Хроники метафизической войны

1. НАШ ДЯТЕЛ

Выходит дятел захмелевший
(не птица-дятел, человек),
в очах пожар Москвы дотлевший
и весь двадцатый нудный век,

в руках ружьё, в кармане жменя
патронов, на устах ледок;
убийца Александра Меня –
увы, не он... но он бы смог.

Он морду в небо запрокинет
и вдруг по пустоте пальнёт;
тень лёгкая мелькнёт и сгинет,
и вновь, абстрактная, мелькнёт.

Наш дятел самых честных правил,
стрелять так просто, без причин,
не стал бы. Он ружьё направил
на ангела. Среди морщин

улыбка злая серебрится,
глаза прищуренно-хитры.
Вон, что-то мреет, что-то мнится...
То ангел вышел из норы.


2. ФЕРДИНАНД И ГАВРИЛА

Из дымчато-зыбкого тонкого мира
два ангела вышли на свет:
один Фердинанд был, другой же – Гаврила
(в руке он держал пистолет).

Зашли они в церковь, а день был воскресный,
отец протопоп говорил
с амвона: [бла-бла] «...до чего же прелестный
мирок нам Господь сотворил

под сенью небес и над пропастью ада,
средь стылых вселенских глубин,
и всем бы нам петь да приплясывать надо,
а мы, вишь, уныло сидим;

нам мрачно и страшно, и тошно, и стрёмно...
Очнитесь! Взгляните вокруг:
земля так прекрасна, а небо огромно,
и Бог – самый лучший наш друг!..»

Кивнул Фердинанд, и Гаврила привычно
заученным жестом руки
поднял пистолет, сделал всё, как обычно;
движения были легки.

Отец протопоп повалился с амвона,
взмахнув напоследок рукой,
трагично и плавно, без крика и стона,
в разверзшийся вечный покой.


3. ОПЯТЬ ПОВЕЗЛО

Ангел смерти, толстый, мрачный,
подошёл ко мне. «Прости,
сигаретки не найдётся?»
Я, конечно, угостил.

Затянулся с облегченьем.
Ловко выпустил кольцо.
А потом внезапно плюнул
мне в открытое лицо.

Я стоял, не шелохнувшись,
потому что вдруг за ним
проявилась пара крыльев,
за ушами вспыхнул нимб.

Ёлки, влип я! Это ж ангел! –
промелькнуло у меня.
Он стоял и скалил зубы,
сигареткою дымя.

По бровям слюна стекала.
По ноге – струя мочи.
Я стоял, не шелохнувшись,
и внушал себе: молчи!

Затянулся напоследок,
вставил в ухо мне бычок,
потрепал меня за щёчку.
«Ну, покеда, чувачок!»

И ушёл походкой грузной.
Сладки жира на спине
колыхались, будто студень.
И росло, клубясь, во мне

торжествующее чувство,
как поток шампанских пен,
пузыристо и щекотно
по каналам синих вен

восходило, наполняя
мозг с шипеньем: повезло!
Снова я остался целый –
всем вам, ангелы, назло!

Окрылённый, я вернулся
в дом уютный милый мой.
Нежно взял жену за... это.
И она сказала: «Ой!»


4. ДЫМЧАТЫЙ ВЕНОК

А я сижу на холме и смотрю на звёзды,
в одном зрачке моём память, в другом – печаль,
по закоулкам разума бродят грёзы;
как мармелад, застыла ночная даль.

Я вижу ангелов, тех, что пали,
из средств ПВО подбиты:
задевая крылами за струны печали,
летят, кувыркаясь. Мы квиты.

Их тела отыщет спецрота зачистки,
осиновый кол молотком вколотит
старший прапорщик, пахнущий дешёвым виски,
Джонни Уокером прозванный в народе.

Когда он пьян, он становится особенно точен,
его руки движутся по наитию свыше,
острие направляя в сокровенную точку,
которую он не видит, но как бы «слышит».

А я сижу на холме и смотрю на звёзды,
в одной руке моей чётки, в другой – бинокль,
над головою дымчато-светлые грёзы
тихо плетут замысловатый венок.