Картошка

                Мама, уходя на работу,  строго наказала Лизке убраться  в коридоре. Так и сказала: «Елизавета! Две недели тянешь! Дождалась, что картошка  завоняла. В конце-то концов!..»
По опыту обращения с родительницей - весьма уже большому к своим одиннадцати годам – Лизка знала, что конец концов – это уже значительная мера кипения и следует пошевелиться. А так приятно было лениться пасмурным мартовским утром в каникулы.
Настя, одноклассница, еще вечером написала, что есть новая игра. Хотелось спокойно, в своё удовольствие порубиться с подружкой во что-нибудь интересненькое.
Так нет. Велено разобрать коридор. А зачем разбирать, когда их скоро переселят? В коммуналке они с мамой остались, да старый сосед дядя Саша.
- Что ж теперь полгода жить в грязи и вони? – гневно спрашивала мама в ответ на этот лизаветин резон.
Ну да, полгода – это срок, конечно, пока там всякие бумаги туда-сюда, да ремонт в новой квартире. Придётся убираться.
 Для начала,  еще спросонья, прогулялась к холодильнику.  Там  почти наощупь, потому что не так уж велик был ассортимент, нашла два йогурта и яблочный сок и посмаковала на разобранном диване с закрытыми глазами, представляя себя где-нибудь в Шарм-Эль-Шейхе. А почему нет? Может, и поедут с мамой…
Ну, погрезила и хватит, Лиза вышла в длинный коридор, по дороге присмотрелась к себе в зеркале:  круглая мордашка, румяная, задорная, ничего общего с модными острыми личиками, увы. Огорчённо размышляя о своём внешнем несовершенстве, Лиза приступила к сбору мусора.

Со старыми пакетами из-под продуктов и всякими пустыми пластиковыми тарами Лизка разобралась довольно уверенно, выгребла неизвестно откуда взявшийся под ногами мелкий мусор прежних, уже уехавших, соседей. Три раза сходила вниз – к мусорному баку! Героиня вообще…
Но оставалось самое неприятное – стоящий в широком проёме между дверей, ближе к холодку парадной, картофельный ящик.
Ящик-то был не их, а старенькой-старенькой тёти Брониславы, ей давали квартиру первой. Она хотела ящик забрать, мол, память, хотя – ну какая может быть память от картошечного ящика?  Но её племянница строго сказала: »Не повезу!», и ящик остался, а в нём картошка. 
Пахло очень неприятно, но надо было решаться.  Лиза подтянула повыше мамины хозяйственные перчатки и открыла крышку. Запах вырвался наружу, как злой маленький смерч, Лизе стало так тошно, что она без сил, сгорбившись, привалилась к дверному косяку.
А когда, сделав над собой огромное усилие, выпрямилась, поняла, что вокруг очень холодно. И темно. И она не дома.
В незнакомом зеркале у стены наискосок едва отразилась в полутьме какая-то приземистая фигура,  вся обмотанная теплыми платками. Видны глаза, большие и какие-то тусклые, острый носик, да это ведь она – Лиза...
Как это всё странно.
Лиза с трудом приоткрыла дверь и вышла на лестницу.
Нет, это их дом, просто другая квартира. На последнем этаже.
А этот сладко-кислый, тошнотворный запах подмёрзшей гниющей картошки заставил её каким-то чудом преодолеть три этажа.
Последнее время запах стал очень сильным, он просто преследовал Лизу. Она теперь вообще в основном ориентировалась на запахи и звуки. Темно же. Окна парадной заколочены, а в квартире стёкла все заиндевели, оттают, наверное, только в апреле. Хорошо-то  как будет… Тепло.
Она предвкушала, как услышит капель, как запахнет весной, талой водой. Может быть, оттает и заработает канализация и водопровод, это было бы так здорово. Можно будет не выносить поганое ведро вниз, не таскать воду из канала.
Обострённый слух позволял ей слышать, или просто чувствовать, маму – от самого входа во двор. Не видела, но чувствовала: вот мама свернула под арку, вот перешла двор, открыла дверь парадной – ясно слышно тонкий шорох двери и тихий «бум»… И вот мама поднимается к ним на третий этаж, шаг за шагом, каждый день всё медленнее. Какое счастье, что они живут не выше.
А  сегодня у них с мамой будет большой ужин. Лиза такая молодец, унюхала картошку в верхней брошенной квартире. Это просто чудо, что жильцы там уехали так давно, что не съели картошку.  Лиза открыла дверь кочергой, нажимая на замковую накладку, как научил её когда-то Мишка-хулиган. Спасибо ему. Он уже давно умер, после Нового года где-то, но не от голода, осколком убило…
Мысли еле двигаются, им тоже холодно.
Но Лиза сейчас нагребёт  полный мешок, спустится вниз к себе, хватаясь за прутья перил – спускаться-то намного легче - и станет варить картошку.
Желудок осознал наконец, какой подарок готовит ему Лиза и затрепетал, как маленький тонкий флажок. Казалось даже, что она чувствует этот трепет какой-то своей внутренней кожей. Хотя, какие глупости, нет там никакой кожи… Что за дурацкие сонные мысли.
Лиза как будто взяла себя за шкирку, подняла над ящиком и запустила тонкие, как паучьи лапки, пальчики в его брюхо. 
Вот они – комочки картохи, осклизлые, мягковатые уже, но всё равно – еще можно их сварить, пусть и со слизью, подумаешь. Кожа со старых ботинок-то похуже будет, наверняка, а едят же её, да похваливают.
Лиза выгребла всё, что было хоть немного твёрдым, отметив для себя, что за жидким тоже надо будет придти, только взять кастрюлю. Можно было закрывать крышку.
Лиза совсем уже было собралась встать, но тут её опять закрутило, как закручивало уже много раз. Она опять увидела себя как со стороны в центре огромного водоворота, уходящего куда-то вверх, всё выше и выше…
Даже по ночам, обнявшись с мамой, чтобы не замёрзнуть и чтобы умереть вместе если что, Лиза часто видела их обоих сверху:  два маленьких родных человечка, скорчились, сжались под кучей одеял и пальто. А от них вверх поднимается гигантская воронка, тёмная, шумная, бесконечная…
Лиза рассказала маме об этом, мама погладила её, обняла и сказала, что у неё тоже постоянно кружится голова.
Вытащив себя из воронки волевым усилием, Лиза распрямилась над ящиком, встала с колен, опираясь на его стенки, и захлопнула крышку.
Она лязгнула, как пасть чудовища, и одновременно с этим лязгнул замок входной двери – пришёл с ночной смены сосед дядя Саша.
- Лизанька, ты чего такая бледная? Чего на полу сидишь? А вонь-то какая!
- Я хотела ящик вычистить, - еле слышно ответила Лиза.
- Да я его выброшу сейчас, давно собирался, да всё откладывал, всё некогда, да устал, да неохота. Виноват, соседушка моя маленькая, прости, - засмеялся дядя Саша , подхватил девочку, посадил под вешалку в прихожей и поволок ящик наружу.
- Стойте, дядя Саша, не выбрасывайте, нельзя его выбрасывать! – закричала Лиза отчаянно. – Нельзя! …Там, там… Память!