Два ужаса, 2

                НЕЖНОСТЬ

         Девочка приходила в реальность после сна от приятного ощущения. Такое комфортное тепло… Немного жидковатое и быстро увеличивающееся в размерах.  Освобождение от бремени, облегчение и… ТЕПЛО; чудесное! Тридцать шесть и шесть. Такой теплоты и консистенции она любила кашу: манную и пшённую.
         Приятно. Но сознание почти сразу стало понимать, что тепло находится в неуместном месте. Оно заняло объём между попой и ножками и заползло под ножки и под попу.
         Возможно, во сне всё казалось законным: вот она добежала до закутка у печки и распаренной – ну, той самой – уже почти касалась холодного белого обода горшка…

         Я не помню, почему в проёме без дверей появилось  взволнованное лицо молодого мужчины в кепке, лет тридцати. Может, я заплакала от…
         Да, кстати, это случилось со мной. Мне было годика четыре. И мужчина этот был мой ПАПА. Так вот, Он остался за хозяйку и хозяина. Потому что мама уехала  торговать на автолавке.
         А я уже была сидя, сидя в тёплой каше. И она не казалась теперь приятной, как пару мгновений спросонок.  Она была причиной моего… УЖАСА!
   
         Четыре года. С высоты надменной взрослости взрослого кажется, что это ребёнок. Однако, он совершенно полноценный Человек со всем набором воли, самосознания, разума, чувств, эмоций…
         И сейчас, в обкакавшейся девочке, из них преобладали страх, стыд и позор.
         А молоденький папа, не глядя в глаза дочке, чтобы не смущать, ни слова не говоря – потому что не особенно понимал, что нужно сейчас говорить – быстренько всё убрал, что необходимо, сделал: обтёр, помыл, почистил, застирал… Ну, я не видела; знаю, что сделано. Застелил сухое. Девочка могла продолжать лежать и успокаиваться, размышляя.
         Ни намёка пристыжения или попрёка, или нравоучения. Наоборот, помню какую-то торопливость и застенчивость – папа старался не усугубить и так сильное смущение ребёнка.
         Думаю, что ни мама и никто другой об этом от него не узнали.

         Мне навсегда запомнился данный случай именно как  НЕЖНОСТЬ, перекрывшую ужас.
         Главным ГЕРОЕМ истории был мой папа, который сам на себе вряд ли познал осторожность, деликатность, ласку.  Потому что детство его выживало в тридцатые, когда за тобой присматривают сёстры, чуть старше тебя. А новорождённое отрочество попало на войну и послевоенные годы, где главной задачей родителей было – прокормить… 
         Вот.