Робинзонада
тысячеглав, а всё же – необитаем.
Чёрная гладь воды, отсыревшим горлом
каналов текущей повсюду в межорбитальном
пространстве. И астронавта от гуманоида
не отличить в перегаре тоски столичной.
В глохнущем ухе надрывно лопочет нота,
ставшая в твоём голосе лишней.
Страх резонанса? будущего? вокзала?
Прыгнув на рельсы, я теперь тоже – поезд,
сам себе уголь; видимо, ты сказала
что-то про печку, в которой смеётся повесть
о счастье, с мёртвым душою ведя дебаты.
Ночью, на двадцать четвёртом, обрушив в костность
прошлое, – ты ли, губами оплавив даты,
пару имён выдыхала сигналом в космос?
Ты ли, горячей ладонью взъерошив перья,
сердце нащупала под воробьиной кофтой?
Жизнь – просто фраза, звучащая как «теперь я
счастлива», с привкусом вмёрзшего в нёбо кофе.
В каждой неделе – семь бесконечных пятниц
плюс ожиданье субботы, и это – грустно;
время – херовый доктор по части пьяниц
и бывших любовей. А мне как-то ближе Крузо
с его ощущением времени как отметин
на дереве. Но добровольной робинзонада
вряд ли бывает, если на документе
о возвращении выведено: не надо.
10 августа 2014
Свидетельство о публикации №114081007349