solomon islands

Черные острова, Меланезия.
Ее волосы – не смоль, намного мягче, хотя такие же черные. Пряди легкие и гладкие, если дотронуться. Наверное.
(Ни разу не получилось их коснуться).

Её глаза – отдельный монолог на сотни страниц, которые, мне, кажется, не удастся напечатать, потому что не хватит ни прилагательных, ни сравнений, ни языков во всем мире.
Они вроде созвездий, названий которых не знаешь. И среди них есть две самые яркие звезды, которые светят очень пристально, но вместе с тем как-то отдаленно.  В этом, вероятно, и заключается весь её шарм.
До звезд – сотни световых лет.
(До нее, кажется, еще больше).

У неё голос – как душа Тихого океана. Едва слышны стоны разломов под толщей переменчивых вод. Течения юго-восточные, хотя еще неизвестно, какой будет ветер.
Она сама - Тихий океан, потому что мне за недолгое время нашего знакомства не встретилось  в ее глазах ни единого намека на бурю, как и Магеллану за все его путешествия по водным просторам вокруг Южной Америки.
Мне, к сожалению, как ему, не повезло – я никак не могу присвоить ей имя, которое будет как бы её, но вместе с тем, оно будет принадлежать мне.
В ней, как и в океане, таятся глубочайшие впадины, вроде знаменитой Марианской. Может быть, в одной из таких и находится её сердце, нарочно спрятанное так глубоко, чтобы нельзя было до него достать с поверхности. Ни солнцу, ни ветру. Только тем, кого по своей воле океан примет на свое дно.

Её берега  - недостижимы. Она – Тихоокеанский бассейн с зонами риска. Каждый ее вздох способен разбудить спящие вулканы. Её оборона – землетрясение с высшим по шкале Рихтера баллом.
Поэтому, Тихий океан вернее было бы назвать coup de vent. Назвать его массой порывов, штормовым, но никак не тихим.
Она – Вальдивия в 60х, с разрушительной магнитудой 9.5, несущая цунами уже даже не на один город, а на десятки островов.
Так что, мои корабли могли бы легко пойти на дно, если бы отправились из порта, будь она океаном в разгаре шторма.

Поэтому я отправляю ей только одну единицу своего флота. Без повода, без надежды (отправляю ей подвеску с морской символикой). Просто представляя её улыбку в далеком городе, в котором мне не довелось быть ни разу, а для нее там – дом. И она возвращается туда на вечернем поезде в холодный осенний день, когда рядом со мной люди на перроне держат в руках бенгальские огни (и я тоже держу их, подожженные её зажигалкой, которую она еще мне оставила) и машу на прощание замершей рукой.
Бенгальские огни были моей идеей, и в тот момент у меня не было сомнений в том, что рождество настало чуть раньше декабря.
Кажется, в ту секунду, когда поезд только трогался и набирал скорость, её лицо за звуконепроницаемым стеклом вагона, спокойное и счастливое, могло сказать чуть больше, чем самые дорогие картины и чудотворные иконы.
Её лицо.
(Вернее было бы – лик, но я все же, не настолько люблю возвышать религиозные понятия).
Её лицо для кого-то одно из сотен, а для меня оно где-то вне времени, пространства и прочих других людей.
Её лицо заслуживает тысячи самых ярких кадров фотопленок (а может, намного больше).

Её любовь сводит счет в нули, как и её имя (если бы только знать правду и совсем немного - шведский).
Её душа распята на государства, как те самые Черные острова – Меланезия.
Но она – не Фиджи, и не Новая Гвинея. Ей больше подходит  золотая страна Соломона (хоть мне и кажется, что серебро ей идет больше).
(И опустим то, что у нас не установлены дипломатические отношения, как у Соломоновых островов с Россией).
Её столицей могла бы быть Хониара с центром-пристанью Поинт Круз.
Архипелаг из девятисот двадцати двух островов-осколков, чей гимн молит Бога о спасении.

Их гимн поет - god save solomon islands.

И я вторю ему, потому что
Тихий океан лишь озеро по сравнению с Ней.

_

14/01/14