Поле Полины

ПОЛЕ  ПОЛИНЫ

        Поэма

В синеватом обрезке над полем,
Зеленеющим скромным овсом над рекой,
Облака петушились на воле
Над тропой, оказавшейся серой строкой.

Суетливым подростком бежала,
Торопилась в неведомый тополю край,
Что у поля заря задержала,
Заманив охранять от жары урожай.

Бесконечной ниткой лежала
И встречала подружек важней, дорогих,
Не без слёз до реки провожала
Да скучала частенько под снегом без них.

Занимала людей проходящих,
Проезжавших на долго  не спавшем коне,
Но военные были-то чаще –
Проходили солдаты по каждой войне.

А на поле хлеба созревали,
Золотистые россыпи солнца собрав,
Волновали бескрайние дали,
Ожидая от гроз бесконечных забав.

Не забыть, сколько видело поле!
Прошумевшая в Вечность столетий река
Намывала кормилице горе,
Океаном река та была глубока.

И татары в побоищах стыли,
И французы купались в замёрзших стогах,
И немецкие танки коптили,
Со жнивья поднимая помешанных птах.

… А она родилась на просторе,
На пшеничной соломе, промытой дождём,
Под сияющим солнцем в дозоре,
Да тепло сбережённое дал чернозём.

 Вот и имя подкинуло поле
(В сельсовете Полиной отец записал),
Волновалось то поле, как море,
И от счастья родитель вприсядку плясал.

И подарки достались – немного:
Васильки занесли ей расцветку для глаз,
Золотистые пряди от стога,
Да здоровье от туч, повидавших Кавказ.

Продолжает то поле плескаться…
А по сёлам твердят: жизнь достойно прожить –
 Не по полю на «Волге» гоняться,
 Поживи-ка без зависти, злобы и лжи.

Суетливые дни отшумели:
Впереди обозначился зябкий денёк.
Накопить в кошелёк не сумела –
Лишь плескался в душе золотой огонёк…

… И глумились над этой старушкой,
Да крестились тайком – не заметила чтоб,
А слова подбирали болтушки
Со смешком -  отдыхай, легендарный Эзоп!

И мальчишки у школьного сада
 Улюлюкали  громко  до самых ворот.
И не женщину видели – стадо:
 Постоянно над ней потешался народ.

И вспорхнув в полутёмный домишко,
Богородице молится долго, как встарь:
- Сохрани-ка для жизни мальчишек.
И  в глухой тишине оживает тропарь.

Приходили  смиренные бабы
И молчком: не умчалась бы тайна до звёзд.
Уносили целебные травы
В утеплённый мирок с телевизором гнёзд.

…Просыпалось молочное утро,
Петушиный просыпав  на спящих  задор.
 За изящество из перламутра
 Зацепился   крестьянский  заботливый  взор.

А у школы  в огнях  иномарка.
- Ну и прелесть! – гудит в толчее детвора.
Но кому-то становится жарко:
Вероятно, с  проверкою инспектора.

Генерал марширует к ребятам,
 И заметно:   готовится переживать.
- Подскажите, мальчишки, девчата,
В деревушке Любаша должна проживать.

Уточнил генерал: партизанка,
Обессмертила Люба на юге отряд,
И немецкая как-то охранка
Принимала подсыпанный  девушкой яд.

И ещё бы сказал,  но раздумал…
Растерял по колдобинам, видно, слова.
О плохом, безусловно, не думал,
 Ведь о Любе болели душа, голова.

Торговали  в берёзках сороки,
Пастушок голосок продавал землякам,
И смотрел с интересом широкий,
Убегающий луг к неземным облакам.

- Мне, конечно, давно говорили,
Что Любаша в селе собиралась пожить…
Ну, Седова она.  Не забыли?
У кого бы ещё про  девчонку спросить?

Тишина… Генерал в иномарке,
Мол, спасибо, детишки, за встречу, пока!
 Но приметил военный знахарку,
И в руках у старушки страдала клюка.

Обронила, не глядя, ресницы.
Ветерок затевался дразнить облака,
Пропиталась восторгом землица,
Соловьем обозначилась к лесу река.

Тишина… Генерал за баранкой,
 Ребятишек звонок на урок разобрал,
И смотрел, и смотрел на гражданку
Весь в наградах за бой и за труд генерал.

А она осторожно, но смело
На избитой муравушке мысли плела,
Догадаться  старушка не смела,
На кого  неожиданно вдруг набрела.

Называем войну ту Великой,
Величаем Отечественною войной,
У погибших – не лица, а лики,
И святыми глядят офицер, рядовой.

Деревянные рамки чернеют,
 Пожелтевшие снимки  и чудо творят:
Ветеранам сердца отогреют,
С нерождёнными ими детьми говорят.

И к пропавшим  солдатам  у Бреста,
В катакомбах  погибшим, где в бунте гроза,
И к сожжённым  огнём Бухареста
Направляем нечасто с печалью глаза.

