Егерь

         
Где горел закат, пылая,
И темнел далёкий лес,
О стволы лучи ломая,
Солнце падало с небес.

Он стоял у переезда
В чистой форме, с виду тих:
Старый егерь ждал приезда
На охоту городских.

Налетела с треском, свистом,
Как февральская метель,
В лунном свете серебристом
Медвежатников артель.

И в речах крикливых, шумных,
Тех, к которым не привык,
Мало слышал мыслей умных –
Жизнью тёртым был старик.

И звала их речка Сужья,
Шли походкою шпаны,
Всё при них: ножи и ружья,
И неслабые штаны.

Васюганские болота,
Окна зыбкие трясин.
Стали пленом для кого-то
Или стоили седин.

И сбылась-таки охота –
Чей-то выстрел, чей-то крик.
То не их была работа,
Там за всем стоял старик.

И когда везли проулком
Свой охотничий трофей,
Не кончался спор их гулкий –
Кто кого из них ловчей.

Привалило полдеревни
На медведя поглядеть,
Был он страшным, был он древним,
Только вот не мог реветь.

Хоть спроси, хоть не расспрашивай,
На лицо товар – смотри.
Есть желанье – приукрашивай,
По возможности не ври.

И трещали бойко, дружно
Иногда срываясь в крик,
Будто было это нужно,
Лишь молчал один старик.

И когда свалила лихо
Медвежатников артель,
Стало сразу очень тихо,
Будто снилась канитель.

И уставши от мороки –
Не от промысла -  старик
Видел сон: одни сороки
Облепили материк.

И трещали прямо в ухо
Сразу сотней голосов,
И медведь, рычащий глухо,
Силой рвал дверной засов.

Злобы полон рёв звериный.
Мужиков артельных стон.
И остался разъединый,
Незаряженный патрон.

И метался, криком бредил,
Не бывало никогда,
Чтоб вот так сошлись с медведем,
Чтоб вот так тряслась рука.

А сороки прямо в ухо
Пели сотней голосов –
То трясла его старуха,
Не сумев открыть засов.

И когда старухин голос
Все ж привёл его в себя,
Сел старик, взъерошил волос,
Помолчав, сказал: "Беда".

И алел восток зарёю,
Начинался новый день,
И с рассвета за горою
Всё трубил лесной олень.

Васюганские болота,
Край озёрный, край глухой,
Стал ты вечной для кого-то
Той единственной судьбой.