II

наученный внезапностью войны,
мой город не впускает чужеземных.
он помнит, как мы были казнены
и полыхали улицы изменой.
я помню наши тени на стене
и наших тел ночные хороводы
на вылинявшей снегом простыне...
но всё проходит, милая, проходит.
могила наполняется водой
и память образует промежутки...
почти переболевший всей тобой,
я вдруг найду ключи в кармане куртки.
и вновь приняв безумие как дар,
проверив долей прочность сухожилий,
я всё-таки решусь пойти туда,
где мы с тобой друг друга пережили.
вот твой подъезд. касание перил
являет разновидность рукоблудья.
я каждую ступеньку повторил
ударом сердца, словно ветхим бубном.
тебя не будет дома. я войду,
я преступлю порог, и в наказанье
здесь всё, как прежде: воздух на меду
и липок пол от сладостных признаний.
на плечиках - усталый крепдешин,
часы блюдут бессмертие исправно...
тебе нет равных в слепоте души,
но и в незаменимости нет равных.
мой падший ангел, не влюбляйся в ад,
я за тебя просил, я поручился...
и может быть, теперь тебя простят,
хотя я сам не смог, не изловчился.
вино в фужерах, смятая постель -
кому-то, видно, снова захотелось
познать твоих касаний повитель,
твоих литых объятий скороспелость.
он носит твой брусничный вкус во рту
как отпечаток прожитого счастья...
ты там, откуда простодушно ждут,
но вовсе не желают возвращаться.