Не ветшают священные ткани?
Но на свалку подбросили ж флаг –  не смешно...
Вероятно, нас Гитлер подранил 
Безразличьем к Победе. И это  грешно!

И не каждый  сегодня  ответит,
Что такое, допустим, деревня Хатынь,
Иль  о Чайкиной Елизавете,
Как в снегах Сталинграда согреться и в стынь…

И старушка со смятой котомкой,
Где прижились  для счастья из шерсти носки,
Оказалась и светлой, и тонкой,
Но в глазах – бесконечная  доза тоски.

В монастырь семенила старушка,
Непременно ходила молиться пешком.
 Деревушка. Погост. Деревушка.
Наконец-то из радости каменный дом,

Где она побеседует с Богом,
Где и сёстры в тепло  одевают до пят,
Где не скажет никто, что убога:
Монастырь и убогому, каждому рад.

Тишина.… В полудрёме машина…
Генерал не отцепит от женщины взгляд,
Но мешает чертовка крушина,
Что накрыла собой на лету палисад.

Из машины мужчина выходит,
По-мальчишески к тропке, что мячик, парит.
Ну,  какие, подумаешь, годы:
Молодецкая мысль  освежает,  бодрит.

Почему-то надеется – Люба.
Предположим. Походка, конечно, не та,
Рыжеватая белочка юга -
Называли её. В простоте красота.

Не забыть никогда, как однажды
Привела в партизанский отряд «языка».
Оказалось, страдал тот от жажды,
Поманила фашиста лесная река.

А она уж не белка, а змейкой
Поджидала,  свернувшись в клубочек, с утра.
Понимала: судьба, коль индейка,
Прокричат же   сегодня ребята «Ура!»

Вот такая была удалая:
Не  потонет в воде и в огне не сгорит,
Не боялась ни ада, ни рая,
По-немецки как немка  к тому ж говорит.

Хорошо же родиться счастливым,
Красоту, несомненно, недели сотрут.
У Любаши характер смешливый,
И весёлый она человек. Баламут!

Запевала не хуже Орловой,
И частушку могла каблукам передать.
Легендарный разведчик Седова…
Да и время ль об этом ему рассуждать?!

…Не исчезнет любовь к Человеку,
К тополям, что у школы с ветрами в бою,
К повернувшему в прошлое веку,
К журавлям, лебедям, что  под небом снуют,

 К красоте полнолунного свода,
К деревянной лопате, что греет снега,
К разноцветным строкам огорода
И к знакомым июньским в куге берегам.

И любимая – в росах! - Россия…
(Несомненно, Всевышним наш край наречён!)
И из прошлого тянутся сини…
Но не шутят в стране, как известно, с мечом.

Остановка. Ещё остановка.
Потеряла и женщина в зелени шаг.
«Офицер. И за мясом к торговкам...
Но как смотрит внимательно, Боже мой, как!»

- Ну, скажите, скажите  мне… Люба?
-К сожалению, нет, господин генерал…
Тишина… Седина переруба…
Воробьи… Металлической крыши провал…

- Мне казалось…
- Стребкова Полина.
Заблудился в словах генерал.
А у женщины щёки – малина,
И внезапно в лукошко малину собрал.

-Извините, Стребкова… Полина…
Показалось, что Любу… Любашу нашёл.
До свиданья!…
             Дрожала калина,
Суетились меж ветками несколько пчёл.

И пропал генерал. Старикашка
В деревенском просторе опору искал…
- Подождите…
Очнулись ромашки.
Воробьи прекратили бесплатный вокал.

-Генерал, называли и … Любой
На минувшей, так скажем, Великой войне.
И на сердце сплошные зарубки,
Не сровнять никогда, болят по весне.

-Николай. Вспоминай!!! Пулемётчик.
Преогромная клином ночным борода.
- Пулемётчик? – мигнула, - не лётчик?..
Вспоминаю. Река. Поезда. Провода.

- И идём  бездорожьем в разведку…
- Обозначилась капелькой мёда Луна.
- Вспоминаешь, как вскрикнула ветка…
- Ну а стон издала, что гитары струна…

Отыскалась их памяти лента.
- И фамилию помню. Ошиблась? Петров!
- Уроженец мучного Ташкента,
Но потом перебрался с семьёю под  Льгов?!

Разреши-ка обнять партизана.
- И остались вдвоём, дорогая, вдвоём.
Распрощался навеки я  с  Анной…
 И про тёмную ночку давно не поём.

И сорвав аккуратно завесу,
Что чернела, казалось,  не годы, а век,
Вспоминали походы в Одессу
И из плена лихой Николая побег.

Не забыть им Володю Мискуна               
И Валерку Корнеева, Лёньку Послед, 
Офицера Полешко, Дергуна            
И радиста по прозвищу Языковед.               

