Жир

Посреди Москвы есть невидимый древний пруд.
Он по крайней мере невидим, пока ты жив.
Если люди не врут (а они никогда не врут),
То стекает туда человечий прозрачный жир,
Что был вытоплен солнцем из гладких московских тел,
А вода в том пруду -- раскаленный горячий пот,
И испивших ее не заметит тот, кто хотел,
А хотел то быть может каждый, да только вот.

А еще мне рассказывал черный от дней казах
В чайхоне, где внутри кильдым, а снаружи мрак,
Как подсоленый лед замерзает в пустых глазах
Посреди бесконечной бескрайней степи, и как
Ветер лижет траву, обнюхивает дома,
Разлепляет веки, выкалывает зрачки.
И пока мы тут пьем, оттуда движется тьма
И становятся ночи длинней. И уже почти.

Ненавидя себя, завершая никчемный труд.
Мы уйдем как ушли и те, кто ушел до нас.
Только жир незаметно стекает, стекает в пруд.
Только ветер звенит в степи ожерельем глаз,
Только крысы беспечно знают, что цель близка,
И идти в никуда и значит идти вперед.
И становятся ночи длинней, чем моя тоска.
Если небо не врет. А оно никогда не врет.