Реставрация пушкинского черновика

Реставрация пушкинского черновика

"И я бы мог, как шут..."
1826
А. С. ПУШКИН

И Я БЫ МОГ, КАК ШУТ, как скоморох,
На виселице тряпкою болтаться,-
И я давно бы как поэт заглох.
Болтали б лишь: "Повесили паяца".

И Я БЫ МОГ, как детская игрушка,
Висеть в петле верёвочной, КАК ШУТ,-
И кто-то бы кричал: "Смотрите, Пушкин
Достойнейший нашёл себе уют!"

Давно уж навсегда бы я исчез,
Как исчезают ночью тёмной тени.
Не ведал бы ни кто такой Дантес,
Ни болдинских не знал бы дней осенних*.

Да, на верёвке, как картонный шут,
Давно под звуки барабанной дроби
Болтаться мог бы я, как мяса пуд,
Где кишки бы играли марш в утробе.

Меня повесить в двадцать семь мгли б,
Попали б под запрет мои остроты.
От страха перед казнью я б осип
И стал бы жалкой жертвою гарроты.

Над площадью бы взрёрнули меня,
Как Пестеля, Рылеева и прочих.
Но мысли эти, словно мух, гоня,
Подобных не хочу слагать я строчек.

Ушёл бы я в небытие, во мглу.
Кривлялся бы мой труп, жандармов теша.
Цыганка продавала б на углу
Верёвку, на которой был повешан:

- Вы знаете ль, как он влюблялся в дам?
Любить его могла сама Венера!
Купите! За недорого отдам
Я эту вещь для коллекционера!..

Давно б уже я, как собака, сдох
На виселице - всё это не басни.
В конвульсиях предсмертных я бы мог
Соседом декабристов стать по казни.

Противу рабства, косности и зла,
Рутины против нет противоядий.
Моя бы так угаснуть жизнь могла...
В моей петле качается Кондратий.
____________________
*Наиболее продуктивная творческая пора
в жизни А.С.Пушкина в имении Большое
Болдино, усадьбе Пушкиных (1830, 1833. 1834).

История cоздания стихотворения:
Однажды, ещё в школьные годы, мне довелось узнать, что у
Пушкина есть неоконченная, недописанная строчка,
фрагмент стиха, расположенный на бумажном листе с
рисунками пяти повешенных. Нарисованная рукой
Пушкина виселица относится к лету 1826 года с телами
декабристов. Осенью того же года Пушкин представил себе,
что могло бы с ним случиться, если бы он оказался с
четырьмя из этих пяти на Сенатской площади. Пушкин
никогда этих стихов не продолжит и не завершит. Задумка
осталась задумкой. Зато у меня зародилась дерзновенная
мысль: "А почему бы мне (чем я хуже Пушкина?!) не
попытаться помочь Пушкину и не написать от его имени
то, что он не успел нанести на бумагу?" Сперва думалось,
что моя гипотеза будет состоять всего лишь из одного-двух
четверостиший, но в процессе работы в роли великого
Пушкина моя фантазия разыгралась, словно неугомонная
морская стихия, и я написал от его имени довольно
объёмное стихотворение, растянув его на добрый десяток
строф, а мой блокнот неожиданно для меня вдруг стал
реставрационной мастерской таинственного пушкинского
черновика, который после поэтического восстановления
загорелся присущим ему блеском.