И Катюшу – обеды творила,
Степаниду Лесную – здоровье несла.
Не забыть, как страдала Марина:
В половодье стихия сапог унесла.

- А Байнетов забудется разве?
А Ванюшка, степенный Ванюшка Кузьмин?!
Не однажды в болотах с ним вязли
И немало поставили  немчикам мин.

 Да и с Петькой такое творили,
Что ни в сказке сказать, ни пером описать,
- Про Петра неспроста  говорили,
Отмечая  в герое  дворянскую  стать…

Николай и не знал, что Любаша –
То Полинино имя среди партизан.
-  Боевая подруженька наша…
Расскажи, как живёшь, ветеран?

И Петровна легко говорила.
И печаль, что постирана кровью в поту,
С Николаем  сто раз  просушила…
Вспоминает, а слёзы горят на лету.

И поведала: залпы Победы
Приласкали Полину на польской земле.
Отголоски несла через беды…
- Маловато удачи – моё резюме.

Не сложилась судьба домоседа,
Не сложилась семья, хоть белугой реви.
Поселилась в деревне у деда:
 « Без уныния,  внучка, по жизни плыви».

А служила-то в военкомате,
И майор пред тобою стоит, Николай,
Но всегда отличалась – мечтатель,
Накопила деньжат на поездку в Китай.

А вот пенсия к прозе вернула,
Вот   избушка сгорела,   награды  ж  спасла!
Да иконы! И жизнь перегнула…
Но духовно, скажу, постоянно росла.

- И поэтому нищая, Люба?
Генерал по каморке с опаскою шёл:
И подпорки, старинная шуба
Да немодные платья, да траура шёлк.

Осторожно сюда пробирался
Любопытный, забытый Полиною луч,
Раздавить полумрак постарался,
 Ведь  у бедности тот плодовит и живуч.

-Документы сгорели – не верят.
И ходила дурёхой  в казённых домах.
Принимали высокие двери,
Рассыпая певуче   мне охи и ах…

А потом – благодать! – поселилась,
Монастырь недалёко, частенько хожу.
Николай, на  людей-то не злилась,
Понимаешь, действительно, с Богом дружу.

Генерал отыскал топорище –
И погибла гнилая фанера, гудя.
И разумное солнышко рыщет,
Выполняя приказ  молодого вождя.

Ветерок озорует в охотку…
- Наряжайся в парадный костюм, старина,
В сельсовет собирайся, - похлопал,-
Засверкают, как  солнце, твои ордена…

…И прозвали Петровну колдуньей,
И не только назвали - считали же все.
Не бывает ведунья певуньей
И не будет беднейшей в богатом селе.

Опекать неимущих не стала б,
Отвела б от себя детворы камнепад,
Непременно  себе создала бы
 Хлебосольный по-русски, с достатком Царьград.

Никакая она не колдунья,
Ворожеей и Полина мать не была,
Обитает же где-то ведунья,
Что на общество порчу назло навела.

Забываем поэтому Бога
Да Заветы Его.  И ребята  весной
Поломали крестов-то премного:
Ослабевшее кладбище приняло бой.

И солдаты – в Земле! – проиграли,
Хоть планету спасли от коварства врага,
Деревенские дети-вандалы
Те кресты уносили зачем-то в луга.

Хулиганов нашли, несомненно,
Разговор о порядочности провели,
Старики приходили посменно
И на кладбище скорбную вахту несли.

Не бросай человечество, Память,
Не бросай! Человечеству следует  знать,
Кто Победы священное знамя
Из  седин километрами принялся ткать.

…Не спешат генерал и Полина
 От лачуги по гулкой дороге вперёд,
И смородина, липы, калина
Потеряли наградам военным  и счёт.

Открывали Петровну селяне,
И запаса майор открывала селян.
И сияли глаза,  и сияли:
 Не робей никогда,  не робей, ветеран!
 
Фотоснимок Полины Стребковой
Попросил краевед, чтоб векам сохранить.
И на снимке – дети подковой
И Петровна – из радости крепкая нить.

И мальчишки и в школе, и дома
Партизанкой  известной гордились  сполна.
Никакого  теперь стенолома:
Сорвалась с  бессердечных людей пелена.

И старушка в нарядном домишке
Богородице молится долго, как встарь:
- Сохрани-ка для мира мальчишек.
И из уст в тишине оживает тропарь.

Поживите без новых Афганов,
А берлинские страсти смотрите в кино…
 Улыбается   с карточки мама,
И поёт с задушевностью веретено.

…Впереди высота Валаама,
Впереди   благолепие  Царских Ворот,
И Полина всё молится в храмах
За ещё не забывший о Боге народ…

На просторе хлеба созревали,
Золотистые россыпи солнца собрав,
Волновались под дымкою дали,
Ожидая от гроз молодецких забав.
              Июль 2002 – август 2004 года