Каждую ночь я видела, как тебя крадут

Каждую ночь я видела,
Как тебя крадут:
Не целиком, а оставляя
Мне чуть-чуть,
Чтобы совсем не оголодала.

С каждым месяцем
Твое место в общей кровати
Становилось меньше.
К тому времени меня,
Как могло, согревало
Мамино покрывало.

Будь я старше,
Прожженей, резче,
Я бы выгрызла тебя,
Как волчица волчонка,
У стаи женщин.
Но я молчалива, грустна
Неприветлива,
От такой любой
Сбежит даже средь бела дня.
Ты забрал всех птиц из моей груди,
Оставив пустую ржавую клетку,
Что при беге в груди колотилась,
Подпрыгивая и звеня.

Потом я видела
Твои следы на всех знакомых,
Как дьявола метку
Видит священник на бесноватых.
Если любовь считать
Билетом в далекое путешествие,
Твоя была билетом с открытой датой.

Я слышала, что где-то
Есть твои копии, в миниатюре
Несущие черты
Самого совершенного из грехов.
Я сжимала зубы до боли в деснах.
Упрямо, как твердолобый юнец,
Твердя: дети – для него это несерьезно,
Он не выдержит узких брачных оков.

Я видела, как старится твоя жена,
Как седина окрашивает твои виски,
И гордо, как знамя, несла трещину
В невскормившей никого
Из твоих детей,
Бесполезной моей груди.
Если ты еще помнишь мое имя,
Пожалуйста, не приходи.

Я читала в газете некролог:
Холодная черная рамка,
Пара скупых строк,
Мол, был хорош как отец,
Заботлив, как муж.
В груди от огромной
Кровоточащей дыры
К тому времени осталась
Маленькая еле заметная ранка.

Я обвела твое место
В моей кровати мелом.
Как обводят на асфальте
Убитого шальными выстрелами.
Я приду к тебе попрощаться,
Назло твоей жене, в белом.
С чемоданом, заполненным
Неотправленными тебе письмами.

Буду петь и играть, пока не прервут,
Твою любимую мелодию
На старой облупленной флейте,
Потому, что даже если ты на том,
А я на этом треклятом продажном свете,
Ты меня приручил,

А значит, ты за меня в ответе.