Подмалёвок

Стансы

1
После проверишь по календарю —
время ли наше еще не настало
или растаяло... Я не корю
да и оправдываться не пристало, —
как бы там ни было,
благодарю.

2
Точно юродивый, корчась на дне
невыносимого ожесточенья,
я бы отчаялся,
если бы не
мания точного обозначенья,
душу выматывающая мне...

3
На протяжении стольких недель
я изнывал от стыда и безделья, —
лучше уж сызнова,
словно с похмелья,
добрый глоток приворотного зелья
чем тягомотина и канитель.

4
Потолковать на одном языке
и задержать, замыкая излуку
жеста прощального, руку в руке —
только и радости…
Экую муку
принял за веру двуликому звуку, —
стоит ли — благодарю за науку! —
упоминать о таком пустяке.

5
Ладно бы — около, а вдалеке
ты сострадание тратишь впустую.
Только и лирики — в обиняке...
Но не тушуйся — на воду не дую,
да и ожёгся не на молоке.

6
А на поверхности черновика
помине, как птица, легка:
всё, что таилось под спудом,
в глубоком
обмороке цепенело, пока
ты не появишься издалека,
хлынуло неудержимым потоком, —

7
хоть до того, как отсохнет рука,
в поте лица разливай по опокам!..
Лишь бы тебя не спугнуть ненароком,
а вдохновение выйдет нам боком,
в том-то и дело, что наверняка.

8
С бору да с сосенки,
с миру по нитке —
вот и свидание накоротке...
Вот на таком и ожегся напитке —
кислом и пресном крутом кипятке, —
истовой и нестерпимой попытке
потолковать на одном языке.

9
В сумерках лампы коснёшься рукой —
и на холсте у тебя в мастерской
вспыхнет подобие желтофиоли.
Где это видано, чтобы такой
охрой кропили, стрекали, кололи
хрома и кобальта львиные доли?
Впору опростоволоситься, что ли,
если не хмель на холсте, а левкой.

10
Все не по нраву — растрава одна! —
яства на званом пиру крохобору...
Темени и светотени полна,
переминаешься у полотна, —
в кои-то веки повеситься впору,
если ты скаредна и холодна.

11
Тает восторженность, как леденец,
и расторопная предосторожность
глянец наводит на каждый торец
воображения...
Ах! наконец
мы упустили и эту возможность.
 
12
Старый кофейник на плитку поставь,
всё остальное на память оставь,
но и за пазухой у наважденья
не загораживай вящую явь,
как на портретах времен Возрожденья.

13
Стоит ли выделки жизненный путь,
ежели нечем порадовать друга,
а припеваючи лиха хлебнуть —
дело нехитрое,
не обессудь,
сиречь не слишком большая заслуга.

14
Поздние празднества в поте лица,
судорожные ужимки, повадки,
каверзы красного ради словца,
сущие салочки, жмурки и прятки —
выеденного не стоят яйца.

15
А за гармонию кто бы другой
в неукротимой земной круговерти ратовал —
тоже мне, вилла Альберти!* —
если и Блок за неделю до смерти
бюст Аполлона разбил кочергой.

16
Что ж ты стоишь ни жива ни мертва,
точно сошла невзначай с натюрморта.
— Батюшки светы! — заслышав едва. —
Что за оказия скверного сорта...
Но полоса отчуждения стерта,
и возникает во тьме естества
завязь привязанности и родства...
Жалко, живешь на куличках у черта.

17
Если тебе до сих пор невдомёк,
только о том и молю тебя, чтобы.
я ни о чем больше думать не мог,
кроме твоей несусветной особы.
Выволоки на такой солнцепек,

18
где ощущается кровная связь с миром,
и на сердце — ясно и чисто,
чтобы лицом не ударили в грязь,
под придорожным кустом остролиста
или боярышника развалясь...

19
Самое главное — трепет и честь.
Всё остальное, какое ни есть,
жестом безудержным и безмятежным
преображается в нежную весть
и возникает откуда невесть,
стоит опомниться, дух перевесть —
и невозможное слить с неизбежным.

———
* Место встреч кружка ренессансных гуманистов под Флоренцией, которому посвящена работа (1870) академика Александра Веселовского.