признания в любви

Я закончила виснуть на шее у сильного пола,
потому что быть более слабой мне невмоготу,
быть в плену можно где  — и под кем — угодно,
и только под небом — дома,
вот я и буду тут.

Потому что не плющ, а лоза,
а в прижатой к груди ладони
откликается море созвучных сердец,
бросив нежиться по берегам,
я — поверишь ли, мам? — учусь плавать.
Я, трусиха с рожденья… да только сухою дорогой
не уйти никуда мне с ракушкой нательной,
плачущей,
плачущей…

_____

Потому что мне няней был Пушкин,
и это в России не редкость,
он рассказывал сказки, и я засыпала под звук
шелестящего голоса… Он улыбался, конечно —
а что сделать он мог, если я заминала щекою
уголочки его страниц?

И теперь, когда он, как замёрзший голубь,
у истоков бульвара… как будто бы спит —
не могу пройти мимо,
с ним хлеб своего взгляда
не преломив.

_____

Потому что, если и жив ещё тот,
чьей рукой я посажена здесь закаты
провожать, на разбитых коленях Земли
соловьиной пузыриться кровью,
бормотать несуразности нежные до того,
что потом вспоминать о них будет стыдно,
неба алому парусу белым махать платком,
мягкотелым таким…
беззащитным моллюском во рту у ветра,
пустой страницей,
куда падают отсветы,
кровь из носа
и что-то ещё,
без названия и границ, и рождается песня…

если есть он, кто,
срезав струны моего сердца,
потому что они фальшивили,
научил, как вкладывать душу в слово,
чтобы хоть оно было живо,
кто не давал мне спать ночью,
говорил, что каждая ночь — обрыв,
говорил — проваливайся в сон, если хочешь,
но запомни, что он может быть последним,

если он есть, хоть…
где-нибудь,
вы летите туда, одуванчики звука,
пусть он знает, что для него у меня нет слов,
кроме как — я  люблю тебя.