Азъ грешный 8 Фрагменты времени без места

Фрагменты времени без места,
фрагменты места вне времён
в слиянии рождают вести!
Пока гипотезы. Маэстро,
ваш выход! Думайте потом,
все объяснения – погром!
Заждались музыки оркестра,
блестящих вымышленных форм!

Нет тишины плодоносящей,
случайность сочная ушла,
нет настоящего без фальши,
страх позади, страх будет дальше:
страх отводящие дела 
в страх приводящие тела….
Маэстро, будьте же бесстрашны,
искусство вне добра и зла!

И перед бездной раскрываюсь
незнанья бездной, что холстом,
отбеленным мечтой экрана –
сверхплотное пространство в рамках,
виски сжимает тем же льдом
полюсовым, в лице моём
сплошные тропинки румянца,
о, живописный длинный сон!

Желаний жизненные краски,
соблазн расширенным зрачком
сигары в вытяжке затяжке,
махровый цвет мертвеет красным
как подворотен светофор,
перекрывающий простор
оранжерейного пространства
внезапных страхов густотой!

Плантация проспекта: маки
и розы, словно майский Крым,
Причерноморье в светлом мраке,
цветы без запаха, как знаки,
код информации и ритм,
воспринимаем, тормозим,
не узнаём, не осязаем,
но представляем, говорим!

Канвы искусственные знаки
болгарским вышиты крестом,
рой спелых огоньков сигнальных
и ярких фонарей гирлянды
как вертикаль на небосклон,
старинной меди мягкий звон,
что пробуждает в душах арфы
и углубляет дивный сон!

И в скоростном расплыве, мнится,
накатываю, словно вал,
не дай мне Бог, остановиться,
и в лобовое… лбом врубиться,
дай сбыться так, как я мечтал
стихией всех своих начал!
Удар! – на градус выше взвиться,
шепча: спасибо за удар!

И широтой распространится
в грядущем-прошлом полотно,
и грёза жизни удлинится,
удастся если возродиться,
сливаясь вновь в речной поток,
свивая в путь узлы дорог,
тут тормоз – там раскрепоститься,
сбываясь, как всегда, не в срок!

Всегда сейчас уже сегодня!
И даже белым полотном
стянув незримый уголь ночи,
как куклу мумии бессрочным,
века не тлеющим бинтом,
пространство отражённых догм
насквозь прожжёт «живое очень»
мгновенно вечным существом!

Односторонне отстранённей,
пока возврата не дано,
до вертикального подъёма
в пространство полного объёма
открыться, если суждено
для восприятья смертных форм
сейчас и здесь уже сегодня,
и никогда уже потом!

Проспект – река, легенды, грёзы,
волшба органики живой
в сигнальных вспышках – дышим кожей,
сливаясь в тождестве тревожном
в сплошной прамузыки прибой,
звуча реликтовой волной,
которая наполнит позже
пространство вечной тишиной!

Кипенье звёзд, воды мерцанье
заворожённость блеском глаз,
словами страсти с придыханьем
невероятного желанья,
какой восторженный размах
на взлёте небывалом страх
обрыва вниз, что предвкушали,
как будто знали, что и как!

Всё сплошь и насквозь иллюзорно:
проспект – ристалище реки,
неуловимые узоры
мерещатся абсурдным вздором,
вблизи спонтанные мазки
параноической руки, –
природы дух преображённый,
как мозаичный лик вдали!

Всегда на градус выше нормы
выводит прочный смысл из снов,
как опыт вечности бесспорный:
в неизречённости, что в «споре»
закрыт мыслительный микроб
от времени начала слов,
конец которых обусловлен
рождением от них миров!

Определяюсь в тех началах,
одновременно вниз и вверх
снуя по полой вертикали
той, что всегда внутри спирали.
Надежд рессоры – ретроспект   
во время Оно, каждый век
в невосполнимом обретая,
как будто нужно больше всех!

Духовный рост – продукт сознанья,
и если в обезьяну Бог
вошёл началом созиданья,
то Бога ищешь в обезьяне, –
не челюстной её порок!
Бог любит тех, кто превозмог,
себя самое созидая,
и им в себе не пренебрёг!

И «от рапсода до распада»
и страх постиг, и высший страх,
очеловечивая атом,
кругами расширяясь ада,
равняя меру на весах
как на Земле, так  небесах
живых и мёртвых так, как надо,
преображая мифом факт!

Заклинит на повторах, каюсь,
в смещённые пласты эпох
я постоянно возвращаюсь
единственным, не умножаясь
за счёт других, живущих в долг,
обещанного ждущих в срок….
Маэстро, мы уже скучаем,
но с вами даже без стихов!

О, перспективные уклоны…
На высший взлёт разбег – побег
без дрожи идолопоклонной:
кем не был понят, будут помнить!
Мой век навек, канонов нет,
и гений завтрашний, привет,
не знаю, по каким законам
вчерашний преступив запрет!

Нет посторонних и прохожих,
на людях каждый человек
без жажды блошье-скоморошьей
и вшивой скромности ничтожеств,
кровососущих, в общем, тех,
где всякий высосан из всех
типичной прорежимной рожей
из «обречённых на успех»!

Неодолимый дух подъёма –
стихия, миф ещё ничей,
крик немоты во сне бездонном
моментом мощи иллюзорной
в общеизвестном без ключей
порядке жизни и вещей
бессилья плотного платформа
и одержимый блеск очей!

Наклонной взлётной полосою
поток, течение, проспект,
фонарь – пропеллера звездою,
и сам своих находок стоил:
кому разгон, кому разбег:
Россия. Космос. Человек!
И плоскость ослепленья – поле
с бенгальской искрой по траве!

Кто видел истинную щедрость
в союзе с искреннею лжой,
избыток тратил в пользу бедных,
но разум извлекал из бедствий,
когда добро спасала злость,
сама бездарность – дара ось?!
И, тем не менее, всё вместе
от райской жизни повелось!

Уменье сравнивать – не повод
единым отраженьем жить,
быстрей убьёт житейский опыт,
но, возрождаясь бесподобно,
врождённый миф свой претворить, –
несказанное повторить,
как ни было бы неудобно,
мир самоценный сохранить!

Страшится гений отрезвленья,
страшится ига нелюбви,
кошмара перенаселенья,
а то, почтенного презренья
и ненавистнейшей любви,
ещё не признанный, увы,
а признанный уже не гений:
халва хвалы, кила хулы!

Увы, в неодарённом мире
все гении, как на подбор!
В пыль втоптанной поклоны лире,
из пыли поднятые лиры, -
критерий где? – трескучий вздор,
попробуй лучше, сторож-вор,
сравниться с лирой в лучшем мире!
И это сложный перебор!

Так повторяясь, умножаясь
в своих бессмысленных долгах,
в преджизни общей растворяюсь
и от молвы не отрекаюсь.
Сам обошёлся бы, но как
мне обойти причинный страх
затратных мелочных терзаний?
Поговорим, да будет так!