часов песочных,
Но приблизительных, весьма неточных.
Поскольку жизнь настолько заразительна,
Насколько я всегда посередине.

И тает тело, словно тает льдина,
И дух летает.

Сие картина в беглом изложении
Всех красок спектра и не всех подсказок,
Не всех примет, когда из бездны лет
Какой волной ты выброшен на свет...

За разглашение тайн, которых есть
Провозглашение тайн, которых нет.


p. s. мне снился сон: я умирал во сне,
в лесном саду, заборами затертом.
……………………………………..
и никогда не догадаться мне,
живым я пробудился или мертвым.

Геннадий Григорьев









Всё, что случилось, нельзя не случившимся сделать.
В воду вторично войдя, я лишь множу свои угрызения
Грубого камня, который я делаю мягким,
Словно бы падким на эти его погружения

В воду, по коей круги.
В свет, по которому шатким
Шагом идёт освещение
Прямо во тьму, где ни зги.

Всё, что случилось, нельзя не случившимся сделать
Только лишь мне одному.
Все остальные попробуют верить,
Что уходящим во тьму

Можно вернуться уже настоящими.

Все мы живём по слогам,
Канувши в бездну, её перейти по шагам.
Я же последую следом за взглядом летящим.































Попробуй ни к чему не относиться
(губами прикоснуться и влюбиться,
Гробами прикоснуться и разбиться).

Попробуй ни к чему не прикасаться
(произноситься, чтобы изолгаться,
Но проявляться словно негатив).

Попробуй же, всё это прекратив,
Не быть контрацептивом и убийцей.
Я знаю, когда мир меняет лица

И выражает, словно выражение.
Я знаю, когда мир меняет сердце,
И что я удержусь от вырождения.

Когда бы знал, что ничего не знаю,
Но я уверен, что хоть что-то знаю
За бездну лет пред адовой зевотой

И следующим в точности глотком…
Я знаю, есть пределы у непрочности.
Что вырвусь всем увязшим локотком.


























Мне кажется, мы, актеры,
Водим жизнь свою за нос.
Мне кажется, мы повторы
Тех, кто играл до нас.

Мне кажется, мы разговоры
Тех, кто пустился в пляс,
Словно бы в дальние страны,
И задержался на пирсе.

Мне кажется, мы, актеры,
Словно бы буря в стакане,
Который был мною выпит,
А после об пол разбит.

Мне кажется, мы, актеры,
Меняем обычный вид
Словно бы на заоблачный.
Словно бы в разговоре,

Который остался на пирсе
И долго нам смотрит вслед,
Таится вся бездна лет,
Которую мы проиграли...

Чтобы взамен взять

Лукавую благодать!
Это надо же умудриться: Богу душу продать.













P. S. Раб всегда ищет, кому пожаловаться. Только этого он и хочет и только на это способен.

Лу Синь. «Умный, дурак и раб»







Мелкость мышления или глубокость мышления,
Как однобокость мышления или его разнобокость.
Белкость мышления, словно с волны на волну
Или в её глубину,

Чтобы по дну раз-мышления!
Чтобы по дну два-мышления!
Даже явление гения
Можно облечь во слова…

Вот и моё поколение
Словно бы острова, собранные по слогам
В маленький материк.
К собственным берегам

Я пристаю на миг…
А потом привстаю,
Ибо живу на краю,
Словно бы Спас-на-Крови!

Ибо люблю по любви.

Ты согласись, что бессмысленно мелко-и-глубокомысленно,
Если любви нет, словно без света свет.
























Этакий сердце-младенец,
Бубенец, загляденец,
Сахарный леденец.

Его на ладони держать,
Баюкать и ублажать,
И даже за ним прибирать,

Ежели испражнится.
Ибо у сердца лица
Разные: вот сердит’ся,

Вот оно веселится,
Вот оно безобразное
Или вот безотказное.

То есть не остановится,
Ибо на всё пойдёт.
Словно в чахотке рот

Выблюет и любовь,
Как по губам кровь…
И пойдет по гробам словно живая волной.

Я никому не отдам этакого младенца.
Только тебе одному.
Только тебе одной.























После-любовие, после-победье,
После-бессмертие и милосердие
Ко мне, не падшему, но пре-ступившему
(как дождь пролившему

Седому облаку).

После-свершение, но совершенства
Не-достижение едва-едва...
Я продолжаю говорить слова,
Но в каждом слове только унижение

Того, к чему лишь руку протяни!

Нет в мире никого, лишь мы одни:
Я-нынешний и я-не-ставший,
Но ненадолго бывший и почти узнавший,
Каков я есть и был на самом деле...

Одна душа в несовершенном теле.

После-любовие и мир любви,
После-бессмертие, и соловьи,
Которые почти что совершенны...
Никто или ничто во всей вселенной

Не избежит такой после-любви.

Я на ладони сердце удержал
И выронил, и не рыдал.










p. s. прекращение огня.